С парусами по жизни. Часть 2.1. Онежско-Ладожские приключения

Мы стоим прямо у кормы небольшого сухогруза и невольно слушаем разговор двух матросов на корме, что курят, сидя на лавочке прямо рядом с нами (слышно не все):

– … руководитель страны (наверное, речь о Президенте) – это государственный муж, приходящий, как мужик, в новую семью с десятком детей и сотней родственников, которые смотрят на него с широко раскрытыми ртами, и все кричат: дай! дай, дай! – матрос затягивается глубоко, выпускает дым, стряхивает пепел за борт и продолжает:

– Новому папаше, чтобы брак не распался, нужно со всеми найти общий язык, блин, и старых фаворитов убрать – друзья есть и свои.

– Да, блин…

Матрос сидит к нам спиной, наклоняется к приятелю, что-то говорит и его не слышно.

– Кэп, слушай, какой у нас народ политизированный, даже матросы на швартовых о политике говорят, – Боцман.

– Да хрен с ними, надоело это уже.

Капитан сухогруза по громкой связи дал команду снимать швартовы, и матросы ушли. Ворота шлюза открылись, сухогруз начинает движение. Его корма удаляется, а мы и не заметили, как прошло шлюзование, получая урок новой семейной жизни – интересно матросы пляшут.

Час за часом мы уходили на Север к заветной цели на встречу с Онегой, проходя знакомые уже места, ставшие родными. Даже на ночную стоянку мы вставали, говоря: пошли на наше место, где стояли. Мы двигались в светлое время, вставая за час до наступления темноты и выходя на маршрут с рассветом. Если и тратим время утром, то только на купание.

Вот такие картинки мы видим каждый вечер в пути

Светает. Ночной туман еще не ушел с реки, а из «заводи», где мы стоим, и вовсе. Вода теплая и парит. Медленно спускаешься по трапу, и без плесканий и оханий, чтобы не спугнуть утреннюю тишину и восходящее солнце, опускаешься в воду и неторопливо крадучись плывешь, погружаясь в туман. Очертания лодки размыты. Солнце поднимается, вот мачта освещена, а вот и палуба, а Боцман, пока купается Капитан, готовит чай с бутербродами и ждет, когда я поднимусь на борт, а потом уже опускается в воду сам. Он знает, что Кэп не любит шума-гама в воде и оханий, и суеты в кокпите, да и лодку покидать нельзя – всегда кто-то из «понимающих» должен оставаться на яхте, это хорошая морская практика. Пьем чай минут 5—10 и поднимаем якорь. Выходя на фарватер, слушаем эфир на 5-м канале. Обычно на фарватер лодку вывожу я, а Боцман выносит в кокпит лоцию, бинокль, если нужно, одежду, что-то пожевать и меняет меня, а я иду заниматься любимым делом – заполнять СЖ и дневник.

Второй год мы идем без Эдди, и нам его сильно не хватает. Когда уходит друг, уходит часть тебя. Когда мы проходили нижнюю Шексну, там было место такое, километров пять-семь протяженностью, где жили огромные слепни – кусачие такие мухи. И мы всегда вспоминали, как Эдди, сидя в кокпите, ловил ртом пролетающих слепней. Он сидел в стойке «смирно» и только делал выброс морды вперед, хватая пролетающую муху. А Боцман, весь укутанный и в маске для ныряния, стоя на румпеле, бил мух полотенцем и кидал Эдди, который ловил добычу пастью на лету.

Пройдя Вытегорский маяк, мы взяли курс на Большой Клименецкий, чтобы сразу заночевать на Кижском фарватере и сходить потом в Кижи, а уж там видно будет. До места назначения топать нам было около 75 миль, а это примерно 15 часов хода. Как заходить в губу будем – с запада или с востока, определимся по ходу, какой ветер будет и как пойдем, а там, глядишь, еще миль 15 прибавится. Неплохой переход для одичавших в каналах и шлюзах яхтсменов.

В бухте «восточной» на Б. Клименецком

Однако, по ходу планы поменялись вместе с изменением погоды и ветра. Идти пришлось в лавировку на встречный ветер и волну. Было принято решение зайти в бухту Восточную на южной оконечности острова Большой Клименецкий. Детского спортивного лагеря, что стоит тут ежегодно, еще не было, и мы встали к дебаркадеру школы при входе в бухту. Как обычно, решили стоять пару дней. Поставить сеть, купаться и выспаться. Грибов пока не было. Часто шли дожди и грозы. На третий день мы выбрали «окно без дождя» и перешли на Кижский фарватер, затем встали за небольшим островком, искупались, покормили комаров и пошли слушать переговоры капитанов пассажирских кораблей. Часто, перейдя с пятого канала на «оговоренный», капитаны общались по-свойски, наверное, лежа в каюте. Подобное мы наблюдали и слушали с Боцманом много лет спустя, стоя в Стамбуле в ожидании конца шторма, и слушали наших ребят на сухогрузах, что десятками стояли на рейде Стамбула. Это как хороший радиоспектакль – развлекуха и источник информации.

