Ярость Белого Волка

* * *

Командир Авраамиевской башни Епифан Рогатов получил от дьяка Никона приказ: сделать так, чтобы агитатор и негодяй Ванька Зубов «сбросился» со стены и бежал в лагерь ляхов. Дело весьма мудреное, поскольку побег должен выглядеть очень правдиво.

Ночью Рогатов переодел пятерых своих посадских в одежу дворян, пытавшихся еще накануне перебежать к полякам, но вовремя пойманных. Ох, люто не доверял Рогатов дворянам. И было за что. Как только ударили мортиры по Богословской башне со Спасской и Покровской гор, дворяне скатились со стены, как горох. И запричитали, подобно бабам. Хорошо, пришли на помощь посадские и заняли места возле бойниц. Семерых трусов казнили. Других пороли. А вот пятеро решили убежать. Недалеко робятки ушли. Споймали красавцев. Епифан лично руки вязал паскудникам. Так вязал, что кости трещали. Но о предателях говорить вслух было не велено. И то верно. Никто знать не должен. Иначе дух боевой расшатается.

Под покровом мрака переодетые посадские подкрались к воеводскому острогу. Повязали стражу и заперли под замок. Выволокли трясущегося Ваньку на свет дьявольский, свет лунный, накинули кафтан на плечи и велели бежать с ними.

И уже на стене обхватили пояс веревками, накинули полушубок белой овчиной наружу, сунули кусок хлеба с салом за пазуху и толкнули между зубцами. А за веревку-то не шибко придерживали. Ванька грохнулся оземь, едва не покалечив спину. Сверху шикнули, чтобы побыстрее уходил.

Зубов посмотрел на скуластый, раскрасневшийся месяц. Перекрестился. И на деревянных, полусогнутых ногах пошел прочь.

Спустя час, когда Зубов был уже почти у леса, на стене забили тревогу. Началась беготня с факелами в районе Авраамиевской башни.

– Хосподя, помилуй мя, грешного. Помилуй раба Своего, Хосподи. – Ванька суматошно перекрестился несколько раз и нырнул в темную глубину оврага.

Переночевав в низкорослом ельнике, скрюченный холодом, с прыгающей челюстью, утром он попытался выглянуть из оврага, чтобы понять расположение лагеря.

И вовремя выглянул.

Со стороны Покровской горы прямо к тому месту, где он таился, шли двое. Широкоплечий в белой рубахе с засученными рукавами и переломанным лицом, словно по нему лошади скакали. И долговязый, но сразу видно: жилистый.

Ванька мгновенно скорее нутром, чем разумом почуял приближение беды. На нем белая овчина. Сам на человека едва похож с глазами травленого зверя, с черными вспухшими губами и расплющенным от удара носом. Что подумают, коли схватят?