Мост

Акафист

В воскресенье, пятого октября, к обеду Алексей почувствовал слабость в теле. Прилёг на диван и проспал три часа. Проснулся от жара. Тело всё горело. Смерил температуру, градусник показал 38,0. «Ну, не привыкать», – подумал Алексей. Достал из аптечки упаковку пакетиков жаропонижающего и стал их пить через каждые три часа. Ночью не спал. Ломило кости и мышцы.

К шести утра неожиданно всё прошло. Поехал на работу. Около дверей работы всё вернулось – стало опять совсем плохо. Скрутило так, что подумал: «Сейчас, как герой, умру на рабочем месте». С трудом дошёл до своего кабинета. Проглотил болеутоляющее. Сослуживцам сказал, что заболел, и решил вернуться назад, домой. По телефону вызвал такси. Дома вызвал врача.

Врач, молоденькая девушка, как ни странно, приехала быстро. Оказалась она не из поликлиники, а из коронавирусного центра. Выписала таблетки, взяла мазок на ковид и ушла. Таблетки оказались хорошие. Температура два дня была 36,6. Через два дня пришёл результат анализа. Он показал, что Алексей болен ковидом 19. Пришёл другой врач. Принёс другие таблетки, антибиотики. Их надо было принимать по пять штук за раз три раза в день. Волонтёры принесли телефон, и Алексея поставили на видеоконтроль. Выходить из дома нельзя, иначе штраф до тридцати тысяч рублей и уголовная ответственность. Плюс еще нужно делать фоторегистрацию каждые два часа на телефоне с отправлением своих фотографий на специальное приложение. В больницу Алексей не поехал, находился дома под наблюдением врачей поликлиники.

Прошло восемь дней. Положение ухудшалось. Температура стала уже 39, горло першит, кашель, слабость. Таблетки были почти все выпиты. Да и не мог он уже их глотать. Его от них тошнило.Ел мало. Похудел на шесть килограмм. Милые друзья и сослуживцы помогали советами. Кто-то посоветовал поднять настроение просмотром юмористических концертов «Уральских пельменей». Алексей посмотрел их с десяток. Не помогло. Другой, посоветовал посмотреть фильмы про мужественных военных. Посмотрел и это, не помогло.

И вот наступило 13 октября. Было семь часов вечера. Таблетки все выпиты. Ничего не помогает. Температура не спадает. Сил никаких. Родственники все обзвонились, что мол каждый час на счету, вызывай скорую, давай в больницу, нет положительной динамики. Мысли, что он не выздоровеет, у Алексея появились. Чувство отчаяния: «Что делать?».

Лёжа на кровати, Алексей обводил глазами свою комнату. Вещи вокруг дорогие и не очень. Они уже ему больше не понадобятся. Фото любимой жены, умершей в прошлом году от рака. «Лишь бы с тобой там встретиться», – подумал Алексей. Иконы. И вдруг взгляд Алексея остановился на иконе Божьей Матери. Она была обычная, недорогая, купленная в иконной лавке. Свет в комнате был выключен. Горела только лампадка, а икона вся светилась. Алексей вдруг понял: «Покров. Завтра 14 октября – Покров Божьей Матери». Он взял телефон и набрал запрос в интернете: «Акафист Покрова Божьей Матери». Интернет дал два варианта: можно прочитать его за двадцать минут или прослушать в записи из Троице-Сергиевой Лавры в исполнении хора монахов продолжительностью один час шесть минут. Алексей выбрал Лавру. Стоять он не мог, но и лёжа слушать акафист тоже нельзя. Он сел, положил телефон на колени и включил просмотр. Света нет. Горит лампада, и звучит акафист.

Он не просто поётся. Он льётся и заливает своим содержанием всю комнату. В какой-то момент Алексей начал понимать, что здесь, в комнате, – только он, монахи и Божья Матерь. Алексей стал понимать каждое слово акафиста, всё его содержание. Странно, но за этот час никто не позвонил ему, не нарушил покой. Кончается акафист, начинаются молитвы Божьей Матери, кажется, кто-то ещё начинает молиться за него. Это жена. Он, Алексей, толстый, страшный, грешный должен был умереть первым, а умерла первой она и теперь молится за него. Прости меня за всё, женушка родная. Кончились и молитвы.

