Проклятый горн

Завтра они будут рыдать над обезображенными трупами, удивляться, отчего же вдруг умер сосед, отводить взгляды от младенцев с расколотыми головами, в потрясении ходить среди пожарищ и разрушенных зданий. Не понимать, почему оправившиеся власти хватают каждого третьего, колесуют, четвертуют и вешают на столбах.

Ведь это же не они. Никто из них не хотел ничего такого. Они готовы в этом поклясться. И палачам придется слушать их рыдания да мольбы, а уставшим священникам отпускать грехи и правых и виноватых, прежде чем веревка затянется на шеях бунтовщиков. Такое уже было в Лисецке. Будет и в Клагенфурте. По сути своей люди везде одинаковые.

Но пока же на пути толпы лучше не попадаться. Меня совершенно не обрадует, если какой-нибудь раскаявшийся поутру всплакнет над моим трупом и поскачет на исповедь.

Ульрике после бега дышала тяжело, она едва не падала в обморок от усталости, страха и всего того, что успела пережить за этот час. Я подхватил ее на руки и припустил еще быстрее, оставив замешкавшегося Проповедника далеко позади.

У перекрестка я заметил нескольких солдат. Они выглядели растерянными и перепуганными. Один оказался ранен и сидел привалившись к стене, истекая кровью. Самый толстый из них, завидев меня, опустил пику, не зная, чего ждать.

– Бегите, идиоты! – рявкнул я. – Толпа идет сюда от Ратушной площади! Там человек триста!

Солдат отбросил тяжелое оружие в сторону, двое его товарищей подхватили раненого и юркнули в переулок, только их и видели.

«Фабьен Клеменз и сыновья» располагался на первом этаже богатого трехэтажного здания, судя по ажурным балкончикам, построенном еще во времена прошлого герцога. Окна закрыты стальными щитами, дверь заперта, белая вывеска с острыми черными буквами была прекрасно различима с другого конца улицы.

Я подлетел к двери, поставил девчонку на ноги, она прислонилась к стене, вздрагивая каждый раз, когда мой кулак встречался со стальной поверхностью.

– Ничего не выйдет. – Голос Ульрике звучал на удивление спокойно. – Они не дураки. И никого не пустят в такое время.

В двери открылось маленькое слуховое окошко, забранное решеткой, из-за которого на меня глядела тьма.

– Мы являемся клиентами вашего уважаемого заведения, – быстро сказал я и прежде, чем они передумали, добавил: – Я из Братства. Если не готовы впустить меня, дайте убежище хотя бы девушке. Толпа не проявит к ней жалости.

– Вашу руку, пожалуйста, – прозвучал тихий голос.

Я не мешкая сунул правое запястье в окошко, почувствовал, как кожи коснулся ивовый прутик.

– Теперь ваша спутница, господин ван Нормайенн.

Ульрике, увидев мой успокаивающий кивок, выполнила просьбу.

Тут же застучали засовы, заскрежетал замок.

– Быстрее, госпожа фон Демпп, – раздался все тот же голос. – И вы, страж, заходите тоже.

Мы оказались в темном помещении, дверь захлопнулась, и после нескольких секунд томительного ожидания кто-то открыл шторку сперва одного фонаря, затем другого, и стало достаточно светло для того, чтобы я разглядел маленького клерка со спокойным лицом и двух внушительных громил-вышибал в ливреях, вооруженных лучше гвардейцев тяжелой кавалерии.

– Кресла в дальнем конце зала. Располагайтесь, – произнес клерк. – Желаете что-нибудь выпить? Фруктов?

Ульрике нервно рассмеялась, осеклась, увидев, как подчеркнуто вежливо поднялись брови служащего, державшего под мышкой толстую бухгалтерскую книгу, и извинилась:

– Простите. Просто после увиденного сегодня предложение выпить показалось мне пришедшим из другого мира. Я не хотела вас обидеть. Простите еще раз.

– Вам не за что извиняться, юная госпожа. Но мое предложение было вполне серьезным.

– Тогда бренди, если вас не затруднит. Отец запрещал мне пить, но сегодня я ослушаюсь его запретов.

– Бренди, – бросил клерк одному из вышибал. – А вам, господин ван Нормайенн?

– Молоко.

Тот кивнул, проводил нас к креслам. Не прошло и минуты, как на столике появился тюльпанообразный фужер, наполненный янтарным напитком, и стакан с молоком. Я сделал глоток как раз в тот момент, когда сквозь стену прошел Проповедник:

– Основная толпа пошла по соседней улице, к дому каноника. Но сюда направляются человек пятьдесят. У них огонь и порох.

– Посидите здесь, госпожа фон Демпп, – попросил я.

Та кивнула, рассеянно крутя в тонких пальцах бокал.

– Бунтовщики скоро будут здесь. Они не пропустят вашу контору, – тихо сказал я клерку.

Тот глянул на меня с улыбкой, и в его темных глазах отразились огоньки фонарей.

– О да. Наша фирма слишком лакомый кусочек, чтобы пройти мимо. К сожалению, добрые жители Клагенфурта, в отличие от диких ландскнехтов, которые порой захватывают города, где есть наши представительства, не наделены чувством самосохранения. А вот жадности у них хоть отбавляй.

– Я знаю, что обычно «Фабьен Клеменз и сыновья» предпочитают не трогать. Но если у вас есть лишний арбалет или пистолет, я могу помочь вашим ребятам.

– Отразить нападение пятидесяти четырех человек? – клерк, такой же обыкновенный и неприметный, безымянный и обычный, как и все остальные работники этого уважаемого банка, покачал головой. – Это не в ваших силах. Их не испугать ни болтами, ни пулями. Но, поверьте, они сильно пожалеют, если решатся ломать дверь. Мы уважаемое заведение с серьезной репутацией и сохраняем деньги наших клиентов любыми способами. Если добрые жители Клагенфурта, в отличие от ландскнехтов, еще не знают, что лучше пройти стороной, мне придется преподать им урок.

– Каким образом?

– Так ли это важно? – Клерк поднял на меня глаза. – Вы в безопасности. Располагайтесь поудобнее. Ночь только начинается. Кстати говоря, вам письмо. Желаете получить сейчас?

– Да.

– Минуту.

Он обернулся гораздо быстрее, положил мне на ладонь едва теплый узкий конверт. Я узнал почерк Гертруды, но читать не стал, убрал за пазуху. На улице кричали люди.

Затем в дверь ударили чем-то тяжелым.

– Деньги народа! Деньги народа!

Еще один удар. И еще. Дверь вздрагивала, но держалась. Ульрике сжалась в кресле. Вышибала, наблюдавший за улицей через потайную щель, доложил:

– Собираются использовать ствол дерева как таран.

– Знаю, – клерк был занят тем, что заносил информацию в бухгалтерскую книгу. – Дадим им минуту. Сообщи, что денег они не получат, и предложи уйти с миром.

– Хорошо.

– Людвиг, это ведь не подействует! Ты же знаешь! – Проповедник едва ли не икал от волнения. – Не надо было сюда приходить. Мы загнали себя в ловушку, и когда они ворвутся, то не пощадят никого.

– Успокойся. Бояться нечего.

– Ты уверен?

– Абсолютно.