Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX—XX столетий. Книга IX

Тут-то и стало ясно, что к сообщениям о появлении подозреваемого на севере Тихоокеанского побережья США следует отнестись со всей серьёзностью. Хикман и в самом деле покинул Калифорнию и отправился на север. Во все полицейские подразделения штатов Орегон и Вашингтон немедленно были отправлены сообщения, предписывавшие обращать особое внимание на все автомашины «Hudson», перемещавшиеся по дорогам в ночное время. Подобные уведомления получили более 200 полицейских подразделений по всей территории упомянутых штатов.

Около 2 часов 22 декабря двое полицейских находились в автомашине с погашенными огнями, припаркованной на обочине дороги между городами Эхо (Echo) и Пендлтон (Pendleton) в Орегоне. Одного из них звали Том Гардэйн (Tom Gurdane) – это был начальник полиции Пендлтона, второй же служил в дорожной полиции штата, его звали Бак Льюоллен (Buck Lieuallen). Они работали в разных подразделениях и в обычной обстановке вряд ли оказались бы по делам службы в одной машине, но той ночью им пришлось находиться в одном патруле ввиду фатальной нехватки личного состава. Гардэйн часом ранее получил ориентировку на автомобиль «Hudson» с кузовом зелёного цвета и сидящего за его рулём молодого человека. Машина могла двигаться с севера либо запада, человек за рулём мог быть вооружён огнестрельным оружием. Всех своих подчинённых Гардэйн отправил в патрули и заступил в ночной патруль сам. Вместе с сотрудником дорожной полиции Льюолленом.

Тёмная машина выскочила из-за поворота и едва не врезалась в автомобиль Льюоллена, перегораживавший проезжую часть. Офицер в форме дал знак остановиться и осторожно приблизился, положив руку на открытую кобуру с пистолетом, Гардэйн подошёл к машине с другой стороны. В свете ручных фонарей стало ясно, что остановлен «Hudson» зелёного цвета. И за его рулём находится тот самый Хикман, которого последние дни искали по всему Тихоокеанскому побережью США. Но направив свет фонаря в салон машины, Гардэйн не без удивления обнаружил там ещё 2 молодых мужчин, которых также можно было принять за Хикмана, поскольку они также прекрасно соответствовали известному словесному портрету.

Вот уж воистину, то густо, то пусто! То ни одного Хикмана не найти, то попадаются сразу трое…

Полицейские вывели из машины всю эту странную компанию, надели на молодых мужчин наручники и повезли разбираться в здание городской полиции.

Карта Тихоокеанского побережья США с указанием маршрута движения Хикмана и небольшими пояснениями. Бросается в глаза мобильность преступника и его способность преодолевать большие расстояния, не считаясь с усталостью. Расстояние от автозаправки в районе Сиэтла до места задержания на окраине Пендлтона равное приблизительно 540 км преступник преодолел за 5 часов.

По прибытии выяснилось, что в остановленной автомашине действительно находился разыскиваемый Хикман, а кроме него некие Билл и Джек Мэррилы (Bill and Jack Merrill), родные братья возрастом 20 и 21 год. Мэррилы проживали в городке Гарфилд (Garfield) в штате Вашингтон, удалённом от Пендлтона на 220 км. Братья едва не плакали, убеждая полицейских в том, что оказались в задержанной автомашине случайно – Хикман, кстати, утверждал то же самое – но их оставили под стражей до выяснения всех деталей.

Быстро выяснилось, что Хикман не знал новостей, поскольку уже несколько дней не читал газет. Когда ему сообщили, что за ним велась охота по всему Тихоокеанскому побережью и в ней приняли участие до 20 тысяч человек в 3-х штатах, он явно заважничал, хотя и не вполне поверил услышанному. После того, как через 12 часов сменились охранявшие его полицейские, он принялся выспрашивать у них: правда ли он стал широко известен и его портреты и описания примет растиражированы газетами?