Алексей отложил телефон в сторону. Колыхнулся свет от лампады, как будто прошелся кто-то перед иконами. Что-то изменилось. Алексей посмотрел на пальцы рук, они были все в поту. Капельки пота покрыли все тело, даже ноги. Он упал на подушку. Чуть позже померил температуру, оказалась нормальная – 36,8. Зазвонил телефон. Это родственник, врач, на счёт переезда в стационар:

– Ну что, едем в больницу?

– Нет, – ответил Алексей.

– А почему?

– Ощущаю положительную динамику, – с уверенностью произнес Алексей.

Больше Алексей никаких лекарств не принимал.

На следующее утро, в десять часов, он включил телевизионный православный канал и смотрел, сидя на стуле, Божественную Литургию со службы Покрова Божьей Матери. На чтение Евангелия, Херувимской, Символ Веры, Благодарение, Отче Наш, Святая Святых он даже смог встать. Служба закончилась. Алексей выключил телевизор. Посмотрел на иконы. Он теперь понял, какое главное лекарство от ковид и кто его вылечил. Это теперь его лекарство. Кто-то выздоравливает от врачей и таблеток, а кто-то от прочитанного акафиста. Как Бог даст.

Детские слёзы

Алексей опять уже целый год работал учителем физической культуры. Ведь он хотел завязать с этой профессией, которой отдал много лет своей жизни. Устраивался он в эту школу на должность руководителя и тренера стрелкового клуба по двум причинам. Первая – Алексей знал, что профессии учитель и тренер по нервному напряжению отличаются друг от друга. Учитель учит всех детей без разбора, хотят они этого или нет, хорошие они или плохие. А тренер – только тех, которые, осознано сделав выбор, пришли к нему заниматься. Тренер может в любой момент плохих воспитанников отчислить. А в школе ты плохих учеников не отчислишь. Будешь маяться с ними до 11-го класса. Поэтому на этой должности Алексей решил отдохнуть. А во-вторых, Алексей был толстым. Он считал, что любой учитель может быть толстым.

По любому предмету, но только не по физкультуре. Толстым он был потому, что был склонен к полноте и любил поесть. И не просто поесть, а вкусно поесть. А вдобавок он любил готовить и готовил вкусно. Ничто и никто его не могли свернуть с этого пути. Ни уговоры родных и близких. Ни критика друзей и сослуживцев.

Однако с тренерской работой у Алексея не получалось. Неожиданно, прямо перед первым сентября, из школы ушёл учитель физической культуры, и директор попросила его временно поработать в этой должности. Это «временно» затянулось уже на год. Уроки физкультуры детям нравились. Алексей был человек добрый и весёлый. Уроки у него тоже были добрыми и весёлыми. Он не делил детей на «спортивных» и «неспортивных». Проводил эстафеты, подвижные и спортивные игры. Победителям вручал сладкие призы, купленные за свои деньги. Объяснял значение физкультуры для жизни. Ставил оценки за работу на уроке, а не за выполнение норматива. Поэтому дети на уроке у него получали, в основном, пятёрки. А кому такие уроки не понравятся?

А сейчас Алексей дежурил на перемене в проёме узкого школьного коридора. Ученики сновали туда – сюда, и его задача состояла в том, чтобы они пропускали друг друга и не сталкивались. Он прислонился к косяку входной двери в спортивный зал и смотрел на майское голубое небо. Рядом остановилась девочка из пятого класса, Настя. Она была самая маленькая среди пятиклашек. Чтобы казаться повыше, она делала на голове большие банты и была похожа на красивую, маленькую куклу. Настя, напряжённо всматриваясь в Алексея, вдруг заплакала. Плакала она беззвучно.

