Время Ворона

– Ладно, пойдем, потолкуем с ними, – Мартин накинул дублет.

Ввосьмером они вышли на встречу Домагою и его друзьям. Домагой был сербом под семь пудов весом с красной круглой рожей и курчавой бородой. Его руки были толщиной с бревно. В лагере общались обычно на венгерском разной степени владения, хотя многие бегло говорили на двух-трех наречиях.

– Славный Домагой, что тебя привело к нам? – Мартин хотел казаться вежливым.

– Саксонец, отдай мне этого шелудивого пса Конрада, он совращал мою подругу. Я ему все ребра пересчитаю! – Домагой был настроен решительно.

– Она согласилась сама и взяла задаток. Хотя, если б я знал, что она твоя подружка, я бы не слез с нее и, уверен, что….

Конрад не закончил ехидную фразу. Мощный удар в челюсть сбил его с ног, но не оглушил. Мартин подскочил, схватил серба за дублет и дернул на себя так, что на землю посыпались как горох медные пуговицы. Далее, он с размаху головой в лицо ударил Домагоя, остальные воины схватились с друзьями серба. Поднявшийся Конрад, начал пинать упавшего здоровяка. Возня длилась какое-то время, прибежала охрана и палками и разняла дерущихся. Били на совесть – дубовая палка по спине быстро прививает смирение, одного особо непримиримого из приятелей Домагоя вырубили начисто, товарищи его под руки утаскивали к своим палаткам.

– Эй, ты, сербская рожа, неплохо мы вас отделали? – Конрад с разбитыми губами был зол как черт, Домагой сплюнул кровью в его сторону и процедил:

– Паскуда…

– Конрад, заткнись! Еще неизвестно, чем это аукнется, – Мартин рявкнул на зарвавшегося друга, прикладывая холодное навершие кинжала к глазу.

Наутро, всех восьмерых лишили двухнедельного жалования и отправили чистить сточные рукава и канавы и рыть новые, раздельно и в разные концы. До самого вечера они занимались этим нужным, но весьма пахучим, делом, к вечеру абсолютно потеряв обоняние от ароматов лагерной канализации. На следующий день с утра и до вечера был марш – через лес, речку, болото, мимо ферм взвивалась пыль от шагающих ботинок и сапог солдат. Они шли со своим оружием, с сумками, где хранились их пожитки, скатанными теплыми плащами, водой. Бесконечные тренировочные поединки, жестокая дисциплина, рейды закаляли солдат. Сытная простая еда отлично подходила образ жизни солдат, благо, гурманов среди них было немного. На христианские празднества их кормили праздничными блюдами.

Так продолжалось в течение нескольких недель до осени 1474 г. Тогда был назначен смотр пополнения и последующая отправка некоторых рот по местам дислокации: на фронтир – границу, сразу в пекло – на подавление очередного восстания или на войну.

На смотр прибыли легендарные командиры короля Матиаша – Иштван Батори, Балаж Мадьяр и его зять, огромный великан Пал Кинижи, верхом на огромном черном коне. Мартин сам был очень высоким парнем, но такого великана он видел впервые, а в плечах Кинижи был шире вдвое-втрое любого из солдат. Хоть ему и было двадцать восемь лет, он был суровым воином со шрамом наискосок через пол лица. Даже Волкан с братом и Домагой выглядели не крупными по сравнению с ним. На деньги короля и за часть жалования, пополнение для наемной армии Батори было готово и выглядело внушительно в новом снаряжении и с новым оружием. Тяжелая пехота была в латах и держала великолепные глефы, алебарды, вужи, а у десятников и сотников были немецкие мордаксы в руках, стрелки имели арбалеты и аркебузы, щитоносцы горделиво держали ярко-раскрашенные щиты-павезы с гербами и просто живописными рисунками.

– Годное пополнение, Иштван у тебя, – произнес старый Балаж Мадьяр, в шаубе с отложным воротником балканского стиля, под шаубе был дорогой костюм и кольчуга, на боку висел меч с s-образной гардой и овальным навершием.

– Скоро проверку в бою им проходить, – отвечал Батори.

– Уже? – Мадьяр с удивлением покосился на товарища.

– Да, на границе с Олтенией шайки разбойников грабят селян и торговые пути.

– Сам поведешь? – включился в разговор Кинижи.

– Нет, отправлю две сотни под командой Яноша Фаркаша – моего вассала. Четверть ветеранов дам в отряд и этих новобранцев. На рассвете выступать им.

– Король собирает совет, османы готовятся вторгнуться в Молдавию. Матиаш хочет помочь Штефану, – продолжал Пал.

– Молдавия… – задумчиво произнес Батори, – Мы еле ноги оттуда унесли, короля три стрелы тогда пронзили, потеряли треть армии. Не забуду эту бойню у Байи. А теперь, союз с этим коварным и мстительным Штефаном?