Том Гардэйн (слева), начальник полиции Пендлтона, и Бак Льюоллен (справа), патрульный дорожной полиции штата Орегон, рядом с задержанным в ночь на 22 декабря 1927 г. Уилльямом Эдвардом Хикманом.

Окончательно он поверил в свою известность только после того, как ему передали телеграмму, посланную отцом из Эль-Пасо. В ней отец требовал, чтобы сын прямо ответил ему, виноват ли он в том, в чём его обвиняют газеты. Вот тут Хикман сообразил, что ежели прорезался папаша, до того удравший от семьи на край света – о чём в своём месте будет сказано особо – то, стало быть, и вправду, слава бежит впереди него.

На папину телеграмму сынок ничего не ответил, но, как скоро выяснилось, батянька у подозреваемого оказался человеком по-настоящему тугим. На следующий день он прислал вторую телеграмму с тем же самым вопросом. Затем ещё… и ещё… и ещё…

После того, как на 7-й день пришла 7-я телеграмма от папаши, желавшего узнать, правда ли сынок убил и расчленил девочку, с Уилльямом Томасом Хикманом, отцом арестанта, связался адвокат последнего и попросил не слать идиотских телеграмм, ибо ответить на них сын не сможет при всём желании. Удивился ли отец такому ответу, нам неизвестно, но его эпистолярный азарт на этом иссяк, и более он сына не беспокоил.

Надо сказать, что слава обрушилась не только на Хикмана, но и на задержавших его «законников». К ним наперегонки помчались не только газетчики, но и разного рода представители мира искусства, если можно так выразиться. В течение первых суток Том Гардэйн и Бак Льюоллен получили 4 предложения по передаче авторских прав и использование информации об их личной жизни для съёмок кинофильма, постановки мюзикла и драматической пьесы. В последующем предложения такого рода продолжали поступать, и по признанию Гардэйна всего таких предложений он получил более 40! Помимо этого, полицейские договорились разделить премию, если таковая будет им выплачена, поровну. К этому времени Губернатор Калифорнии уже объявил о том, что лица, изобличившие и задержавшие Хикмана, могут рассчитывать на получение 50 тыс.$.

«Кто этот мощный старик?» – может спросить невнимательный читатель. Это Уилльям Томас Хикман, отец Уилльяма Эдварда Хикмана, на этой фотографии ему 48 лет. С самого первого своего появления в этом сюжете Хикман-старший продемонстрировал сильные стороны своей незаурядной личности – настырность, безбашенность, неспособность думать на шаг вперёд. В своём месте мы ещё скажем несколько слов об этом необыкновенном человеке.

Буквально с первых же часов своего пребывания под замком Уилльям Эдвард Хикман продемонстрировал некоторые необычные черты своей личности. Прежде всего речь идёт о его удивительной стрессоустойчивости, то есть способности адаптироваться к непривычной и угрожающей обстановке. Вообще-то данная черта психотипа очень важна для лиц многих профессий – сотрудников правоохранительных органов, пилотов летательных аппаратов, экипажей подводных лодок, лиц, работающих с радиоактивными и особо опасными веществами и тому подобных. Для определения истинной способности переносить стрессы проводятся сложные многоэтапные психологические тесты, причём проверка психологического состояния упомянутых лиц проводится как на этапе их отбора и включения в штат, так и после того, как эти люди приступают к работе. То есть стрессоустойчивость – это объективно очень важный и полезный элемент здоровой психики.

Но недостатки, как известно, являются продолжением достоинств [обратное утверждение также справедливо]. Чрезмерная стрессоустойчивость превращается в «толстокожесть», отсутствие эмпатии и безразличие к интересам окружающих, поэтому можно сказать, что слишком хорошо – это тоже не хорошо. Хикман после задержания успокоился довольно быстро и так же быстро освоился в условиях несвободы. Он прекрасно выспался в первую ночь за решёткой, утром плотно позавтракал. Наблюдавшие за ним полицейские отметили его общительность, прекрасное расположение духа, стремление шутить и полную непринуждённость в общении. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что за душой этого человека нет никаких грехов или мрачных тайн. Прямо-таки аленький цветочек.