Просто большие слёзы катились у неё из глаз.

– Ты что, Настя, тебе плохо? – встревожено спросил Алексей.

– Вы скоро умрёте, – продолжая смотреть на него сквозь слёзы, ответила девочка.

– Почему же я должен умереть?

– У вас синие губы. Моя мама – врач. Она говорит, что если у толстого человека синие губы, то он скоро умрёт, – произнесла Настя, еще сильнее заплакав.

Алексей решил всё превратить в шутку:

– Ну и что. Умру я, и дадут вам нового учителя – молодого, красивого, стройного.

Не надо было этого говорить. Настя начала сильнее плакать, говоря сквозь:

– Не хочу нового! У меня есть уже учитель – это Вы. Я до вас четыре года не ходила на физкультуру.

Справку всем показывала, а к вам хожу, и справку спрятала, потому что мне нравится.

И она заревела ещё сильнее. Алексей был в шоке. Из-за его полноты плачет ребёнок. Он кому-то так нужен в этой жизни, что льются детские слёзы. Вот это оценка его работы. Не хватало, чтобы ещё завуч увидела плачущего ребёнка возле него. Разбираться не будут. Скажут: «Виноват учитель, довёл ребёнка до слёз». Еле успокоил Алексей Настю. Дал ей конфету и сказал, что он очень постарается, будет стройным, и Настя плакать больше не будет. Настя ушла.

Алексей выдохнул с облегчением. Зря выдохнул. На следующий день, после уроков, Настя пришла с мамой – врачом эндокринологом. Мамаша налетела на Алексея коршуном:

– Моя единственная дочь пришла домой из-за Вас вся в слезах, заплаканная и расстроенная. Весь вечер просила меня вылечить Вас. Так что предлагаю Вам консультации по сбросу лишнего веса. Я работаю в платной клинике, мои консультации стоят дорого, но ради спокойствия моей дочери для Вас они будут бесплатны. Буду вас консультировать в мае и в летние каникулы. Постарайтесь выполнить все мои рекомендации. Вы же не хотите постоянно видеть слёзы моей дочери?

Конечно, этого Алексей не хотел и решил серьёзно выполнять все предписания. Консультации начались. Сначала из рациона был исключён хлеб и всё мучное. Через неделю – сладкое. Ещё через неделю – солёная еда. Перед летними каникулами она принесла, какие то банки с порошком для приготовления пищевых коктейлей. Сказала, что это очень дорогие штуки, но для Алексея они – бесплатны. Теперь вместо завтрака – пищевой коктейль. Через месяц и вместо ужина – пищевой коктейль, плюс каждый день физические упражнения, которые Алексей подберёт сам. Вес уменьшался. Звонила она раз в неделю, но про потерянные килограммы она не спрашивала.

– Почему? – задал вопрос Алексей.

– Во-первых, через мои консультации прошли десятки людей, и результат только положительный, – прозвучало в ответ – а во вторых и дочь мне сказала, что вы человек слова и вам можно доверять. Ну, после таких слов и мнений Алексей понял – назад дороги нет.

В июне начался Петровский пост, и мама-врач была очень рада, что Алексей полностью перешёл на растительную пищу. Даже когда кончился пост, Алексей не переедал и точно соблюдал все рекомендации. Как только он хотел что-нибудь нарушить, перед глазами появлялся образ плачущей Насти.

В июле Алексей добавил к физическим упражнениям ежедневное плавание по часу. На каникулах он чувствовал себя как на спортивных сборах. Прогулки, велосипед, упражнения, тренировки с гантелями, плавание, растительная диета, пищевые коктейли – делали своё дело. Живот сильно уменьшился. Алексей специально не взвешивался – хотел удивиться в последний день августа. К концу лета он мышечный и сильный. За три дня до окончания лета он вернулся в город. Решил пойти прогуляться. Зашёл в лифт на своём этаже. В лифте ехали три здоровых подростка и курили. Алексей сделал им замечание. Они ему ответили грубо и даже толкнули. Он даже не понял, что он сделал в ответ, но путь на первый этаж подростки закончили лёжа. Первого сентября он встал на весы, потом вышел на торжественную линейку, где его встретили Настя с мамой. Главное, что Настя улыбалась, а не плакала. Потому что синих губ, да и живота у него уже не было. Сказал маме – спасибо за скинутые 33 килограмма.

