Искра и ветер

Теряет силу?..

Митифа наслушалась Тальки, которая на этот раз ошиблась! Вместо того чтобы исчезнуть, с каждой неделей «искра» Тиа разгоралась все ярче и ярче.

Это было удивительно! Грандиозно! Волшебно! Непередаваемо!

Ее прежний Дар, пускай и очень медленно, возвращался. Она перестала утрачивать мощь «искры» и теперь все в большем объеме накапливала ее. Кажется, чем сильнее дух срастался с этим телом, тем сильнее прежний потенциал наполнял оболочку, как скудная дождевая вода наполняет огромную бочку. Рано или поздно вода доберется до краев. По подсчетам Проклятой, это случится не раньше начала лета. И она станет почти такой же, как прежде.

И тогда Митифе придется несладко.

Уж Тиа ал’Ланкарра постарается, чтобы это было именно так.

Глава 8

От лютого холода не спасала ни шуба, ни ворох шерстяных одеял, выданных Альге поздним вечером. Девушка свила себе из них настоящее гнездо, укрылась с головой, но смогла немного согреться только через нар. В сарае, где ее заперли, было ничуть не теплее, чем на улице, но она сумела заставить себя заснуть, даже несмотря на жгучую боль в стертых веревкой запястьях.

И вновь, как каждую ночь, ученица Галир оказалась в пустых полутемных коридорах Радужной долины и бежала, сбивая дыхание, металась из угла в угол, словно заяц путала следы, но все равно слышала за спиной насмешливый голос:

– Лучше бы тебе выйти самой.

А затем между ней и «искрой» вырастала преграда, и Ходящая разбивала о нее кулаки, а позади смеялась и смеялась сдисская колдунья:

– Тебе не сломать стену Дома Боли, дурочка!

Девушка использовала сотни вариантов, каждый раз все ближе и ближе подбираясь к разгадке, но ей постоянно недоставало времени, и, проснувшись, она так и не могла касаться своего Дара.

На этот раз не хватило совсем немного. Колдунья ударила ее темным копьем – все тело Альги пронзила боль, а потом, уже умирая, она неожиданно ощутила свою «искру» и… открыла глаза.

Из заиндевевшего окна сочился бледный рассвет. Во дворе сухо, с каким-то неприятным металлическим лязганьем лаяли псы.

Виски глухо ныли, голова была тяжелой, будто девушка и не спала. Альга села, завернувшись в одно из одеял, закашлялась, и ее грудь обожгло такой острой болью, что она на несколько мгновений потеряла способность соображать. Очнувшись, Ходящая уже знала, что больна. Да и немудрено заболеть в таких скотских условиях.

Встав, она подошла к миске, стоящей на столе. Удивительно, но вода не замерзла за ночь. Альге очень хотелось пить, кажется, у нее начинался жар, однако девушка не решилась глотать ледяную воду.

Псы продолжали гавкать, и от этого в ушах звенело, а по затылку словно били стальным прутом. Альга рассеянно потерла лоб, прислушиваясь к мужскому разговору, но из-за лая собак не смогла разобрать слов. Кто-то рассмеялся, раздались шаги, и в замке заскрежетал ключ. Ходящая метнулась назад.

Вошел Хрип.

– Проснулась? Хорошо. Идем со мной. – Заметив, что она колеблется, старик сказал более сурово: – Иди. Не заставляй тебя связывать и тащить из сарая.

Ходящая молча прошла мимо него, сдержав сильное желание ударить кулаком в морщинистое лицо. Знала, что это бесполезно. Уже пробовала. Он тогда только чудом не сломал ей руку.

Солнце едва успело подняться над могучими елями и почти сразу же скрылось в низких облаках, отчего утренний свет казался серым и неприятным.

Жесткая ладонь толкнула Альгу в спину:

– Не спи.

На пороге дома стоял вихрастый Топор в куртке нараспашку и холодно следил за ее приближением. Его щеки начали обрастать щетиной, сквозь которую были видны многочисленные царапины, словно на наемника напала стая озверевших кошек. На самом деле кошка была одна, и напала она в тот момент, когда Топор считал, что пленница спит. Альга прыгнула ему на спину, вцепилась ногтями в лицо, а когда он отдирал ее от себя, смогла укусить за ухо.