– Матиаш – великий король, он просто так не поднимет армию для этого цыганского князька. Значит, что-то большее османы готовят, ведь после усмирения Валахии, Молдавия на очереди у султана. Турок держим мы – мадьяры уже сто лет. Отец короля был их врагом, теперь сын продолжает дело, – отвечал Балаж, – А эти валахи и молдаване все равно падут либо перед нами, либо перед турками. Рано или поздно.

– Разбирайся со своими бандитами и собирай все отряды на юго-востоке. Очень скоро будет война. А мы с Балажем поднимем дружины секеев и ополчение саксов чтоб усилить королевскую армию. Плюс беженцев-сербов с границы подтянем и банды силезцев, далматинцев и богемцев, – хлопнув по загривку коня, резюмировал Кинижи.

– Ладно, повоюем за молдаван, в первый раз что ли, – усмехнулся в черные висячие усы Батори, попутно приветствуя проходившие мимо шеренги солдат.

Глава 2. Боевое крещение

Отряд, в который попала рота Мартина, возглавил венгр-дворянин по имени Янош Фаркаш. Для последующего повествования необходимо пару слов сказать об этом воине.

Этот Фаркаш был типичным мадьярским рыцарем двадцати трех лет от роду, вернее, венгерским дворянином из бедного, но древнего рода. В свое время их род не стал магнатским, ровней знатным Селешам, золотым «змеям» Гараи или яростным «белым волкам» Запольяи, а присягнул не менее древнему и не менее бедному роду «драконьих клыков» Батори. При Яноше Хуньяди и короле Матиаше Батори начали стремительно возвышаться, а значит и Фаркаши. Не зря дед Яноша, старый безногий ворчун Джушдак отправил старшего внука воевать за сеньора в королевские войска. Сам дед потерял обе ноги, сражаясь еще за Сигизмунда против гуситов. Тогда девятнадцатилетний юноша получил ранение из орудия, раздробившей голени так, что их пришлось ампутировать. Но это не помешало Джушдаку заделать своей жене восьмерых детей, воевать еще двадцать лет в седле, потерять двоих сыновей при Варне и самому получить удар копьем от сербского рыцаря из контингента Лазаревича, сражавшегося за турок, и еле унести ноги, которых, в принципе, и не было, оттуда. Дома в Фаркашваре, маленьком замке около австрийского пограничья, он кашлял кровью. Все думали, что помрет, но седого волка это не сломило, и он поправился, правда, на войну он больше не ходил. Отец Яноша, великолепный боец и поэт Имре из Фаркашвара, служил Яношу Хуньяди, был с ним в плену у Влада Дракула, защищал его грудью в битве у Железных врат и во второй битве при Косово. Затем возглавил отчаянную атаку на янычар при Нандорфехерваре, был телохранителем Ласло Хуньяди, а погиб, будучи верен посмертной клятве Яношу Хуньяди и защищая его сына Ласло. Старшего сына Хуньяди обвинили в попытке захвата власти и убийстве Ульриха Цилли – заклятого врага рода Хуньяди. Погиб Имре, отбиваясь от вооруженных людей магната Гараи. Сражался знатно, убил шестерых, пока не рухнул иссеченным и был добит знаменосцем Гараи, худородным дворянином Верешом из Ниша. Это был последний сын Джушдака и осталось пятеро внуков и четыре внучки. Внуков он называл волчьей стаей и с детства натаскивал их на войну. Уже с тринадцати лет каждый из них участвовал в походах, охотах и обороне владений. Так погиб двоюродный брат Яноша, задранный на охоте медведем – четырнадцатилетний парень не совладал с рогатиной и был растерзан косолапым, которого добивать пришлось Яношу. Занятый терзанием тела и ослепший от ярости раненый зверь не заметил паренька с клевцом за спиной, один удар в затылок у сочленения черепа и позвоночника и грозный зверь рухнул на свою добычу. В пятнадцать лет его отдали оруженосцем к Батори, где он пребывал и поныне. Умение охотиться и холодно рассчитывать момент удара очень пригодились Яношу, в частности, во время заданий Батори.

