Серийные убийства в Великобритании. Хроники подлинных уголовных расследований

Суд над Хейгом вызвал немалый ажиотаж среди жителей Лондона. На протяжении всего процесса люди с вечера занимали места в очереди, чтобы утром в числе первых пройти в зал заседаний, в газетах давались репортажи о ходе процесса, а радиостанции по несколько раз в день обсуждали происходившее с самими разными приглашенными экспертами – адвокатами, врачами, журналистами и даже случайными горожанами.

С имуществом Хендерсонов обвиняемый разделался точно так же, как двумя годами прежде с имуществом Максвенов. В этом случае добыча достигла 8 тысяч фунтов стерлингов. Это может показаться удивительным, но ни у кого не вызывали сомнений документы, сфабрикованные Хейгом. Бумаге, заверенной поддельной печатью нотариуса, верили все: брокеры, риелторы, банкиры…

Новая удача вскружила голову «специалисту по материаловедению». Весной 1948 г. он купил салун «Эйвис», ударился в азартные игры. Проигрывал больше, чем выигрывал, салун же оказался нерентабелен. И в декабре 1948 г. Джон Хейг оказался в долгах.

Так он пришёл к идее «производства накладных ногтей». Идея никого не интересовала; в течение января 1949 г. Хейг обращался к нескольким лицам с предложениями организовать совместное производство в Кроли, но желающих так и не нашёл. Хартли Шоукросс пригласил в суд этих людей в качестве свидетелей обвинения. Он предъявил составленный Хейгом список вещей, которые необходимо было купить в первую очередь; в этом списке носки, зубная щётка, мыло… В феврале обвиняемый не имел денег на самое необходимое, он просрочил платежи за гостиницу, нарушил неснижаемый остаток на банковском счёте, и банк пригрозил ему замораживанием счёта. В поле зрения Хейга осталась одна Оливия Дюран-Декон. Преступник заработал на этом убийстве совсем немного – всего 131 фунт стерлингов. Таковой оказалась цена жизни немолодой доверчивой женщины.

Джон Хейг перед зданием суда был улыбчив и дружелюбен, он на ходу перебрасывался короткими репликами с журналистами и зеваками и демонстрировал оптимизм и присутствие духа. Однако, очутившись в зале судебных заседаний, моментально замыкался, брал в руки газету и делал вид, будто полностью игнорирует происходящее вокруг. В обоих случаях – на публике и в суде – он ломал комедию, причём игра его выглядела неубедительно и неуместно.

Генеральный прокурор буквально уничтожил Джона Хейга. Рассуждая очень взвешенно и логично, без личных выпадов и сарказма, он на корню разрушал все возможные тезисы защиты даже до того, как они были озвучены. Из 33 свидетелей обвинения, выступивших в зале суда, адвокаты подвергли перекрёстному допросу… лишь четверых. То есть показания остальных 29 человек были столь исчерпывающими и достоверными, что к ним даже не возникло вопросов. Это соотношение показывает исключительно глубокую проработку линии обвинения и серьёзнейшую подготовку к процессу.

Защите оставалось педалировать тему безумия Джона Хейга. Дэвид Максвелл Файф начал эту тему развивать издалека: мол, разве мог нормальный человек после совершения убийства пойти в пивнушку в Кроли и шутить там? Поскольку тезис выглядел малоубедительно, адвокат вызвал старшего инспектора Мэхона в качестве свидетеля защиты и долго пытал его вопросами о происхождении окровавленного перочинного ножа из бардачка машины Хейга. По версии самого Хейга, он этим ножом нанёс удар в горло, чтобы пить кровь Оливии Дюран-Декон. «Или просто вымазал его кровью, чтобы в дальнейшем симулировать безумие», – в тон адвокату продолжил инспектор и указал на то, что не существует никаких объективных свидетельств нанесения такого удара и вампиризма вообще. Как ни бился Файф над старшим инспектором, так и не смог добиться от опытного полицейского служаки неосторожных оговорок или умозаключений.

