Но стержень воли тоже был,
Хоть и настойчиво губил
Он этот дар без сожаленья.
В Иване был источник сил,
Дарующий ему надежду,
Что вскоре сбросит, как одежду
Всё, чем пленён он в мире был.
Бывало, по четыре года
Он трезв как стёклышко ходил
И ощущал себя свободным,
Но был тоскою злой томим.
И трудно описать словами
Ту боль души, то состоянье,
В котором пребывал Иван,
Не поддается то словам.
Физически вполне здоров,
А от души одни обломки.
Он жил как будто в дымке снов,
И каждый день, как на иголки
Ступал он в зыбкий жизни путь,
И думал: «Почему свернуть
Нельзя с проторенной дороги?
Куда несут меня здесь ноги?
Какие в этом смысл и суть?
Да, каждый видит здесь свой сон,
Но для меня кошмарен он…»
Хоть другом книги Ваня не был,
Но и врагом он ей не был,
С утра, бывало, до обеда
Прочтёт кой-что по мере сил,
Потом физической зарядкой
В порядок тело приведёт,
Так изо дня в день и живёт
Покуда уж не станет гадко.
Тогда зовёт его кабак,
Иль дым травы, иль потяжёле,
Но собирает Ваня волю
И всё же крепится, бедняк.
Бывает, вроде эйфории,
Что-то нахлынет на него,
И ощущает Ваня силу,
И бодрость духа своего.
Затем депрессия нагрянет
И вновь весь свет собой подавит.
Знал Ваня, что он нездоров,
Что он в плену своих оков,
Что психика его больная
Лишилась счастия и рая.
«Повсюду лишь кромешный ад,
И нет возврата мне назад,