Формула

Это что ещё за хреновина?

Я сел на кровати, оглядываясь на темноту и вслушиваясь в тишину.

Через несколько секунд начал различать контуры предметов. По крайней мере, это не чужое неизвестное место.

Что мешало мне щёлкнуть ночником?

Озарить это пространство светом и убедиться, что мои джинсы и сигареты лежат на тех местах, что я бросил их вчера?

Вы будете смеяться.

Что-то находилось за балконной дверью, и мне совершенно не хотелось его видеть.

Тем более, показывать ему себя.

Рядом с кроватью у меня нет ни одного тяжёлого предмета – за ненадобностью. Если вы замечали, эта самая надобность всегда возникает совершенно неожиданно.

Можно, конечно, спрятаться под одеяло, но я не уверен, что в моём возрасте это так уж помогает.

Балконная дверь распахнулась как раз в тот момент, когда я на неё уставился. Что-то бросилось на меня. Не слишком большое, – на уровне моих коленок, насколько я мог понять, квадратное и, скорее всего, очень зубастое.

При этом, оно молчало.

Понимаете – эта тварь бросилась на меня, не издавая ни звука.

Ничто не готовит нас к таким испытаниям. В любимых фильмах даже акулы, пираньи, или, скажем там, особо злобные черви при нападении издают ужасающие вопли.

Молчаливое нападение – это не только вызов традициям, но и попрание всех канонов жанра.

…Так что, кричать пришлось мне – все эти бесконечные секунды, часы или сутки, на протяжении которых тварь приближалась.

Возможно, имеет смысл закачать другую мелодию для мобильника?

Я имею в виду – специальную мелодию для Веронички. Хотя, что бы это могло быть? «Greensleeves»? Маловероятно. Скорее, «Smoke on the water». В общем, что-нибудь громкое и жизнеутверждающее. Насчёт громкости мобильников у меня особое мнение. В нужный момент ты их не слышишь – и это портит тебе карьеру, или разрушает личную жизнь. В ненужный, когда, например, ты сидишь на премьере в президентской ложе, они вопят, как Шарапова на корте, – и это тоже не улучшает ни твоей карьеры, ни личной жизни. В общем, всё относительно.

– Я тебя разбудила?

Тварь за окном медленно растаяла в сумеречном свете. Сколько же сейчас времени?

Я протиснулся мимо девушки Даны – кстати говоря, она отнюдь не спешила выполнять порученное. Так или иначе, говорить с одной женщиной в присутствии другой я не могу. Никогда не мог. А если мог, то назвать это «говорить» у меня просто не повернётся язык.

– Ты так и не ответил.

– Я… обдумываю.

– Вот как? А мне казалось, дело совсем простое.

Это дело, пожалуй, что и простое. Хотя, не настолько, раз ты звонишь между ночью и утром. Или бессонница замучила?

– У тебя всё в порядке?

Короткая пауза. Но, всё-таки пауза.

– Да, пожалуй. Кто-то звонил только что. И молчал в трубку. Я подумала, может, ты…

Никогда так не поступаю – может пару раз по застенчивой юности. Помню, я добыл телефон соседки из дома напротив и звонил, когда она выходила на балкон. Была раньше такая традиция – обсиживать по вечерам балконы и пялиться во двор. Иногда переговариваясь при этом или просто обмениваясь приветственными взмахами. Эпохой раньше люди собирались на лавочке. В наши дни прячутся за шумозаграждающими пластиковыми окнами. Так вот, соседка спешила в комнату, а я, разумеется, молчал. Но очень уж давно всё это было.

– Нет, не я. Ошиблись номером, скорей всего.

– Да, наверно. Но в тот момент мне показалось, что кто-то просто слушает.

– Ты насмотрелась сериалов. Или начиталась Дина Кунца.

– Скорей всего. Извини, что разбудила. Досыпай.

Слушая короткие гудки, я вдруг понял, что беспокоюсь.

Конечно, мелочь – да вот только много ли места в моей нынешней жизни остаётся для мелочей? Я казался себе человеком, о котором забывают, когда он выходит из комнаты. Получилось, что это не так. Во всяком случае, как ни крути, Вероничка, в известной степени, человек из моего окружения, а значит, дело заслуживает какой-никакой проверки.

Девушка Дана неслышно приоткрыла дверь.

– Вас ждут. Проводить?

Нас было трое в этой полутёмной подземной комнате. Не то чтобы она была мне так уж незнакома, но чувствовал я себя здесь, в очередной раз, препаршиво. Из-за того, что никогда не мог определить глубины её местонахождения. Из-за того, что, в моём представлении, комнаты не бывают сами по себе, а здания, частью которого она, скорее всего, являлась, я не мог представить даже приблизительно. Из-за того, что я, в сущности, не был уверен, та ли эта комната, что и в прошлый раз. Или, тем более, позапрошлый.

В сущности, всё это, наверно, можно было разузнать. Только зачем? На этой службе мне вполне хватало собственных секретов. А также чужих, от которых не удавалось увернуться – в результате, я был набит секретами под завязку. Тайна подземной комнаты (или комнат) могла оставаться исключением. По крайней мере, пока.

Итак, нас было трое – рейхсляйтер Борман, профессор Бергауз, и я.

Я – полковник Отто фон Хайниге, вообще говоря, уже несколько лет как убитый свободолюбивым патриотами страны, название которой я так и не смог – или, точнее, не успел запомнить.

Вру. Просто не хочу его называть.

Через некоторое время я воскрес (нет, «ожил» звучит всё-таки скромней). Сменил внешность, имя и место службы. Технически это было нетрудно – мои родители, к сожалению, давно умерли, сестёр или братьев я не имел. Жениться как-то никогда не приходило мне в голову; знакомые… теперь вряд ли они могли меня узнать. Таким образом, новой жизни ничто не препятствовало. Точнее говоря – об устранении препятствий не надо было думать…

Отказаться от этого предложения было невозможно. Уж слишком неправдоподобно большая работа была проделана теми, кто, в конечном счёте, остановился на моей кандидатуре. А привычка с уважением относиться к свому и, особенно, чужому труду засела во мне с детства. Была, конечно, и ещё одна причина. …Впрочем, нет. Убирать меня в тот момент не имело никакого смысла. Вот потом – совсем другое дело. Тем более – сейчас.

Впрочем, я отвлёкся. Вернуться к своей биографии можно и позже.

– Вы уверены, что… увидели это правильно?

Как обычно, лицо Бормана мало что выражало. Может быть, вежливый интерес к собеседнику. Естественно, не для профессора. Ему смотреть на лица было необязательно.

– Похоже, на этот раз я даже не остался в одиночестве?

Рейхсляйтер перевёл взгляд на меня.

– Именно так, герр профессор. Поэтому нас интересует, возможно ли какое-то отклонение от данной вероятности? Предположим, путём внесения некого непредусмотренного действия?