При этом Хикман не особенно и запирался, он не пытался делать вид, будто стал жертвой ошибки и скоро его невиновность будет доказана. Нет, он спокойно признавал попытку скрыться от Закона, подтверждал неоднократный угон автомашин и искренне сокрушался о том, что не избавился от зелёного «Hudson» -а. По его словам, он понимал, что автомашины надо менять при каждом удобном случае – это поможет ему сбить со следа преследователей, но «Hudson» ему очень понравился своей приёмистостью и мощным мотором – в этом отношении это машина была намного лучше аналогичных автомобилей нижнего ценового сегмента [наиболее распространённых].

Также Хикман не пытался скрыть своё участие в похищении Мэрион Паркер. На вопрос, встречался ли он с похищенной девочкой, Хикман без раздумий ответил утвердительно и сразу же пояснил, что это он увёз Мэрион из школы. А затем непринуждённо добавил: «Она была хорошей маленькой девочкой» («She was a good little kid»).

Уилльям Эдвард Хикман после задержания. Снимок с голым торсом сделан для доказательства отсутствия на теле следов побоев или телесных повреждений, полученных в ходе борьбы. Поскольку было неизвестно, как адвокаты станут строить защиту Хикмана, высшим полицейским руководством было принято решение категорически исключить какие-либо меры физического воздействия в отношении подозреваемого, а также его запугивание. Хикман всё время содержался в по-настоящему образцовых условиях.

Продолжая своё повествование об общении с похищенной девочкой, Хикман сообщил, что не пытался обманывать Мэрион и сразу же после отъезда от здания школы рассказал ей, что она похищена. Мэрион, по его словам, не испугалась, а напротив развеселилась. Она отнеслась к происходившему как к своеобразному развлечению. Они ехали по городу, встречали полицейских, и девочка не пыталась обратиться к ним за помощью и не предпринимала попыток бежать. Ей явно было интересно посмотреть, чем закончится эта необычная игра.

Однако, если кто-то всерьёз подумал, будто Уилльям Эдвард Хикман имел намерение признать вину и покаяться, то поспешим внести ясность – вы слишком хорошо подумали об этом хитровыделанном молодом человеке. Он вообще никакой вины за собой не признавал и во время первого полноценного допроса днём 22 декабря на голубом глазу потребовал от детективов организовать ему встречу с Перри Паркером, отцом похищенной девочки. На вопрос, для чего ему понадобилась встреча и что он может сказать Паркеру, арестованный с вызывающим нахальством ответил, что имеет твёрдое намерение объяснить мистеру Паркеру, что он – Хикман – ни в чём не виноват, и газетчики обвинили его в том, чего он не делал! Рассуждая на эту тему, он распалился до такой степени, что без тени смущения заявил: «Я хотел бы встретиться с ним лицом к лицу, чтобы поведать о том, что я не убивал её, и если бы только девочка была жива, я бы умер за неё!» (Дословно: «I want to meet him face to face and tell him I did not kill her, if the girl only were alive, I’d be willing to die.») Вот так вот – и Мэрион Паркер он не убивал, и убийства её не допустил бы, если бы только сие было в его силах!

Поразительная, конечно, наглость!

Как же развивались события по версии Хикмана? Он рассказал, будто в День благодарения – то есть последний четверг ноября 1927 г. – повстречался со своим старым другом Оливером Эндрю Крамером (Oliver Andrew Kramer) и подругой последнего Джейн Даннинг (Jane Dunning). По словам Хикмана, эта парочка вынашивала план быстрого обогащения посредством похищения ребёнка с целью получения выкупа. Крамер – опытный 28-летний преступник, уже побывавший дважды в тюрьме – изложил план, который Хикману понравился своей продуманностью. Они реально могли заработать деньги, главное для этого условие заключалось в том, чтобы не жадничать и не требовать слишком большую сумму выкупа. Ведь если требование окажется невыполнимым, то родители ребёнка волей-неволей будут вынуждены отдать инициативу полиции!