И на вопрос коллег по работе, что заставило его сбросить лишние килограммы, кратко отвечал – Только детские слёзы.

Мишень

Алексей стоял у входа в войсковой музей и ждал прибытия экскурсионного автобуса. В преддверии юбилейной даты, битвы под Москвой, столичное правительство выделило средства на организацию посещения музеев воинской славы школьниками в выходные дни. На экскурсии приезжали только мальчики. Программой предусматривалось: ознакомление с экспозицией музея, осмотр военной техники части, выступление ветерана войны и солдатский обед, приготовленный полевой кухней. Всё это и должен был организовать старший лейтенант гвардейской воинской части Алексей. Алексея в музей прикомандировали на один месяц после госпиталя, чтобы он окончательно восстановился. Ему казалось, что его направили не служить, а, как будто, послали отдыхать в санаторий. Ни построений, ни учений, ни нарядов, ни дежурств. Пришёл в музей к восьми часам, встретил группы экскурсантов. Организовал экскурсии. Накормил. Проводил школьников и в пять вечера домой пошёл. Красота. Казалось бы, всю жизнь так служить можно. Но он был боевым офицером, и такая санаторная служба тяготила его. Хотелось обратно в свой батальон, к своим ребятам. Ученья скоро – готовиться нужно.

И вот – последняя суббота сентября, последняя экскурсия. Алексей, подставив лицо тёплым лучам солнышка, радостно подумал: «Всё, сейчас, как обычно, спокойно всё проведу и в понедельник – в свою часть, в свой взвод». Его мечтания прервал шум подъехавшего автобуса. Автобус был небольшой, мест на двадцать, шикарный, не экскурсионный. На нём был написан номер школы. Алексей был москвич и знал, что только элитные школы имели собственные школьные автобусы для доставки учеников от дома до места учёбы. И только в элитных школах состав класса не превышал пятнадцати – двадцати учеников.

Из автобуса вальяжно вышел сопровождающий, и также вальяжно стали выходить дети. По одежде, по походке, по манере поведения, даже за это короткое время высадки из автобуса, Алексей понял, что эти старшеклассники уже чувствуют себя элитой общества.

Экскурсия по музею прошла вяло. Как ни старался экскурсовод музея, никаких эмоций его рассказ о героях войны у ребят не вызвал. Пошли в парк смотреть боевую технику. Реакция – такая же. Да, военная техника, да, большая и грозная, но нам это не интересно. Ведь воевать будут другие. У нас другая судьба. Такое внутреннее состояние ребят выражали их лица.

Привезли на машине ветерана войны, участника битвы под Москвой. Алексей подумал с сожалением: «Мало их осталось, старые совсем». Ветеран говорил тихо. Ребята его не слушали. Стоял шум. Вальяжный сопровождающий подал всем какой-то знак. Воцарилась тишина, только все ребята наклонили головы и стали смотреть куда-то вниз. Алексей посмотрел и понял, что им было разрешено включить телефоны, и все школьники, положив мобильники на колени, уткнулись в экраны. Некоторые просто что-то просматривали, другие играли в стрелялки или в гонки. Голос ветерана звучал теперь более отчётливо.