Фаркашу приказали истребить разбойников, перекрывших южные тракты и парализовавших торговлю в это районе. Он устроил засаду для разбойников около придорожной таверны, где шайка отдыхала и кутила, но ошибся в численности противника. Только треть его отряда вступила в бой, остальные были оставлены в резерве. Внезапная атака на пьяных разбойников, спящих или шатающихся праздно по подворью, принесла начальный успех, выбежавшие из трактира были повалены арбалетными болтами. Мартин и другие пехотинцы налегке, без лат только в шлемах и железных перчатках атаковали противника. Он сбил в сторону удар своим немецким вужем и уколол того острием в грудь. Острие вошло в человека, тот ахнул, а Мартин повинуясь науке, полученной от ветеранов, провернул острие с хрустом в груди. Так он впервые убил – быстро, стремительно, машинально, почти без эмоций. Некоторая заминка могла стоить ему жизни, один и разбойников в лохмотьях замахнулся на него цепом, но запрокинулся на спину, хватаясь за глазницу, в которой торчала, оперенная черным пером, стрела. Мартин обернулся и увидел молодого куна, натягивающего композитный лук снова, тот ему слегка подмигнул и улыбнулся – мол, не зевай.

Вокруг люди дрались, кричали и ругались на немецком, венгерском, сербском, валашском языках. Стонали раненые, пленных почти не брали. Мартин видел, как вожак банды – громила в ржавой мятой кирасе – пронзил коротким копьем одного из пехотинцев, а другой солдат в это время крюком глефы подцепил вожака за колено и уронил. Следующим ударом он пригвоздил атамана к земле – острие глефы прошло насквозь. Командир их отряда, Янош Фаркаш получил небольшую рану в руку, но зарубил пятерых бандитов, Мартин помогал раненому в ногу Конраду бинтовать рану. Бой стоил отряду восемь бойцов убитыми и полтора десятка ранеными, разбойников насчитали убитыми тридцать одного и еще шестеро попали в плен. Рыцарь Фаркаш поблагодарил воинов и обещал заупокойную по павшим. Трактирщик вылез из заведения – побитый, голый до пояса и мелкими порезами по всему телу, он был не в себе, его усадили и дали флягу с водой. Путано он пояснил, что тут произошло.

– Неожиданно… Вчера после полудня, а я давеча пополнил… запасы пива и винища… значится так… нагрянули эти и устроили Содом и Гоморру, прости, Господи…… изнасиловали девок-работниц моих, Янку ножом пырнули…… Один говорит «давай ее, пока теплая еще, чо добру пропадать» …Ужаса такого не видел никада……меня резать начали забавы ради…, – тут он зарыдал взахлеб, – За что? Просто так, потому что захотели… не грешил почти, даже пиво не разбавлял никогда и тут… – он схватился за голову и больше не говорил до утра. Солдаты вынесли на руках девок – растрепанных, в рваной одежде и крови. Одна была мертва, кто—то пырнул ее ножом меж ребер, вторая, видно, повредилась умом и только мычала. Бандитов немного допросили, что и как было узнали и избили. Тут же их повесили перед строем на раскидистом дубе, Мартин в деталях и так близко впервые наблюдал повешение – хрип, синеющее лицо, конвульсии и последующее испражнение, он подумал, что лучше быть порубленным на куски, получить стрелу, чем помирать так мучительно и страшно. Своих наемники короля погребли в отдельных могилах, а разбойников оставили местным селянам закопать и обчистить то, что не заметили солдаты. Трофеев было немного, Мартину достались три монеты и кожаный заплечный мешок с припасами – шпиком, связкой чеснока, сухарями и сменным бельем, которое Мартин выбросил. Кто-то снял овечьи шкуры или сапоги с убитых, но то все были ветераны. Молодые солдаты брезговали одеждой с мертвечины. Опытные солдаты обсуждали бой непринужденно, а молодые шли молча и совсем не смеялись. Мартин заметил десятка три гусар в ярких одеждах, за ними понуро шли две лошади без хозяев. Среди них он заметил гусара, спасшего его накануне и помахал ему рукой.

Шедший рядом солдат спросил:

– О чем, малой, думаешь? Убил уже? Не думай много, вот это и есть твоя настоящая работа, и благодари Бога, что ты пережил свой первый бой, – он указал на груду тел разбойников – А это падаль и есть, жили как стерва и сдохли как стерва. Не переживай, малой.

Шеренги маршировали на юго-восток, слева ехали рысью всадники, знаменосец нес впереди прямоугольный флаг с изображением арпадских полос и ворона династии Хуньяди и стяг с черным восстающим вервольфом Яноша Фаркаша. Боевое крещение прошло, но впереди их ждало намного большее испытание их сил и воли.

Глава 3. Ярость Молдавии

Столица венгерского королевства – роскошный город стоял на Дунае, разделенный на три части и королевский дворец. К слову сказать, это три соседних города, а ныне постепенно врастающих друг в друга – Буда, Пешт и Обуда. В Буде была резиденция короля, там находился его дворец и охрана. Пешт являлся преимущественно торговым поселением, а Обуда – древним центром, со старыми романскими церквями и кварталами ремесленников.