Супруги Хендерсон

Адвокатам приходилось теперь уповать на свой последний резерв – психиатрическую экспертизу Генри Йеллоулиса. Вообще, на процессе был представлен весь спектр психиатрических оценок Джона Хейга. Доктор Матесон своим заключением выразил суждения большинства врачей, которые посчитали обвиняемого вменяемым человеком. Доктор Перри Смит выразил несколько иную точку зрения, которая сводилась к формуле: вменяем, но болен. Один только Йеллоулис был намерен доказывать невменяемость (а значит, неподсудность) обвиняемого.

Эксперт начал очень солидно и издалека. Он предъявил присяжным заседателям специальное научное пособие, озаглавленное «Книга описаний умственных болезней», которая являлась руководством для экспертиз такого рода, и заверил, что именно это официальное издание направляло его исследования. После такой торжественной преамбулы профессор перешёл к изложению своей точки зрения. Он полагал, что причина болезни Хейга кроется в его ультрарелигиозном воспитании. Мальчик воспитывался в сектантской семье, но уже в возрасте 14 лет начал интересоваться католицизмом; его восторгала христианская обрядность и красота католических служб. Внутренний надлом, произошедший с ним в эти годы, спровоцировал все дальнейшие проблемы Хейга. Свои духовные страдания и раздвоенность мальчик воспринимал как признак некоей особой одухотворённости и избранности. Ребёнок в какой-то момент поверил в свою непохожесть на других детей и некую особую миссию, ему уготованную. Отсюда чрезвычайно завышенная самооценка и восприятие других людей как недоумков. Надо сказать, что генезис этого комплекса был вскрыт доктором Йеллоулисом довольно подробно и точно, причём заключения профессора в этой части полностью разделялись и другими экспертами. Но вот из этого посыла профессор сделал вывод, которого не сделал никто, кроме него: «Жизнь человека разделялась на две части: интимно-духовную и общественную. Пропасть между ними росла, человек страдал от своей недооценённости. Так формировалась параноидальная индивидуальность».

Лживость Хейга, его стремление манипулировать людьми, склонность к антиобщественному и аморальному обогащению, неспособность к систематическому труду в любом его проявлении – всё это, по мысли психиатра, однозначно свидетельствовало о болезненном состоянии ума и души обвиняемого. «Паранойя – это болезнь честолюбца и эгоцентрика», – заключил вводную часть профессор. После чего перешёл к разбору и анализу конкретных деталей. Йеллоулис рассуждал о процессе пития мочи Хейгом и даже умудрился привязать это действо к побудительной причине в… Ветхом завете. Особо разобрал тезис о сексуальной холодности Хейга и объяснил её… «сублимацией в самопоклонение». Довольно долго рассуждал о том, что во время экспертизы на его просьбу назвать самых необыкновенных исторических личностей Хейг написал: «Христос и Гитлер». Эксперт считал, что видения сочащихся кровью деревьев Хейг выдумать не мог.

Рассуждения профессора Йеллоулиса были, безусловно, очень интересны и весьма компетентны. Зал слушал психиатра затаив дыхание. Казалось, специалист откроет через минуту истину в последней инстанции.

Но когда к перекрёстному допросу профессора психиатрии приступили представители обвинения, то флёр многозначительности стал исчезать прямо на глазах. Прежде всего Йеллоулису пришлось признать, что хотя он действительно приезжал в тюрьму 5 раз, встреч с Хейгом эксперт имел всего две, и каждая продолжительностью около часа. Остальное время психиатр потратил на изучение документов дела.

Далее он признал, что не имел никаких объективных свидетельств тому, что говорил. Когда Шоукросс поинтересовался у Йеллоулиса: «Почему Вы думаете, что Хейг пил мочу из-за того, что хотел именно крови, а не спиртного?» – психиатр не нашёлся, что ответить, и промолчал. Обвинитель тогда усилил нажим и поинтересовался, почему эксперт думает, что обвиняемый вообще пил мочу? Йеллоулис выдавил из себя признание, что никаких объективных свидетельств тому, что Хейг и в самом деле делал то, о чём рассказывал, не существует.