Это был честный ветеран. Он рассказывал про войну не с видом на парад Победы, а с видом из окопа. Он сказал, что пока он воевал под Москвой, состав взвода менялся трижды. Из ста человек первого состава их в живых осталось только трое. Ветеран, наверное, понял, что его не слушают, и сказал немного громче, чем обычно: «Всю войну я чувствовал себя мишенью. Мишенью, в которую постоянно целится враг. И он промахивается редко. Если бы ваш класс участвовал в этой битве, в живых остался бы только один человек. Выбирайте – кто?». Этот вопрос прозвучал так неожиданно, что все подняли головы: «А, правда, кто?». Ветеран тяжело поднялся и сказал: «Мне надо немного отдохнуть, а потом продолжим». Его увели в соседнюю комнату. Вскоре к Алексею подошёл директор музея и сообщил: «Мы отъедем в медицинскую часть. Ветерану надо сделать укол. Не хватало еще, чтобы он здесь умер. До обеда еще полтора часа. Делай что хочешь, но детей чем-нибудь займи».

Алексей посмотрел на этих томных, избалованных юношей и хотел было разрешить им играть в любимые телефоны, но тут в окно он увидел подъехавший «Урал». Это ребята из хозяйственного взвода. Они каждый день возят в переносных термосах обед взводу обслуживания стрелкового полигона, а в музей, по договорённости, завозят почту. План действий созрел моментально. Конечно то, что он задумал было нарушением всяких правил. Но Алексей решился:

– Ребята, кто хочет привезти домой настоящих лесных грибов и съесть их в день сбора? Поднимите руки! – все дружно подняли руки. – Тогда посидите тут немного, я договорюсь с транспортом.

Алексей быстро выскочил на улицу. Подошёл к старшему. Он его хорошо знал и попросил отвезти детей вместе с ним до полигона. Всё равно стрельб нет, так как выходной, а детишки пособирают грибы немного. Договорились, что он их высадит, не доезжая полигона, а на обратном пути, через час, как покормит солдат, захватит ребят обратно. Машина была большая, с тентом и сидениями внутри. Все дети поместились. Сопровождающий остался в музее с вещами и автобусом. Как он сам выразился: «Для связи со школой». Но Алексей понял, причина не в этом. Это был грузный, немолодой мужчина, и перспектива лазить по кузову машины и потом час ходить по лесу его не прельщала.

Через минуту все радостно уселись, шелестя пакетами для грибов, в кузов машины на бортовые сиденья и поехали. Не доезжая до полигона метров пятьсот, их высадили у поворота, так что с вышки стрельбища этого не заметили. Уже сама эта поездка в необычных условиях подняла настроение ребят. Они радостно углубились в лес, который окружал стрельбище со всех сторон. Сюда, в охраняемую зону полигона и стрельбищ, никогда, никого не допускали, поэтому и грибы стали попадаться сразу. И чем дальше, тем больше. Ребята никогда не видели такого. Стоял тёплый, влажный сентябрь. Обилие грибов поражало. Грибники кучковались вокруг Алексея и далеко от него не отходили. Он посоветовал собирать одни белые и подосиновики. Дети так и сделали. Незаметно прошли полтора километра. Пакеты были уже полны грибов, и пора было возвращаться назад.

Ребята посмотрели на поле стрельбища и увидели большой квадратный щит. Они остановились и спросили Алексея, что это такое и почему рядом – длинная яма. Алексей объяснил, что это – мишень. На стрельбище устанавливаются разные мишени на разных расстояниях от места стрельбы. Эта мишень установлена на расстоянии полтора километра и предназначена для стрельбы из танковых пулемётов. А яма рядом называется траншея. Она два метра глубиной и предназначена для обслуживания мишени: её крепления, поворота, замены и ремонта. Ребята попросились залезть в траншею. Алексей разрешил. Ну, когда ещё дети увидят такое. Они оставили пакеты с грибами под деревьями и залезли в траншею. Она была длиной метров пять, стены укреплены досками. Посередине стоял металлический механизм для подъёма и крепления мишени.

Алексей хотел уже выводить ребят из траншеи, как вдруг услышал протяжный вой сирены. Такой сигнал подаётся на стрельбище перед началом стрельб. Случилось то, чего не должно было быть. Обычно, по субботам и воскресениям, стрельбы не проводились. Суббота считалась парко-хозяйственным днём. В этот день на стрельбище подметали, мыли, убирали помещения, проверяли электронику. Если надо, то чтото чинили. Оказывается, как потом узнал Алексей, в нашу страну приехал президент дружественной страны, и в понедельник его пригласили на показательные стрельбы в эту гвардейскую воинскую часть. Об этом узнали только в субботу утром, и сразу было принято решение о проведении тренировочных стрельб из крупнокалиберных пулемётов.

