Домишко

Утреннее пробуждение было неприятным. Настолько плохо она себя ощущала, только придя в себя после нападения. В горле царили сухость и противная горечь, язык опух, голова гудела как чугунный колокол, а тело, словно пластилиновое, отказывалось её слушаться. «Ну, я вчера и наклюкалась, – мысленно вздохнула Лариса. – Я так со студенчества не напивалась… Но повод был и не шуточный. Где же ты, Глеб? Что происходит?». Она с трудом поднялась, в глазах потемнело, накатила тошнота, пришлось срочно ложиться обратно.

– Больше в рот ни капли не возьму, – прошептала Лариса, закрывая глаза.

Ожил мобильный телефон, заполняя комнату жизнерадостной мелодией. Женщина поморщилась и потянулась за ним.

– Да, – ответила она хриплым незнакомым голосом.

– Лариса? – неуверенно начал Глеб.

– Милый, о боже, где ты?! – воскликнула Лариса, разом почувствовав себя лучше. – Я тут чуть с ума не сошла.

– Прости, – еле слышно отозвался он. – Я не должен был так… Просто у меня духу не хватило признаться.

«Признаться, – загудело в её голове. – Только не это. Я не смогу без него». Она понимала, что не в силах остановить готовый вырваться страшный приговор, но всё же с отчаянием выдохнула:

– Я люблю тебя.

– Понимаю, – отозвался Глеб, и, несколько секунд помолчав, продолжил: – Поверь, мне тоже тяжело, но любви не прикажешь.

«Не прикажешь, – мысленно согласилась Лариса. – Если бы я могла управлять глупым сердцем, то ни за что бы не разрушила семью. Всё-таки у нас с Николаем было много хорошего».

– За что? – прошептала она, сдерживая рвущиеся наружу слёзы.

Глеб тяжело вздохнул и ответил, словно неразумному ребёнку:

– Лариса, я любил тебя, но потом всё пропало. Не знаю, может, на самом деле я не был готов к семейному быту и постоянным сложностям. Я хотел спокойной счастливой жизни, а с тобой одни головняки.

«Оказалось, я сама виновата», – подумала Лариса и положила трубку, сил продолжать разговор не осталось. Ей хотелось лишь одного – забыться.

Череда дней растянулась в одну сплошную серую полосу, где горечь водки притупляла боль, усмиряла сожаление и погружала в мир, где она могла справиться со всем. Главное – вовремя выпить лекарство…

– Мама, – донесся до Ларисы голос дочери. – Почему у тебя дверь открыта? Мне Глеб позвонил, попросил тебя проведать. Вы что поссорились? Ты где?

Лариса поморщилась, громкие звуки взрывались болью в голове, с неудовольствием пошевелилась на диване и с трудом разлепила глаза. Ей необходимо быстрее принять вертикальное положение и выпроводить дочь отсюда.

– Мамочка, – растерянно пробормотала Алёна, заходя в гостиную и разглядывая царящий бардак и особенно ряды бутылок. – Что происходит?

– Ничего, – хрипло каркнула Лариса. – Всё нормально. Иди домой.

– Ты из-за этого козла пьёшь?! Совсем с ума сошла? Да чёртов альфонс мизинца твоего не стоит!

– Тише, – взмолилась Лариса. – Башка гудит. Принеси воды, пожалуйста.

Алёна побежала на кухню и закричала оттуда:

– Мама, ну ты и грязь развела. Фу, по-моему, у тебя скоро плесень разрастётся и заговорит. Кипячённой воды нет. Подожди, я тут немного помою и чайник поставлю. Кстати, нам надо к среде всё прибрать и сдать квартиру хозяйке. Глеб сказал, что срок аренды закончился.

«А мне даже не позвонил, – с горечью подумала Лариса. – Не хочет иметь со мной ничего общего. Понятное дело, наверное, уже успел влюбить в себя очередную дуру и живёт припеваючи… Мне же теперь только в петлю залезть, чтобы не мучиться».

***

– Мама, я так больше не могу, – закричала Алёна, врываясь в её комнату, словно вихрь. – Ты опять пила.

«Блин, – мысленно вздохнула Лариса, морщась как от кислого лимона, – надо было поглубже за ванну бутылку спрятать. Может, притвориться спящей? Тогда она прекратит так противно вопить и уйдёт на работу. Ну вот что она ко мне привязалась? Не видит что ли, у меня горе. Вся жизнь под откос пошла».

Алёна распахнула настежь окно, вдохнула морозный декабрьский воздух, и неожиданно тихо начала:

– Я безумно устала. Ты пьёшь уже третий месяц. Сколько можно? Я забрала тебя домой, окружила заботой, но ты продолжаешь страдать по этому уроду. Ты не желаешь возвращаться к нормальной жизни, завязать с выпивкой, устроиться на работу. Мамочка, неужели ты не понимаешь, что становишься алкоголичкой? Ты стала красть у меня деньги.