Утром долго выжидали, когда прекратится дождь. Нам до заповедника ходу минут 30. Мы видели, как мимо острова к Кижам прошли два четырехпалубных «пассажира». Отвязались от берега, подняли якорь и неспешно пошли искать место, где пристать к берегу или причалу.

– Кэп, подходим! Вон купола, – Боцман уже суетился с якорем и концами.

– Не торопись. Там к причалам не подойти, корабли стоят. Может, обогнём остров левым боротом и к магазину, к деревушке?

– Там яхтсменов не любят.

На подходе к Кижам

Мы обходили остров, рассматривая храм и берега в бинокль, ища место для стоянки. Но наш взгляд постоянно упирался в таблички «ПРИСТАВАТЬ НЕЛЬЗЯ» или «ЯКОРЯ НЕ БРОСАТЬ». Наконец, подошли к рыбацкому пирсу на дальней оконечности острова, где было несколько домов и магазин. Положив с кормы якорь, подошли носом к пирсу и уперлись в табличку «Туристам НЕ вставать». Решили сходить по очереди, или пусть Боцман будет разведчиком, сходит в музей, храм и магазин. По времени на это отводилось полтора часа. Сам же я занялся приборкой в каютах и просушкой хлеба, который хранился в белых холщовых мешках. Погода этим летом выдалась дождливая, и хлеб из-за влажности постоянно плесневел.

Разложив хлеб в кокпите, под солнцем, я прилег в кают-компании, и уж начал было дремать, как был поднят стуком в борт. Поднялся на палубу и увидел стоящего на пирсе милиционера – молодого парня лет двадцати пяти. В одной руке тот держал рацию, в другой – велосипед.

Пока я говорю с блюстителем порядка, пришли за нашим хлебом

– Вы капитан?

– Да.

– Вы знаете, что здесь нельзя приставать?

– Да.

– Тогда прошу отойти от пирса и стоять на якоре.

– Боцман пошёл в магазин и скоро вернётся. Я каждый год здесь бываю и пристаю именно здесь, нам заповедник не нужен. Мне будет трудно одному подходить к пирсу – место здесь неудобное, да и ветер боковой сильный. Может, разрешите постоять до возвращения Боцмана?

– Ладно, но не больше часа.

В знак благодарности я протянул милиционеру 50 рублей, по московской привычке:

– Спасибо! Держите на пиво, погода-то шикарная.

– Я не пью!

– Ну, пригодится…

– Нет! Это вам не Москва, где все продается и покупается и менты продажные…

– А вы что, там бывали?

– Да, бывал. К земляку своему заезжал. Он здесь работать не смог и подался в столицу к родственнику, так тот его в гаишники устроил. Теперь отрабатывает.

– Ну и как?

– По-вашему, он как человек живет, а по-нашему, как бандит.

– А у вас что же, этого нет?

– Да нет, почти. Все на виду. Это у вас там людей, как деревьев в лесу, не уследишь!

– Что же вы не остались в столице?

– Мне и здесь хорошо. Здесь Родина.

– Скоро здесь никого не останется, Родина о вас забудет.

– Да, людей все меньше. Но ничего, Бог даст, поднимемся! Россия вообще если возродится, то только окраинами! Так, договорились – через час уходите!

Милиционер уезжает, а я только теперь замечаю гвалт и кружение чаек над кокпитом, которые стремятся схватить и поднять в воздух батон белого хлеба.

– Вот они, местные менты и гаишники!

Боцман осмотрел заповедник, узнал, куда лучше приставать и с кем договариваться, если подойти к пассажирским причалам с другой стороны – с парадного входа, куда подходят четырехпалубники, и мы отошли, как я и обещал служителю правопорядка.

Боцман Володя, в ожидании команды Кэпа: «забрать конец»

Шардоны на Онеге это одно из самых красивых мест. Не побывать там нельзя. Мы уже хорошо изучили акваторию островов и знаем, как подходить, где встать. Это сейчас на яхтах стоит столько современных приборов – и эхолоты вперед смотрящие, и навигационные системы в кокпите, и радары, и приемники погоды, даже неинтересно ходить становится, а раньше вообще ходили по бумажным картам и компасу, по пеленгам. Эхолоты не у всех были. Эти острова – любимое место яхтсменов из Петрозаводска, и у каждого своё укромное место. Шторма на Онеге ого-го какие бывают. Мы же стояли не на самом защищенном месте, но зато с него открывались виды на волшебные закаты. Яхтсмены сюда не вставали. А мы со своей кучей якорей и длинных швартовых концов с опаской, но вставали. Именно здесь нам удалось поймать трех сигов по килограмму и закоптить их.