Колдун из клана Смерти

– Они мертвы. Но могли остаться их хранилища, которые мы не уничтожили? Или записи…

– Асиман. У них есть великолепные химики.

– Вриколакос?.. – Это предположение казалось Доне маловероятным. Однако забывать о лесных жителях не стоило – оборотни инстинктивно ненавидели некромантов, хотя, насколько она помнила, никогда не пытались навредить.

– Даханавар. – Кристоф мельком взглянул на «готичного» подростка, с надеждой спросившего у него, нет ли случайно лишнего билета. Улыбнулся, с видимым сожалением отрицательно покачал головой и продолжил, когда тот отошел. – Маленькая месть за то, что я взял под защиту их опального сканэра.

– Может быть… Нахтцеррет.

Колдун хотел ответить, но в этот момент из сумочки Доны зазвучали высокие аккорды…

– Извини, Крис. – Она вынула мобильный, подняла серебристую крышечку, взглянула на высветившийся номер и тяжело вздохнула. – Ну вот, опять… Алло…

– Доброй ночи, миледи, – прозвучал хорошо знакомый бархатистый голос.

– Доброй ночи, сеньор де Кобреро.

Кристоф, не сдерживая довольно иронической улыбки, отвернулся, делая вид, что рассматривает плакат-фотографию трех полураздетых девушек, изображающих певиц.

– Вы не заняты сегодня? – деловито осведомился глава клана негоциантов.

– Занята, – ответила Дона вежливо, но безапелляционно. Это был единственный возможный тон в общении с вьесчи. И раньше он всегда действовал безотказно.

– Жаль. Очень жаль, – прозвучало с искренним огорчением. – Я хотел пригласить вас на ужин.

Спутница Кристофа снова вздохнула, на этот раз устало.

– Рамон, вам не надоело получать отказ на каждое свое приглашение?

– Я терпелив. – В голосе Вьесчи слышалась улыбка.

– Похоже, вам доставляет радость досаждать мне. Я полагала, вы предпочитаете общество фэри…

– Я предпочитаю вас.

Дона мельком взглянула на Кристофа, продолжающего разглядывать трио девиц.

– А как же дыхание смерти? Ледяной холод могилы? И, как вы тогда сказали… равнодушие покойника?

– Миледи, я уже просил прощения за свои слова. Неужели вы обижены до сих пор?

– Я не обижаюсь на правду.

– Дона, я…

– Извините, Рамон. Я больше не могу говорить. Всего хорошего.

Она нажала на кнопку, сунула телефон в сумочку и продолжила список врагов:

– Вьесчи.

– Пренебрегаешь вниманием главы клана? – усмехнулся колдун.

– Да. Третий раз за последнюю неделю.

Колдун выразительно приподнял брови, но ничего не сказал.

– Изображает благородного кастильского рыцаря. – Дона с досадой смахнула с рукава несколько снежинок. – То ли хочет что-то выведать, то ли наоборот…

– Да, это он умеет, – задумчиво произнес Кристоф. – Изображать рыцаря…

Они прошли через два поста охраны. Дона с невозмутимым видом позволила осмотреть свою сумочку. Кристоф, явно получающий своеобразное удовольствие от всего происходящего, сжульничал, проходя проверку металлоискателем. «Отвел» глаза стражам порядка, когда прибор пронзительно запищал, засекая нечто металлическое под его курткой.

– Не удержался и прихватил с собой любимую рапиру? – съехидничала девушка.

– Нет, всего лишь намордник для Тёмного Охотника, – с улыбкой отозвался колдун, доставая из внутреннего кармана два билета.

В фойе было шумно. У колонн толпились группы взволнованно-оживленных подростков. Люди постарше неторопливо прогуливались по холлу. В толпе периодически мелькали приличные костюмы. С огромных плакатов на стенах смотрел сам виновник этой суеты: Вэнс, в облачении стилизованном под наряд кельтского воина, стоял вполоборота к зрителям, длинная обесцвеченная прядь волос падала на лукаво прищуренный глаз, обаятельная улыбка пленяла сердца.

– Не понимаю, какое удовольствие ты находишь в посещении подобных заведений, – с искренним недоумением произнесла Дона, осматриваясь.

– «Вещь совершенна, когда она отвечает цели, для которой ее создали»,[4 - Слова Джорджа Беркли, епископа Клойна.] – с преувеличенно глубокомысленным видом произнес Кристоф.

Вилисса[5 - Вилисса – женщина-кадаверциан, специализирующаяся на создании вилахов (зомби).] вздохнула, возводя взгляд к потолку. Колдун никак не мог забыть ее давнего увлечения английскими философами начала восемнадцатого века. И периодически начинал цитировать Биньона, Беркли или Аддисона. Видимо, находя это чрезвычайно забавным.

– Как говорит Дарэл, пребывание среди людей оживляет чувства, – Кристоф посторонился, пропуская девушку, нагруженную пакетами с попкорном. Та окинула кадаверциана оценивающим взглядом из-под густо накрашенных ресниц и расплылась в улыбке.

– Ты очень демократичен, – скептически заметила мистрис, поправляя прическу.

Зал заполнился быстро, и свет под потолком стал медленно гаснуть.

– Надеюсь, Вэнс будет в состоянии петь, увидев нас здесь. – Повернув голову, Дона рассматривала широкие длинные ряды синих пластиковых кресел. Из партера человеческие лица наверху казались белыми смазанными пятнами. Ровный гул голосов то стихал, то становился громче.

Когда Гемран вышел на сцену, первым делом он быстро скользнул взглядом по аудитории, взревевшей в восторженном крике. Вэнс ощутил присутствие «родственников», и его выразительное лицо слегка напряглось. Потом разглядел в пятом ряду Кристофа, удивленно приподнял бровь, но тут же склонил голову в приветствии. Посмотрел на Дону, прижал руку с микрофоном к груди, улыбнулся. Он вел себя как любезный хозяин, и каждый гость чувствовал его внимание.

За спиной музыканта взвились две струи неонового огня. Печально и мощно запела волынка. Пульс барабанов совпал с биением пульса всех сидящих в зале. Низкий, хрипловатый голос, многократно усиленный динамиками, ударил по толпе, и Дона почувствовала, как через ее тело прошла волна восторга.

Это была настоящая магия фэриартос. Единственная в своем роде, неповторимая, волшебная. Изменчивая и неизменно постоянная.

Гемран пел про них. Про вечную жизнь. Про поля битв, над которыми кружат вороны. Про смерть, которую всегда изображали на картинах с белыми волосами Доны. Про потерянных учеников, друзей, любимых, тела которых рассыпались под солнечными лучами, а души никогда не найдут покоя.

Девушка почувствовала, что к глазам подступают слезы. Она видела, как Кристоф, сидящий рядом, стиснул подлокотники кресла, слушая песню на старонемецком. Как застыло его лицо.

Это была истинная магия. Та, что сильнее огня асиман, тления тхорнисхов и некромантии кадаверциан.

Даже прадеды Гемрана еще не появились на свет в то время, когда кадаверциан носил на плече тяжелый топор бургундского наемника. Вэнс не мог знать о том, как Дону тащили за волосы из кареты, чтобы перерезать горло. Тогда девушка впервые увидела зеленый свет некромантической магии, спасшей ее жизнь. Но в одной из песен она услышала именно эту историю…

Гемран улыбался, и каждый в зале думал, что эта улыбка только для него. И если бы сейчас, именно в эту минуту он позвал Дону – она бы пошла. Наверное…