Алексей быстро соображал. Через минуту начнутся стрельбы. О выходе из траншеи не может быть и речи. Их перестреляют как цыплят. По статистике двадцать процентов пуль летит не в мишени, а именно в лес.

Алексей крикнул: «Всем сесть!». Судя по его голосу, дети поняли: что-то случилось. Алексей ждал второго сигнала сирены. По нему можно определить – из какого оружия будут стрелять. Прозвучало три прерывистых сигнала. Это значит, что будут стрелять из крупнокалиберных пулемётов. А это значит, что будут стрелять по ним. Мозги работали как отлаженный механизм, прорабатывая все возможные действия в этой ситуации. Главное – это жизни детей. С первыми выстрелами начнётся паника. Нет, грохота не будет. Будет дикий свист пуль, тысяч пуль. Они будут крошить мишень, бруствер, камни вокруг.

Сейчас он снова – боевой офицер. Он повернулся к детям. Те сидели на корточках. Лицо Алексея изменилось. Из добродушного лица музейного работника, радостно встречавшего экскурсионные группы, оно преобразилось в лицо властного командира, отдающего приказы. Фразы звучали чётко и отрывисто:

– Ребята, с этого момента вы не школьники, а солдаты, и я ваш командир. Я вас сюда завёл, и моя задача вывести вас отсюда живыми. Сейчас начнутся стрельбы, а наша траншея – это мишень. Мы можем кричать, но нас не услышат. Мы можем выбежать и махать руками, но нас не увидят. Это заброшенная мишень и по ней стреляют редко, поэтому впереди неё почти на двести метров идёт сплошной кустарник высотой выше человеческого роста. Мишень будет видна, она возвышается на два с половиной метра, а нас, машущих руками, с линии огня не будет видно. Приказ такой. Всем сесть на землю, на дно траншеи! Не орать! Терпеть! Стрельба продлится минут двадцать. Как услышим сигнал отбоя – бегом в лес и назад к дороге.

Тут встал самый здоровый юноша, Максим, и начал говорить голосом, не терпящим возражения:

– По Конституции и законам нашей страны вы не имеете права удерживать нас в этой земляной яме, а должны отвести нас к автобусу и отправить домой.

– И по Конституции, и по законам нашей страны, – глядя на него сквозь зубы, процедил Алексей, – я сейчас дам тебе в глаз. А если ты не понял, то я тебе врежу во второй глаз, – и уже проорал ему в лицо. – Сядь и молчи.

Только он это сказал, послышался свист пуль, а потом приглушённый звук выстрелов вдали. Пули летели над ними, попадали в мишень, в бруствер. Как будто рой металлических ос кружил над траншеей. На секунду всё смолкло. Судя по звуку, стреляли из пулемета ПКТ 12.7 мм. Сейчас пауза, идёт смена стреляющих единиц.

– Все сидим, не встаём! – скомандовал Алексей. Он мог бы этого не говорить, парни после первых выстрелов просто вросли в землю. Опять началась стрельба. Свист усилился. Калибр пуль изменился, увеличился.

Это уже – пулемет КПВТ 14.5 мм. «С БТРов бьют», – определил Алексей. Пыли стало больше. От мишени стали отлетать мелкие куски. Опять пауза. Опять смена. Алексей прислушался. Звук двигателей усилился. Нет, это – не БТРы. Что-то на гусеницах и легче танков. Раздался необычный свист вращающихся башен. «Это очень плохо», – мелькнула мысль в голове Алексея. Такой звук был у «Шилки». На ней уже не пулемёты, а автоматические пушки калибра 27 мм. Их четыре штуки, каждая скорострельностью 2000 снарядов в минуту.