Тут уж, не церемонясь, он ударил девушку так, что у нее чуть дух не вышибло. И все равно, даже оказавшись на полу, она пыталась лягаться. Хрип хохотал на табурете, не спеша помогать товарищу, а тот, выругавшись, схватил ведро и окатил Альгу ледяной водой.

Вновь залаяли собаки, и Ходящая очнулась от воспоминаний. Топор рыкнул на псов не хуже матерого волкодава и пошел к конюшне.

В доме оказалось ошеломляюще тепло и так уютно, что Альге тяжело было сдержать облегченный вдох. На лавках возились дети – девочка и мальчик, но, как только появилась Ходящая, они по приказу матери, неопрятной и немолодой уже женщины в чепце, ушли в другую комнату. Хозяйка дома задернула цветастую занавеску, служившую здесь заменой двери, и указала «гостье» на лавку:

– Сядь.

Хрип заметил взгляд пленницы, оттеснил ее плечом и убрал со стола нож, зло посмотрев на женщину. Та, опустив взгляд, засуетилась возле печи. Старик, видя, что пленница не торопится, схватил Ходящую за шкирку и толкнул на лавку:

– Сейчас дадут есть.

Хрип усмехнулся, подхватил трехногий табурет и поставил его возле двери так, чтобы видеть всю кухню.

В животе предательски заурчало. Альга поморщилась, быстро стрельнула глазами направо, где за занавеской скрывалась комната.

– Не советую, – тут же сказал старик. – Выход здесь лишь один. Только детей напугаешь.

В сенях скрипнула дверь. Было слышно, как обстукивают от снега сапоги, и спустя минку появился Топор, обменялся взглядом с Хрипом, едва заметно кивнул.

– Точно? – спросил старик.

Вновь кивок.

– Хорошо. Я пригляжу.

Вихрастый наемник прошел в комнату, и голоса детей стихли. Женщина взяла ухватом горшок, поставила на стол рядом с девушкой. Достала тарелку, отломила хлеба:

– Ешь.

Альга, стараясь не торопиться и делая вид, что еда ей неинтересна, принялась за вкусную похлебку из овощей и мяса. С каждой новой ложкой Ходящая чувствовала, как возвращаются силы.

С момента пленения прошла почти неделя, во время которой начался новый, совершенно безрадостный для нее год. Она прекрасно помнила каждую минку после того, как ее предал Райл.

Некромант вновь спрашивал о Целителе, однако она не ответила. Не могла ответить. Она не знала, о ком идет речь. По приказу Белого ее повели к двери, но Альга стала упираться, и тогда, словно глупую козу, ее связали по рукам и ногам, заткнули рот отвратительной тряпкой, надели на голову мешок, воняющий мышиным пометом, а затем вынесли во двор и бросили на что-то жесткое. Ходящая сильно ударилась головой, на какое-то время потеряла сознание, а когда очнулась, поняла, что ее куда-то везут.

Она начала извиваться и тут же получила безболезненный, но весьма обидный пинок.

– Не торопись, – вернул ее из неприятных воспоминаний Хрип и, глядя, как быстро она орудует ложкой, добавил: – Никто не собирается отнимать у тебя еду. Ешь спокойно.

Все дни этого долгого путешествия она пыталась сопротивляться. Дралась, кусалась, царапалась, пиналась. За каждую выходку ее наказывали. Эту обязанность взял на себя Топор. Он редко снисходил до того, чтобы бить пленницу, а если и давал волю рукам, то обычно после его ударов не оставалось даже синяков. В основном это были обидные, а от этого становившиеся еще более унизительными затрещины. Чаще всего ее лишали еды или сна, или, как случилось в эту ночь, запирали в холодном сарае.

– Клара, заканчивай, – негромко сказал Хрип, и женщина в чепце вздрогнула:

– Пора?

– Да. Забирай детей и отправляйся в город. К тетке. – Старик не смотрел на хозяйку. – Сегодня не возвращайся. Завтра… завтра тоже не приходи. Собирайся.

Женщина поставила перед пленницей кружку с горячим настоем зверобоя и ушла в комнату. Раздался тихий плач девочки: она не хотела уезжать.