Я понял, что, скорее всего, ещё не просыпался. Или это белка?
Нет, первый вариант нравится мне гораздо больше.
…Жизнь может вести вас прямиком в тупик.
Или стремительно возносить всё выше и выше, подобно приливной волне.
Цунами – практически, тоже приливные волны.
Мой случай – это не слишком широкий коридор. Освещённость всё время меняется. По обеим сторонам – соответствующие картины. Света впереди не видно. Вообще говоря, впереди не видно ничего – видно только то, что по сторонам. И в данный момент.
По месту работы я занимаю общественную должность секс-символа. Если кто-нибудь мечтает достичь того же, даю подсказку.
Самый верный способ – не иметь ни с кем отношений, за исключением вербальных. И, от случая к случаю, тактильных. То есть, говоря попросту, легких, изящных зажиманий.
Если вы не очень понимаете, что это такое – советую воздержаться от второй части. В сущности, в юридическом отношении это не опасно. Слухи о широком распространении исков по поводу сексуального домогательства сильно преувеличены. По крайней мере, в этой стране – здесь пока ещё навалом проблем посерьёзней. И потом – если вы станете уворачиваться от соприкосновений с коллегами противоположного пола – не подумают ли о вас то, что из таких действий вполне вытекает?
Один из моих приятелей бросил работу в школе, поскольку проникся мнением, что в глазах общественности это автоматически зачисляет его в предположительные педофилы. По-моему, он чересчур чувствителен.
Семнадцать лет назад, на третий или четвёртый день своей учительской карьеры, я проверял тетрадки. Дело было относительным вечером – то есть, по окончании второй смены. Старшеклассницы, в количестве доброго десятка, пришли со мной знакомиться, – и мы очень мило провели время. То есть, мило поболтали. В сущности, это не совсем моё представление о хорошем проведении времени с вполне годными, по крайней мере, на вид, к употреблению девицами, – но, как я уже сказал…. Наша разница в возрасте составляла от силы семь лет. Не очень помню затронутые темы – во всяком случае, наутро, мой педагогический рейтинг вырос на порядок.
В позапрошлом году ситуация повторилась с пугающей точностью. ( Я имею в виду ощущение дежавю, естественно. В самой ситуации ничего страшного не было).
Некоторые осложнения чуть не возникли позже – но об этом в другой раз.
Итак, никаких отношений.
Я не забыл свою начальницу. Я просто тактично о ней умалчиваю.
Также я пока умалчиваю о нашей школьной медсестре. (Или лицейной)? Но, совершенно очевидно, нашей. Ни у кого не хватило бы самоуверенности назвать её просто своей. Я имею в виду замечательную медсестру Лену по прозвищу «Железные колени». Попозже мы с ней познакомимся.
…Случилось так, что вторично за этот день в себя я пришёл опять лёжа – правда, не в кровати, а на диване. Как ни странно, в голове у меня практически полностью прояснилось.
Видимо, из-за этого идиотского сна.
Время приближалось к трём. Я дотянулся до «листалки» и включил телевизор. (Здоровенный ЖК и кинотеатр были куплены на остатки былого благосостояния – равно как и довольно навороченный компьютер, которым я, правда, не очень-то умею пользоваться. Современному человеку эти причиндалы заменяют мебель, так что торг здесь неуместен и приходится вкладываться по полной).
Сон, впрочем, не такой уж идиотский. Скорее, забавный. И даже, в чём-то, заманчивый. Да что там – крайне заманчивый.
Новости были какие-то скучные. По воскресеньям редко что-нибудь происходит. Оно, в сущности, и понятно – у всех выходной.
Не выключая телик, я поднялся, зашёл в туалет, обстоятельно отлил, и только после этого заглянул на кухню.
Обе бутылки и нарезанный лимон в пластиковой тарелочке находились на своих местах.
Если выбросить из головы давешний сон, то не могу припомнить, откуда взялись эти предметы. Впрочем, открытие скорее приятное – обычно, после бурного уик-энда, скорее, чего-нибудь недосчитываешься. Хотя, какой же он бурный? Вполне стандартный – для меня – уик-энд.
Я открутил пробку, с некоторой опаской понюхал. Нормальный коньяк. Следовало, пожалуй, снять пробу. Вполне положительный результат.