Хикман, по его словам, решил подключиться к парочке предприимчивых друзей и сообщил, что знает подходящую для похищения ребёнка семью. Речь шла о семье Перри Паркера, с которым Хикман познакомился во второй половине 1926 г. во время непродолжительной работы в банке. Нет, он вовсе не планировал сводить счёты с главой семейства, просто эта семья действительно отлично соответствовала задумке Крамера! Хикман настаивал на том, что лишь осуществил похищение девочки из школы, после чего передал её подельнику, будучи полностью уверенным в том, что ничего плохого с Мэрион не случится.

На первом официальном допросе, проведённом в здании полиции в Пендлтоне днём 22 декабря 1927 г., Хикман рассказал об этом в таких выражениях: «Она [Мэрион Паркер] мне нравилась, и она не хотела идти с Крамером, а хотела остаться со мной. Но мы должны были осуществить наш план, который заключался в том, чтобы Крамер спрятал девушку и собрал деньги, которые я хотел потратить на обучение в колледже. Крамера больше интересовала идея похищения ребёнка, чем получение денег. Он хотел забрать только 200 или 300 долларов из 1500 долларов, которые мы просили в письмах, подписанных „Лис“, которые я написал.»[3 - Дословно на языке оригинала: «I liked her and she didnТt want to go with Cramer but wished to stay with me. But we, liad to carry out our plan, which was for Cramer to hide the girl and for unto collect the money which I wanted to use in going through college. Cramer was more interested in the idea of kidnaping child than in getting money. He only wanted 200$ or 300$ of the 1500$ which we asked for in letters signed „The Fox“, which I wrote.»]

На протяжении нескольких месяцев фотографии Хикмана регулярно появлялись в американских газетах и журналах. Вверху слева и внизу: фотографии арестованного преступника с поймавшими его полицейскими, сделанные в Пендлтоне. Вверху справа: рядом с Хикманом сфотографировался шериф округа Лос-Анджелес Юджин Бискалуз (Eugene Biscailuz).

Хикман настаивал на том, что ему неизвестна причина, по которой Крамер убил девочку. Последний якобы принёс её тело в чемодане в апартаменты Уилльяма и приказал ему избавиться от тела.

Во время этого допроса Хикмана спросили, хотел бы он встретиться с матерью и что сказал бы ей при встрече. Вытаращив глаза и прижав для большей убедительности руку к сердцу, Хикман воскликнул: «Я бы сказал ей, что ни в чём не виноват!» И заплакал. Полицейские не сомневались в том, что видят перед собой самое настоящее цирковое представление, но посмотреть было на что! Такого самозабвенно лгущего негодяя надо было ещё поискать…

К охране Хикмана в здании полицейского департамента Пендлтона был привлечён местный водопроводчик по фамилии Коннор. Он являлся членом местной пожарной команды, которая использовалась немногочисленной местной полицией в качестве резерва. Узнав, что Коннор не полицейский, Уилльям чрезвычайно к нему расположился и вместо того, чтобы спать, провёл всю ночь с 22 на 23 декабря в разговорах. Своей болтливостью намеревался скрыть истинный интерес к собеседнику, которого уговаривал принести ему в следующий раз газеты. Налицо была явная попытка манипуляции, которую Коннор – человек неглупый и прекрасно знавший жизнь – моментально распознал. Разумеется, психологическая игра Хикмана провалилась, но то, что арестованный попытался хитростью добиться нужной ему цели, свидетельствовало об определённом складе его личности. Этот человек, с одной стороны, прекрасно ориентировался в окружающей обстановке и всё время оставался полностью адекватен, а с другой – явно считал себя умнее других и был весьма самоуверен.