Затем Шоукросс рассказал о том, что обвинению достоверно известно (и свидетели могут быть приглашены сейчас в зал), что Хейг установил хорошие отношения с персоналом Суссекской психиатрической больницы. У работников лечебницы он выспрашивал о поведенческих стереотипах, чертах и привычках больных разных категорий, а потом пытался всё это имитировать перед обследовавшими его экспертами. «Не похоже ли это на симуляцию?» – спросил Генеральный прокурор.

Рядом взаимосвязанных вопросов Шоукросс добился того, что эксперт признал-таки вслух очевидную, в общем-то, мысль: Хейг полностью отдавал себе отчёт в том, что убивая людей, поступает неправильно с точки зрения закона. Мысль эта была очевидной потому, что иначе невозможно было объяснить те хорошо продуманные меры по сокрытию следов преступлений, которые обвиняемый предпринимал.

Но раз Хейг отдавал себе отчёт в незаконности своих действий и всё равно их совершал, значит он действовал с осознанным умыслом! А значит, с точки зрения закона он подлежит суду… Шоукросс буквально уничтожил все пространные и сложные умозаключения эксперта, причём проделал это настолько спокойно, безо всяких внешних эффектов, что сам Йеллоулис не сразу сообразил, что перекрёстный допрос опровергнул всю его умозрительную конструкцию. Примечательна фраза, которой генеральный прокурор завершил перекрёстный допрос независимого эксперта: «Прежде Хейг уже изображал из себя адвоката, доктора, инженера, коммерсанта… Так что же мешало ему теперь изображать психбольного?»

Глубоко посрамлённый, в глубоком молчании, Генри Йеллоулис оставил свидетельское место и сел в зале.

Его экспертизу попытался было спасти адвокат Максвелл Файф, который с неуместным пафосом пустился в рассуждения о том, что умственные болезни очень трудно симулировать, и это, дескать, лучшее свидетельство того, что Джон Хейг ничего не симулировал и не собирался этого делать. Понимая, что тезис этот весьма спорный, адвокат постарался не задерживаться на нём и помчался далее. Он опять вернулся к рассказам о питии Хейгом мочи, а затем перескочил к обсуждению его грёз о крови. «Понимаете», – воскликнул Файф, – «грёзы Хейга – истинный символ его безумия!»

Это, пожалуй, самая известная фотография Джона Джорджа Хейга. Она сделана в 1940 году, будущему уюбийце на ней 31 год.

Адвокат мог быть собой доволен: он умудрился произнести пространную зажигательную речь, ничего не сказав по существу.

Весьма любопытен был ответ Шоукросса: «Проблема перед судом всего одна – здравомыслие обвиняемого. Психиатр защиты не смог объективно доказать невменяемость подсудимого». После чего предложил закончить прения по психиатрической экспертизе.

Защита Хейга была просто уничтожена. Файф это понял и заявил, что отказывается от вызова и заслушивания остальных свидетелей (после Йеллоулиса он планировал вызвать для дачи показаний отца Хейга).

Процесс, фактически, на этом был окончен. После заключительных речей обвинения и защиты, а также наставления судьи присяжным заседателям Хейг получил возможность сказать своё последнее слово. Он поднялся со своего места, улыбнулся, и произнёс, обращаясь к судье Хамфрису: «Ваша речь – шедевр!»

Жюри присяжных совещалось всего 15 минут – это очень мало для столь сложных процессов с таким большим числом преступных эпизодов. Эта краткость служит лучшим указанием на то, что присяжные не испытывали ни малейших колебаний, вынося свой вердикт.

Когда судья зачитал поданный ему вердикт присяжных: «Виновен», – он обратился к Хейгу с традиционным в английском правосудии вопросом: «Что Вы можете сказать в своё оправдание?» (Это классическое обращение некоторыми судьями иногда формулировались таким образом: «Обвиняемый, скажите, существуют ли причины, по которым Вас теперь нельзя повесить?») Хейг ответил: «Вообще ничего» («Nothing at all»). Судья Хамфрис в ту же минуту вынес Джону Джорджу Хейгу смертный приговор.

Произошло это 26 июля 1949 г.

Экспозиция, посвященная Джону Хейгу, в Музее преступности в Скотланд-ярде. Можно видеть реальное снаряжение, использованное убийцей при совершении преступлений – кожаный фартук, резиновые перчатки, противогаз..