Теперь необходимо закурить и хорошенько задуматься.
Вообще говоря, с запоминанием снов дело у меня обстоит плохо. Скажем так – проснувшись в середине кошмара, я помню его в деталях – но только до следующего пробуждения. Иногда получается видеть сон не только изнутри, но и как бы со стороны. В этом случае можно, до известной степени, управлять событиями, – вот только не знаю, настоящий ли это сон, или разновидность какого-нибудь другого состояния.
Так или иначе, недавние события я помнил необычайно хорошо.
И, главное, – помнил Формулу.
О Принципе, кстати, тоже.
Некоторые осложнения, о которых я упоминал, начались тогда, когда одна из моих старшеклассниц решила, что влюбилась. Не то, чтобы она обрывала мне телефон или караулила в подъезде. Не делала попыток остаться после уроков под предлогом крайней непонятливости. Не заходила, невзначай, на перемене, чтобы с недвусмысленным видом облокотиться на стол.
Эта сучка сочиняла стихи.
И приносила их на рецензию.
Вы можете представить такое испытание? Это же прямо Данте!
Если вдуматься, в наши дни стихи как-то не читают – если это не Вишневский, и если это называть стихами. И, в сущности, вроде бы не пишут – Евтушенко и Вознесенский оставались последними, но мне давненько ничего не попадалось.
Таким образом, критерий оценки оказывается существенно размытым, и было совершенно непонятно, от чего отталкиваться. Не от Пушкина же? Пушкина следует поберечь – это наше всё.
Но в том-то и дело, что наша поэтесса писала четырёхстопным ямбом.
При этом девица была без очков, без русой косы, с пирсингом и мелированием – то есть, вроде бы, совершенно нормальный представитель младого и малознакомого племени.
Стихи у неё получались довольно благозвучные, с одним и тем же героем – много испытавшим и загадочным, благородно печальным и бла-бла-бла. Лирическая героиня реконструировала разные обстоятельства его жизни – безусловно, полной трагичных и героических событий.
Вирши не были так уж безнадёжно плохи. Просто она с ними опоздала – лет этак на сто.
Я отнёс бы их знакомому редактору в местную газету – но беда в том, что герой уж слишком был внешне похож на меня – от масти и проступающей местами седины до ямочки на подбородке. Предположим, поэтическую колонку хоть кто-нибудь читает.… Хотя, о чём я: эту прочли бы все – ещё бы: «Наша Вика!..».
Девицу звали Вика, и очередной опус она выдавала каждые две недели. Приносила и молча опускала на стол. На другой день являлась в учительскую и вопросительно смотрела на меня.
На протяжении года я хвалил их, высказывал отдельные косметические замечания и старался вести себя максимально естественно.
Вы спросите – с чего я взял, будто представляю для неё интерес не только как литературный наставник? Не выдумываю ли я? Не пытаюсь ли попросту потрафить свому самолюбию? В конце концов, девушка вела себя прилично и всё такое…
Я отвечу – вот именно, «всё такое». Её стихи были шифром, и не слишком замысловатым. Будучи единственным читателем, я видел, как нарастает напряжение. Если вы видели хоть одну передачу ВВС о сейсмологах, то поймёте.
Просто удивительно, что вокруг никому ничего не показалось. Как вы понимаете, такого не бывает, особенно в школе. Даже если её назвать лицеем.
Не знаю, в каком направлении устремилась бы ситуация в дальнейшем. Что-то шептало в моё ухо – развязка близится, и последствия мне не понравятся. Слишком уж напряжённой становилась эта тишина.
Всё закончилось совершенно неожиданно и странно.
Где-то за неделю до выпускных экзаменов, Вика вместе с братом и родителями попала в автомобильную аварию. Заурядное боковое столкновение двух легковушек на перекрёстке. Скорости были невысоки, и все отделались ушибами и царапинами. Все, кроме Вики. Удар пришёлся на её сторону, и сломанное ребро практически проткнуло сердце. Смерть наступила мгновенно.
Как шептались потом у нас, эксперты хоть и определили причину, но так и не смогли понять, почему так вышло. Встречный удар был не так уж силён, повреждения автомобилей и травмы пассажиров, соответственно, незначительны. Банальное ДТП, адекватные последствия. Ничто не объясняло, почему именно для Вики оно закончилось так ужасно.