Возможно, на этой непоколебимой самоуверенности и базировалась его удивительная стрессоустойчивость. Хикман верил в то, что с ним всё будет хорошо, ведь он – Хикман! Он всех обдурит, всем запудрит мозги, выйдет победителем из любой передряги.

24 декабря последовали события неожиданные во всех отношениях. Во-первых, в тот день были обнаружены те самые отпечатки маленьких пальцев на бутылке и стакане, чью принадлежность в дальнейшем так и не удалось установить.

В тот же день в апартаменты «Bellevue arms apartments» пришло письмо, адресованное «Дональду Эвансу» и подписанное именем Джои (Joe). Автор письма сообщал, что хотел бы получить свои 300$ и чемодан. Письмо было отправлено накануне в 10 часов утра из Лос-Анджелеса.

Обе новости хорошо согласовывались с рассказом Хикмана об Оливере Крамере и Джейн Даннинг. Складывалось впечатление, что на свободе остаётся подельник убийцы. Это сбивало с толку и требовало какого-то объяснения.

Ситуация ещё более запуталась после того, как полиция Лос-Анджелеса нашла Оливера Эндрю Крамера. Имелись определённые основания сомневаться в существовании этого человека, но… он оказался вполне реальным, и более того – хорошим приятелем Уилльяма Хикмана. Крамер был наркоманом-морфинистом, безработным, человеком, ведущим антиобщественный образ жизни, однако к похищению и убийству Мэрион Паркер он отношения не имел. У него имелось лучшее alibi из всех возможных – он находился в окружной тюрьме. Ещё 10 декабря его задержали за попытку хищения кошелька в кинотеатре, судья санкционировал арест, и с того времени Крамер «куковал на нарах». А Хикман, оговоривший приятеля, этого пустяка не знал!

Оливер Эндрю Крамер оказался реально существующим человеком, более того, он знал Хикмана и даже вёл с ним кое-какие дела. Однако к убийству Мэрион Паркер он отношения не имел, поскольку обладал наилучшим alibi из всех возможных – сидел в окружной тюрьме. Хикман этой мелочи не знал.

Это, конечно же, была большая удача для Крамера. Если бы во второй декаде декабря он оставался на свободе, то неизвестно, как бы ему удалось доказать alibi.

Что же касается Джейн Дарлинг, то следов существования этой женщины отыскать не удалось. Крамер – якобы её любовник – настаивал на том, что такой женщины не знает и рассказ Хикмана о его [Крамера] и Дарлинг соучастии в преступлении выдуман от начала до конца.

Это утверждение выглядело правдоподобным – в этом убеждало alibi Крамера. Но кто тогда был вторым мужчиной, переносившим расчленённое тело Мэрион Паркер в автомашину на парковке у апартаментов? Ведь свидетели сообщали о 2-х мужчинах!

В течение последующих дней готовилась экстрадиция Уилльяма Эдварда Хикмана из Пендлтона в Лос-Анджелес. Города находились в разных штатах, что требовало ряда согласований на уровне Департаментов юстиции. Благодаря тому, что дело о похищении и убийстве Мэрион Паркер приобрело общенациональную известность, все бюрократические процедуры были проведены немногим более чем за неделю. Это была исключительная оперативность даже по меркам того времени.

30 декабря 1927 года в Канзас-сити местная полиция арестовала ещё одного школьного дружка Хикмана – некоего Фрэнка Бернуди (Frank Bernoudy). Имя его, наряду с Милтоном Джанковски, упоминала Мэри Хикман, но на протяжении полутора недель этому молодому человеку удавалось скрываться от полиции. В местах его возможного появления были расставлены засады, и в самом конце года Бернуди, наконец, попал в руки «законников».

Бернуди знал, как и чем «прославился» его дружок Хикман в Калифорнии, и именно поэтому постарался сбежать. Будучи, однако, пойманным, он искренне испугался того, что его свяжут с Хикманом, и сразу же стал сотрудничать с полицией. Допрос Бернуди, проведённый лично шефом детективов Тойном, оказался в высшей степени результативным.