Лариса виновато вздохнула, но не открыла глаза.

– В общем, сейчас я ухожу на работу, а вечером мы поедем в клинику.

«И не подумаю, – мысленно возмутилась Лариса. – Я не алкоголичка, могу остановиться в любой момент. Просто мне сейчас очень тяжело». Не дождавшись ответа от матери, Алёна махнула рукой и вышла из комнаты. Через полчаса хлопнула входная дверь, Лариса перестала изображать спящую и, кряхтя, отправилась на кухню. Жадно выпив два стакана воды, она пошла в душ. Чередуя тёплые и холодные струи, она привела себя в порядок и относительно ясный ум. «Алёна не понимает, что в моём возрасте любовные раны быстро не залечиваются, – подумала Лариса. – Кодироваться мне не зачем, лишь деньги на ветер. Время нужно и покой… Вот только как ей это объяснить?».

Оставалось два часа до прихода дочери с работы, а толковая мысль в голове Ларисы не появилась. С утра она немного погуляла в парке, но встретившись с двумя парочками влюблённых подростков, вернулась домой, по пути подлечив нервы бутылочкой пива. Днём, усовестившись, немного прибралась в квартире и пожарила картошку.

В этот день Алёна пришла позже обычного, с букетом белых хризантем и изящным кольцом на пальце, на её лице блуждала улыбка, а глаза счастливо горели. «Она выходит замуж, – с тоской поняла Лариса, и боль с новой силой заворочалась в груди. – Алёнка ещё такая молодая, а у меня уже ничего хорошего не случится. Всё закончилось». Когда дочь ужинала, Лариса быстро собралась, вытащила из её кармана пуховика несколько сотен и сбежала на улицу. Её не пугал ледяной ветер и колючие снежинки, царапающие лицо, в тайне она надеялась найти смерть, но самостоятельно перешагнуть грань не решалась. Купив бутылку водки, она зашла в первый попавшийся подъезд, поднялась на последний этаж, и там открутив крышку, сделала жадный глоток. Она пила, не чувствуя вкуса, ревела, не ощущая облегчения, жалость к себе, словно росток на благодатной почве, укоренялась и разрасталась, чтобы окончательно погубить.

Тогда она первый раз не пришла ночевать домой. Потом стыдилась, извинялась перед дочкой, клялась исправиться, но выдерживала неделю и опять срывалась. Алёна начала стыдиться матери и расписалась с Алексеем втихаря, скромно отпраздновав важное событие в кругу его семьи и друзей, пригласив только отца. Лариса понимала её и почти не обижалась, беспрекословно согласилась переехать из трёхкомнатной квартиры в комнату в коммуналке, полученную зятем на заводе. Даже радовалась тому, что её, наконец, оставят в покое, да ещё и будут снабжать деньгами на самое необходимое. Сначала дочка заходила её проведывать два раза в неделю, потом реже и реже.

Как-то вечером заехал Николай, Лариса очень удивилась и смутилась. Она стыдливо поправила засаленный халат и пригладила топорщащиеся волосы, которые вчера самолично укоротила.

– Извини, что без приглашения. Дочь попросила тебя навестить, – неловко начал Николай, стоя на пороге её комнаты.

– Проходи, я сейчас быстро чай организую, – засуетилась Лариса, тушуясь под его внимательным взглядом.

– Не надо, я ненадолго, – сказал он, переступая порог и рассматривая её убогую обстановку комнаты.

«Эх, ведь хотела вчера прибраться, – мысленно вздохнула Лариса, стараясь незаметно закатить под диван пустую стеклянную бутылку. – Неужели он простил меня, и ещё не всё потеряно?»

– Алёнка очень волнуется за тебя, а ей сейчас нельзя… Лариска, что с тобой стало? – неожиданно спросил Николай. – Ты всегда такая правильная, рассудительная была, я просто не узнаю тебя. Бросила семью ради этого хлыща, а теперь просто гробишь себя. Неужели в твоём понимании это настоящая любовь?

Лариса опустила голову и прошептала:

– Прости меня.

– Я ненавидел тебя, Лариса, а сейчас мне жаль тебя.

Она заплакала, кинулась к его ногам, обхватила их, и залепетала:

– Коленька, давай всё забудем, начнём всё сначала.

– О, чёрт, Лариса. Сейчас же встань! – Он с силой схватил её и усадил на диван. – Ты мать моего ребёнка, поэтому я пришёл сюда, но, пожалуйста, не строй иллюзий.

Она понимающе кивнула, но по щекам против воли побежали слёзы. Она сама во всём виновата.

– Я женюсь, Ларис, и уезжаю в Сочи, так что бери себя в руки и заботься об Алёнке или хотя бы не плоди ей проблем.