В главном зале дворца на троне в позе мыслителя сидел король Матиаш Корвин, рядом стоят около дюжины советников – палатин, надоришпан, баны и магнаты, среди них Миклош Уйлаки, Пал Кинижи, Иштван Батори, Балаж Мадьяр, Влад Дракула и другие.

– Господа, наш сосед и бывший противник господарь Штефан Молдавский вступил в войну с турками. Армия Сулейман-паши уже собирается в Эдирне. В связи с этим, храбрейший Влад Дракула предлагает послать помощь, забыв о разногласиях. Что скажет Высший совет?

– Штефан – хитрый лис, он справился с нашей армией как-то раз, справится и с турками. Какой нам прок от помощи ему? – осторожно, подбирая слова, молвил Батори.

– Такой, что Молдавия последний буфер на востоке между нами и османской империей, с тех пор как уважаемый Влад оказался у нас, а трон занял его брат Раду – Валахия уже не наш союзник, – смело ответил ему Балаж Мадьяр.

– Это так, но я верну себе трон, и Валахия еще послужит борьбе с турками, – пророкотал Дракула, низким голосом, от которого даже стены задрожали. Вообще, единственный человек, кто не испытывал скованности перед этим человеком, был сам король. Это было трудно передать, но при короле Влад Казыклу был другим, он признавал примат Корвина и верно ему служил. Даже Кинижи невольно сжимал рукоять чинкуэды на левом боку, в присутствии Дракулы. Жестокость и какой-то безумный огонь в зеленых глазах Дракулы многих заставляли чувствовать себя неуютно и ощущать напряжение.

– Но пока этого не произошло, а сейчас целесообразно поддержать Молдавию, иначе мы потеряем со временем нашу Трансильванию и Семиградье, – продолжал Балаш.

– Отправим крупный отряд с юга, такой же отряд оставим на границе для заслона в случае разгрома Штефана. Мы ничего не потеряем, но есть шанс обрезать бороду турецкому султану. Я сам готов отправиться туда, – выступил Кинижи, указывая пальцем на карту перед королем.

– Могучий Пал, я знаю, что твоя храбрость не уступает твоей силе, – улыбаясь, сказал молодой король, – Поступим так. Кинижи с пятью тысячами солдат идет к границе, из них две тысячи идут Штефану на помощь, остальные с Палом ждут на границе. Молдавский экспедиционный отряд возглавит кто-нибудь из ваших капитанов.

– Пусть это будет Михаэль Фантс, и его лейтенантом будет Янош Фаркаш. Достойные воины, а Фаркаш еще и благородный дворянин, – предложил Батори.

– Но это еще не все, – король выглядел озабоченным, – Наши шпионы сообщили, что в Валахии сложилась благоприятная обстановка для нас, – он повернулся к Дракуле, – Твое время, Влад, снова пришло, вы с господином Батори соберете отряд твоих сторонников и наших солдат и будете ждать завершения молдавской кампании, а затем стремительным рейдом вторгнитесь в Валахию и вернешь себе власть. Что ж, все решено! Не будем терять времени! Священная Корона и Ворон!

– Священная корона и Ворон! – хором повторили все в зале и, поклонившись королю, начали спешно расходиться.

Тем временем на Дунае происходили чрезвычайно интересные события. Яркая, пестрая армия переправлялась через величайшую реку Европы. Поздняя осень, но Дунай не замерзает даже зимой, понтонные мосты из барж через реку были переполнены людьми. Армия и обозные телеги медленно ползли на другой берег. На холме над переправой наблюдал за всем этим верхом на белом коне Сулейман-паша в окружении пышной свиты в богатых турецких доспехах. Ниже стояли охранники – сотня латных пехотинцев в пластинчатых доспехах – зырхли нефер – элитная пехота с тирпанами-глефами, копьями и щитами.

– Ну, пусть этот князек Штефан попробует устоять перед мощью солнцеликого султана, его крестьяне разбегутся пред силой ислама! Это будет легкая победа, но в назидание всем мы разорим эту страну, оставим пепелища и горы трупов, а этого дикаря Штефана на аркане притащим и бросим в ноги султану.

– Аллах милостив! Да дарует он победу правоверным! Иншалла! – воздев руки к небу, возвестил мулла в зеленом халате и белоснежном крупном, точно гигантская луковица, тюрбане.

– Уважаемый Мустафа Ходжи прав! Мы принесем тысячи голов неверных в Истанбул! Мы заберем их детей в рабство! Пусть эта земля будет пустыней, чем логовом подлых кафиров! – с горячностью возвестил молодой турецкий командир, стоявший слева от Сулеймана.

– Зима близко – это не хорошо для наших лошадей и верблюдов. Да и солдаты наши привыкли к мягким зимам, – опытный командир средних лет осадил запал юноши, – Мы должны быть осторожны, господин.