Некролог

– Да я же… как на духу! – пролепетал Павел и прижал ладони к груди. – Я же… чистосердечно всё рассказал!

– Понимаю. Повезло тебе парень: на пивном ларьке оказалась камера, она тебя уголком зацепила. – Капитан налил из графина воды, жестом предложил Паше. – На руках у тебя нет пороха, и нет следов пороховых газов на убитом, значит, стреляли издалека.

Некоторое время капитан молчал, и Павел решил, что настал удобный момент, чтобы рассказать о своей… проблеме.

– Кажется, я знаю кто убийца.

– Да? – капитан вскинул свои едва заметные брови. – И кто же?

– Дело вот в чём. Я работаю в издательстве, пишу разного рода заметки. – Павел заговорил очень быстро, словно боясь, что его остановят и не дадут рассказать важное. – Работа не очень прибыльная, но она мне нравится. Так вот, позавчера в сети появился мой некролог…

– Ты написал? – уточнил капитан.

– Да нет же! – рассердился Павел. – Кто-то написал некролог для меня, будто я умер. Я посчитал это глупой шуткой… чепухой, случайным совпадением, а вот сегодня…

– Хочешь сказать, пытались убить тебя? – заинтересовался капитан.

– А какой смысл убивать нищего? – вопросом ответил Павел.

– Тут ты прав.

Капитан задумался. Спросил, есть ли у Павла враги.

– Кто-то желает твоей смерти? Может ты насолил кому? Какие будут соображения?

"Враги… вра-ги", – мысленно проговорил Павел, разделяя неприятное слово на слоги.

Два месяца назад Павел поругался с Носковым. Носков курировал в "Молве" светскую хронику, считался вхожим в тусовки самого высокого полёта. Но конфликт получился не из-за работы. Носков нелестно высказался о Пенелопе Крус, назвав её старой усохшей мумией, которой давно пора на покой. Пашка актрису обожал и потребовал объяснений, и даже хлопнул Носкова по физиономии, удивив сей эскападой коллег и самого Носкова.

– Сильно обиделся? – спросил капитан. – Мог выстрелить?

– Едва ли, – ответил Павел с разочарованием в голосе. – Трепач он. Трепач и позёр. Но не более.

– Ценная информация. – Капитан посмотрел на часы, давая понять, что напрасно тратит время.

Была ещё Азиза Ветлицкая – ничтожнейшего вида пигалица, выпускница литературного института. Полгода (примерно) назад она брала у Павла интервью (писала дипломную работу об интернет-изданиях России). Когда Павел вспоминал эту встречу, в его душе вздымались самые тёмные жестокие волны, хотелось взять эту мартышку за горло и трахнуть башкой об стену. Повторить эту процедуру несколько раз, чтобы Азиза как следует поняла.

Беседа началась вполне миролюбиво, Павел даже позволил себе подмигнуть молодой коллеге (так он полагал) и предложить утренний кофе – как лучшее время для откровенностей. Азиза брезгливо отвергла предложение. Она (это выяснилось в процессе разговора) вообще не считала Павла журналистом. "И уж тем более вы не писатель, – заявила она. – Приставку "псевдо" необходимо применять всякий раз, когда речь заходит об интернет-изданиях. Псевдо-писатели, псевдо-журналисты". От неожиданности смешавшись, Павел спросил, отчего такая строгость? "Или мы рылом не вышли?" На что получил ответ, что "вся эта писанина в Интернете гроша ломанного не стоит. Вы не несёте ответственности за свои слова. Вам позволительно нести чушь". Отчасти это было верно, а потому уязвило особенно сильно.

"Рассказать о Ветлицкой? – подумал Павел, и понял, что эта мысль беспросветно глупа: – А что я скажу? Что она не дала?"

Полицейский подписал пропуск и протянул его Паше:

– Свободен! Не выезжай из города, об изменениях места жительства информируй. И без фокусов, парень!

Павел посмотрел на пропуск и представил, как выходит на "свободу": пустые улицы, поздний вечер, одинокие фигуры… быть может, дождь или туман… В одно мгновение город стал злым и враждебным – стрелок может прятаться за любым углом, за каждым деревом!

– А нельзя меня, – Павел сложил пальцы клеткой и мотнул головою назад, в недра здания. – На некоторое время. Я… – признался, – боюсь.

Капитан кивнул, давая понять, что сочувствует. Спросил, какой в этом смысл?

– Если у тебя шиза или паранойя, камера тебе не поможет. А если… – он помолчал, прикидывая варианты. – Если кто-то решил тебя хлопнуть, пара дней тебя не спасёт.

– А больше? – с надеждой спросил Павлик.

– Десятку хочешь? – хмуро спросил полицейский. – Тогда убей его сам. – И повторил: – Свободен!

Паша показал дежурному старшине пропуск и протиснулся сквозь "вертушку". Вышел на крыльцо.

Опять сумерки, опять туман. Несколько суток исчезли из жизни, как тень.

Зябко поёжился, поднял воротник.

Боец в чёрном бронежилете курил около урны, "дружелюбно" посматривал в спину, машинально отмечая точку прицеливания под левым плечом. Павел кивнул ему, и зачем-то показал пропуск.

– Возвращайся скорей! – сострил боец. – Мы тебя ждём с нетерпенисом.

Через три квартала Павел задумался: а куда он идёт? Домой? Домой не хотелось. Быть может впервые в жизни, дом перестал быть крепостью. Дом стал ловушкой – капканом, в котором можно погибнуть.

"Я бы на его месте караулили около дома. Если, конечно, он знает, где я живу".

В животе заурчало, и звук этот наполнил жизнь смыслом. Павел жив, он хочет есть. Первое невозможно без второго, а второе без первого. Это значит необходимо "Принять пищу", – так говорила сиделка в больнице, в которой пятилетнему Павлику вырезали аппендицит.

У перекрёстка Калининской и Днепрогэса, располагалась закусочная, она работала до самой ночи. Хозяин-таджик (проявив изрядную эрудицию и остроумие) назвал заведение "Метро Голден Майор". Поговаривали, что он служил в Средней Азии в одной из секретных частей, и дослужился до указанного звания.