Самосбор. Бетонное сердце

Впрочем, в перепроверке не было нужды. Из-за спины Юру окликнул молодой лаборант, намереваясь вручить приказ директора об уплотнении помещений. Собственно, в самом приказе говорилось о том, что отдел прикладных исследований переезжает в четвертую лабораторию, а их бывшее помещение переоборудуется под склад высокотоксичных материалов.

Не то чтобы это сильно большая проблема, но четвертая лаборатория занимается испытаниями высокопрочных материалов. Там и в перерывах дальше метра без крика ничего не слышно, а в остальное время находиться в ней без защиты слуха просто опасно. Ни о какой нормальной работе там говорить не приходится. В другой бы раз Юра попытал счастье у Виссариона Ивановича, но в свете недавнего инцидента лучше ему на глаза не попадаться.

День приобретал все более и более яркие краски.

Помещение четвертой лаборатории представляло из себя жалкое зрелище. На стенах под облупившейся краской зияли пятна сырости. Тусклая «лампа Ильича» едва освещала окружающее пространство, которого по сути и не было. Между многочисленных барокамер, спектрометров и лазерных станков проходила узенькая тропинка, соединяющая дверь с рабочей зоной.

На удивление Юры, привычный шум фотонного компрессора, наполняющий собой лабораторию с утра до ночи, сменился на бульканье и слабый металлический стук. Разгадка таилась в глубине техно-джунглей. На маленьком пяточке у стены развернулся межведомственный сабантуй. Отдел прикладных исследований слишком широко трактовал свое название и, скажем так, распространял его дальше своих должностных инструкций, прикладываясь к жестяному стакану с мутной жидкостью. Тем временем два молодых гладко выбритых лаборанта в мятых халатах суетились вокруг самопальной перегонной установки. Юра демонстративно покашлял, но кроме скучающих взглядов в свою сторону он ничего не дождался.

– Никак новоселье отмечаем? – устало проговорил Юра и сел на табурет в углу стола. – Вы бы хоть предупредили, что кабинет забрали.

– Так мы сами только утром узнали, мы тебе даже записку оставили.

– Ничего вы мне не оставляли, – раздраженно отметил Юра.

– Ну как же? Серега тебе на стол положил.

– На тот? – ученый показал на стол в самом углу зала.

В воздухе повисло неловкое молчание.

– Ладно, – нарушил тишину Юра. – Стакан есть?

Василий вытащил из недр столовой тумбочки мятую жестяную кружку и подставил ее под кран медного змеевика, который тотчас изрыгнул из себя серую жидкость.

– Светлая память, Леонид Степанович, – Юра поморщился и опрокинул в себя горькое зелье.

Подчиненные покорно последовали примеру начальника и опустошили свои емкости.

– Замени фильтр и подними температуру на пять градусов, – Юра сделал замечание лаборанту и, хлопнув его по плечу, направился к своему рабочему месту.

Включив настольную лампу, начальник отдела принялся разгребать бумажный хаос, доставшийся в наследство от покойного предшественника. Примерно через полтора часа непрерывной сортировки отчетов, заключений и приказов Юра почувствовал, как по лбу стала стекать маленькая дурнопахнущяя капля. Потом еще одна и еще одна. Глаза медленно проследовали по траектории вверх, пока не наткнулись на проржавевшую трубу, проходившую вдоль всей лаборатории и над столом ученого.

– У вас капремонт когда запланирован?

– Ну так, – замялся лаборант, – вроде две недели назад был.

– А это что? – Юра показал на трубу.

– Так это, новую поставили. Старая вообще сыпалась на глазах, каждый день новая заплатка.

– Как вы тут вообще работаете? – почти срываясь на крик возмутился Юра.

– Так и работаем. Нам выбирать не приходится, сам знаешь, незаменимых людей нет. Будем пальцы гнуть, мигом в отряд зачистки отправят, на корм тварям. А тут хоть оклад, жалование хорошее и место тихое.

«А ведь и правда», – подумал Юра. Давно говорят, что завхоз в доле с директором. Один краску налево таскает, а Виссарион Иванович поддельные сметы подписывает, не без собственной выгоды. И ведь ничего не сделаешь, там все, до самого верха, повязаны. Вот и приходится терпеть. Хотя в данный момент Юра понимал, что в этом месте у него никакого терпения не хватит. Поэтому остаток времени до обеда он провел сидя на столе, подставив на свое место стеклянный таз.