Хейг имел возможность до некоторой степени оттянуть момент казни, подав вапелляцию на приговор, но делать этого не стал. По-видимому, он понимал бессмысленность борьбы и желал скорейшей развязки, не видя смысла в отсрочке неминуемого конца.

В оставшиеся до повешения несколько дней за Хейгом наблюдали два психиатра. Они не нашли никаких заметных отклонений в психике осуждённого. Хейг написал пространные письма Стефенсам -отцу и дочерям; подготовил большую статью о самом себе для газеты «News of the world». Он признавался, что ждал появления в тюрьме родителей, но этого не произошло. Лишь мать преступника передала ему устный привет через одного из журналистов.

Накануне казни Джон Хейг был перевезён в тюрьму «Вандсворт», поскольку там была виселица. Преступник был повешен утром 10 августа 1949 г.

Хотя специальное постановление Министерства внутренних дел, принятое еще в 1890 г., предписывало уничтожать веревку, которая использовалась для казни, а также личные вещи казнённого преступника, в случае с Джоном Хейгом было сделано исключение.

Его одежда, а также волосы были переданы Музею Тюссо для того, чтобы в его экспозиции появилась восковая фигура этого преступника, потрясшего своими злодеяниями и коварством всю страну.

Когда Бог хочет наказать…

Вошедший в мировую историю бокса как талантливейший боец и спортсмен Уолкер Смит-младший, более известный как «Сахарный» Рэй Робинсон, с полным правом к своим тридцати годам сделался кумиром миллионов. Родившийся в США 3 мая 1921 г. в бедной негритянской семье, он до 19 лет боксировал на любительском ринге, одержав без единого поражения 85 побед (из них 69 – нокаутом).

Своё 30-летие «Сахарный» Рэй встречал уже неоднократным чемпионом мира, имея за плечами 131 бой на профессиональном ринге, из них победными были 128 (84 победы одержаны нокаутом).

Спортивная карьера этого боксёра без преувеличения может быть названа феноменальной. За 26 лет (в период с 1940 по 1966 гг.) он провёл 200 боёв на профессиональном ринге, из которых 173 закончил победой.

Однако, как это часто бывает, одарённый спортсмен, купавшийся в деньгах, внимании прессы и обожании фанатов, с окончанием профессиональной карьеры стал никому не нужен. У денег неожиданно обнаружилось отвратительное свойство заканчиваться, а внимание публики оказалось недолговечным и изменчивым. «Сахарный» Рэй пытался работать конферансье, но шутить и заполнять паузы между номерами у него получалось много хуже, чем крушить челюсти, а потому успеха на новом поприще он не сыскал. Скончался талантливый боксёр 12 апреля 1989 г. в полном забвении и нищете.

История его жизни известна широко, однако мало кто знает, что имя «Сахарного» Рэя Робинсона неразрывно связано с весьма примечательной и по-настоящему мрачной криминальной историей. Именно ей посвящается настоящий очерк.

…В июне 1951 г. Великобритания была взбудоражена ожиданием предстоящего в высшей степени неординарного события: «Сахарному» Рэю Робинсону предстоял бой с прославленным английским боксёром Диком Тарпином. Бои боксёров традиционно занимали внимание посетителей пабов даже в большей степени, нежели футбольные матчи, а потому английская пресса не могла игнорировать колоссальный общественный интерес к грядущему поединку. Для подогрева страстей «Сахарный» Рэй приехал в Великобританию с намерением, так сказать, и страну посмотреть, и себя показать.