Задержанный рассказал о том, что за плечами Хикмана имелся весьма длинный шлейф преступлений, в том числе и тяжких. Уже после освобождения из калифорнийской тюрьмы, где ему пришлось отбыть 3 месяца за подделку чека, Хикман принял участие в нескольких ограблениях аптек. В этих ограблениях помимо Хикмана и Бернуди принимал участие некий Уэлби Хант (Welby Hunt), дружок Хикмана [он был младше последнего на год]. Бернуди оказался первым, кто назвал полиции имя и фамилию этого юноши.

Уэлби Хант (фотография из выпускного школьного альбома).

Продолжая свой рассказ, Бернуди сообщил, что во время одного из ограблений, произошедшего 1 декабря 1926 года, Хикман выстрелом из пистолета убил аптекаря по фамилии Блейн. Бернуди не был свидетелем убийства, поскольку находился за рулём автомобиля, поджидавшего грабителей в квартале от места преступления, но он слышал рассказ о произошедшем от Хикмана и Ханта, а на следующий день прочитал заметку в газете.

Насколько можно было заключить из рассказа Бернуди, Уилльям Хикман оказался грабителем со стажем. Он отдавал предпочтение нападениям на аптеки, считая, что там можно поживиться не только немалыми денежными суммами, но и ценными лекарствами и наркотиками. Кроме того, в некоторых аптеках удавалось прихватить незаполненные рецептурные бланки и оформленные рецепты, что также являлось ходовым товаром на «чёрном» рынке. Бернуди настаивал на том, что услыхав об убийстве Блейна, очень испугался – он порвал все отношения с Хикманом, возвратился в Канза-сити и в дальнейшем избегал встреч со старым другом. По его словам, Хикман неоднократно приглашал его вернуться в Лос-Анджелес для того, чтобы вместе «делать дела», но Бернуди на письма не отвечал, а когда случайно столкнулся с Хикманом во время приезда последнего к матери в Канзас-сити, заявил тому, что уехал из Миссури в Нью-Йорк и планирует скоро жениться.

Бернуди сообщил и кое-что ещё немаловажное. По его словам, Хикман несколько раз высказывал вслух довольно странные фантазии. Он хотел похитить ребёнка, разрезать его на маленькие кусочки и прокатиться по городу, разбрасывая на ходу фрагменты тела. Смеясь, Хикман представлял, как люди будут находить пальцы… руки… ноги… маленький пенис… язык… Когда же Бернуди спрашивал его, для чего это делать, Хикман, не задумываясь, отвечал, что подобное преступление напугает всех. Желание «напугать всех» сделалось, по-видимому, своеобразной ide-fix Хикмана, тот несколько раз возвращался к полюбившейся фантазии и однажды заявил, что твёрдо намерен когда-нибудь провернуть такой вот «фокус» с ребёнком.

Уилльям Эдвард Хикман в заключении.

Когда стало известно о том, что Мэрион Паркер расчленили и части тела и внутренности разбросали в разных частях города, Бернуди сразу подумал о Хикмане – случившееся с Мэрион очень напоминало фантазии последнего.

Сообщение Бернуди оказалось очень важным для дальнейшего движения расследования. Полиция приступила к поискам Уэлби Ханта. Тот был найден довольно быстро, но это событие оказалось в тени других, произошедших практически одновременно.

30 декабря Уилльяма Хикмана под мощным полицейским конвоем повезли из Пендлтона в Лос-Анджелес. За экстрадицией внимательно следили газеты, в тех местах, где предстояла пересадка арестованного с одного вида транспорта на другой, собирались группы зевак, желавших лицезреть ставшего известным негодяя. Ну, или предположительно негодяя… Поскольку никто не мог исключать самосуда толпы, журналисты внимательно следили за перевозкой преступника, боясь пропустить особенно волнительные моменты.