Среди многочисленных документов то и дело встречалась одна и та же незнакомая фамилия, обрамленная в синюю звездообразную печать.

– А кто такой Кириенко Эс Пэ? – обратился к присутствующим Юра.

Ответом было молчание и россыпь пустых взглядов.

– У нас звездная печать у нач безопасности, – пояснил ученый.

– Ну, так Митрохин начбез, Сергей Степанович, – недоуменно ответил Сергей.

– А я о чем? Причем тут Кириенко?

– Позвольте, такие печати не только у него, – вклинился в разговор один из лаборантов. – Насколько я помню, СБ их использует.

– Мы все тут под колпаком, особист на особисте, особистом погоняет, – рассмеялся Вася.

– Молчал бы лучше, а то всех нас здесь… – Сергей сквозь зубы осадил коллегу.

– А я что? – невинно развел руками Василий. – Я ничего, просто хочу выразить искреннюю благодарность за то, что берегут меня от меня самого же.

– Так, хватит! – Юра решил остановить крамолу, пока не поздно. – Иди домой и проспись, а отгул задним числом напишешь.

Василий бодро выпрыгнул из-за стола, одарив присутствующих театральным поклоном. Подойдя к выходу, он резко обернулся назад и изогнул руку в локте со сжатым кулаком.

– Слава Партии, товарищи! – он чуть ли не нараспев прокричал лозунг и скрылся в дверном проеме.

Персонал отдела таял на глазах, хотя после самогона продуктивность труда и так была сомнительная. «Но что теперь, все бросить и завтра с чистой головой? – вздохнул про себя Юра. – Кстати, о штатном расписании. Где начлаб? Сложно поверить, что вся лаборатория держится на двух зеленых юнцах».

– А ваши-то где? – поинтересовался Юрий у лаборантов.

– Уже третий день на нижних уровнях, полевые испытания проводят, – почти синхронно ответили парни.

– Третий день, говорите? – удивился ученый.

– Да, мы разработали новую систему прогнозирования Самосбора, – воодушевленным голосом стал рассказывать самый молодой. – В теории, она сможет определять его за полчаса до начала. Согласно нашим данным, на цокольных уровнях частота Самосбора выше на двенадцать процентов, вот и решили там проверять. Хотя вы же понимаете, что явление не самое пунктуальное, видимо, ждут момента.

В последних словах лаборанта прозвучали нервозные ноты. Такое чувство, что его начало одолевать беспокойство за судьбу коллег, которое он всеми силами пытался скрыть.

Дожимать парнишку Юра не хотел, лишь скорчил искусственную улыбку, мол, «да, да, все хорошо», и хотел было закончить разговор. Однако побороть природный научный интерес Юра так и не смог.

– Позволь поинтересоваться, а на каких принципах действует ваша система?

– Конечно, – ответил лаборант. – Наши коллеги из НИИ «Слизи» обнаружили необычный эффект стабилизации ядра стронция-90. Один из их самоходных зондов, снабженный радиоизотопным термоэлектрическим генератором, попал под Самосбор в заброшенном блоке. Связь с аппаратом была потеряна, хотя экспедиция, обнаружившая его, отметила, что зонд находится в превосходном состоянии. Полевой техник сразу понял, что истощен источник питания. Честно признаться, я бы даже не подумал проверять силовую установку, рассчитанную на двадцать лет работы…

– Ну-ну, и что там? – перебил собеседника Юра, пытаясь отфильтровать ненужную информацию.

– Так вот…

Услышать продолжение было не суждено. В момент, когда лаборант взял карандаш и бумагу для наглядного изображения рассказа, на головы научных сотрудников обрушился ливень из ржавой ледяной воды.

Старая труба из раздражающего, но все же маленького, неудобства превратилась в настоящую катастрофу. На глазах у суетившихся ученых погибало тонкое научное оборудование. Юра срочно послал Василия к центральному вентилю, пока сам вместе с лаборантами занялся тщетным спасением ценного имущества и документации. Вода быстро заполняла помещение, просачивалась за дверь и перекрытия. Вскоре научный персонал уже стоял по щиколотку в бурой жиже, которая ручьем выливалась в центральный коридор. Годы исследований превращались в серую кашу. На глазах Юры силились навернуться слезы, но неожиданный выброс в кровь адреналина сместил эмоциональный спектр в красную зону.