Американец вёл себя с неслыханным для британцев демократизмом. Улыбчивый и вальяжный миллионер охотно шёл на контакт с публикой, раздавал автографы, появлялся в ресторанах и даже был замечен в кино! В газетах помещались репортажи о его поездках и встречах и, несмотря на весь патриотизм британцев, улыбчивый янки с убойными кулаками моментально стал кумиром сотен тысяч жителей Туманного Альбиона. К тем местам, где он останавливался или мог появиться, началось настоящее паломничество англичан, люди десятками и даже сотнями стекались к стенам гостиниц, дожидаясь выхода боксёра из дверей или в надежде увидеть его в окне…

Утром 6 июля 1951 г. «Сахарный» Рэй приехал в пятизвёздный отель «Windsor castle», находившийся на территории того самого Виндзорского замка, что являлся тогда (и является ныне) старейшей действующей королевской резиденцией мира. Он не отказал себе в прогулках по прекрасному Виндзорскому парку, о чём пресса поспешила рассказать всем жителям Британии. Со всех концов страны в Виндзор двинулись толпы поклонников.

Импозантный Рэй Робинсон в начале 50-х гг. покорил сердца британцев. Хотя к тому времени «Сахарный» Рэй был уже настоящим денежным мешком, он не утратил харизмы «парня с окраины» и непринуждённо шёл на контакт с поклонниками. Во время английского турне 1951 г., закончившегося сенсационным «лондонским боем», который Рэй, кстати, проиграл, знаменитый спортсмен по просьбам поклонников ежедневно подписывал по несколько сотен своих открыток.

Среди тех, кто утром 8 июля 1951 г. направился в парк у Виндзорского замка, была и 7-летняя Кристин Батчер. Трудно сказать, откуда у девочки появилось желание увидеть знаменитого американца, но факт остаётся фактом: Кристин отпросилась у мамы, дабы подкараулить чемпиона в парке и попросить у него автограф. Это был бы замечательный подарок папе, а как было известно из прессы, «Сахарный» Рэй никогда не отказывал детям в автографах. Мама отпустила дочку без особого волнения. Во-первых, до парка было менее 3 км, во-вторых, там будет многолюдно, ну, а в-третьих, место это традиционно хорошо охранялось, ведь замок являлся королевской резиденцией! Кристин ничем не рисковала.

Таков был расчёт родителей девочки… Только он не оправдался.

Потому что без четверти восемь вечера труп Кристин Батчер был обнаружен в кустах буквально в 20 м от стены Виндзорского замка на территории так называемого «Домашнего парка» («Home park»). Уже одного взгляда на труп было достаточно, чтобы понять – девочка стала жертвой изощрённого насилия. Преступник совершил со своей жертвой некие сексуальные манипуляции, о чём свидетельствовали разорванные и частично снятые детали одежды; также он избил девочку, задушил и предусмотрительно затащил тело подальше в кусты.

Полиция предприняла чрезвычайные меры, пытаясь задержать преступника по горячим следам. Обыск парка, начавшись вечером 8 июля при свете ручных фонарей, продолжался до утра. Наряды полиции были выставлены на всех окрестных вокзалах, а на улицы вышли пешие патрули. Поскольку погибшая была сильно окровавлена, полиция не без оснований рассчитывала быстро обнаружить мужчину со следами крови на теле и одежде.

Однако ни ночью, ни последующим утром задержать убийцу не удалось. Все задержанные подозрительные мужчины после проверки их alibi были отпущены.

Патологоанатомическое исследование трупа погибшей девочки показало, что преступление носило даже более сложный, более изощрённый характер, нежели казалось поначалу. Кристин Батчер была избита, после чего преступник совершил половой акт в извращенной форме. Судмедэксперты выявили следы спермы как в полостях тела жертвы, так и на её плечах, шее и одежде. Первоначальную версию о групповом изнасиловании пришлось отклонить, когда стало известно, что сперма, скорее всего, происходит от одного человека. Поэтому логичным представлялось предположение о нескольких эякуляциях насильника до и после смерти жертвы. А это означало, что преступление было либо растянуто во времени, либо убийца возвращался к трупу спустя некоторое время после нападения. Предположение о некрофильских наклонностях изувера казалось очень вероятным.

Изнасилование преступник совершил крайне грубо, причинив девочке тяжёлые повреждения, сопровождавшиеся обильным кровотечением, однако не они явились непосредственной причиной смерти. Смерть Кристины Батчер последовала в результате удушения руками, на шее погибшей девочки остались явственно различимые синяки от пальцев. Место обнаружения трупа явилось местом преступления, другими словами, убийца не переносил тело после умерщвления.