Цветок яблони

Сойка позорно сбежала, чувствуя, как ставший страшным город смотрит ей в спину.

После посещения Мильвио, после попытки проникнуть туда, куда ушло нечто в облике великой волшебницы, она без дела слонялась по пустующим кварталам, думая о том, что надо зайти к Бланке и узнать, как чувствует себя Вир, но ей пришла в голову другая мысль.

Ее уже несколько часов беспокоило это, но до сего момента Лавиани никак не могла понять, что не так. На самом деле, она и теперь мало что понимала, просто доверилась своим инстинктам, той самой соринке в глазу, которая досаждает и заставляет избавить от нее, чтобы наконец-то обрести покой и чувствовать себя нормально.

Поэтому сойка вернулась в порт.

Корабль Карифа никуда не делся. Стоял пришвартованный недалеко от сгоревшего причала, с канатами, переброшенными на берег и привязанными к уцелевшим после пожара гранитным столбам.

Вокруг была охрана из гвардии треттинского герцога, хотя сойка и не заметила сходней. Судя по всему, прибывшие в гавань, все еще находились на корабле.

Лавиани, не показываясь никому на глаза, под прикрытием начавшейся ночи, разулась, ступила босыми стопами в остывший, удивительно мягкий пепел. Чуть ругаясь сквозь зубы, неспешно залезла в море и, стараясь не шуметь, поплыла к кораблю.

Он быстро рос в размерах, пока черным профилем не загородил большую часть неба. Сойка слышала, как волны тихо бьются о борт и скрипит оснастка, когда Альсакра величаво и едва заметно покачивается с бока на бок.

Вплотную она не приближалась и плыла очень осторожно, радуясь, что нет света от луны и от звезд. Так, что перегнувшийся через борт матрос или охранник заметил бы ее лишь при большой удаче.

Лавиани добралась до кормовой части и здесь потребовалось усилие, чтобы залезть наверх. Если бы не нож, способный резать кость, который без труда входил в плотную мореную древесину, пришлось бы туго. А так, благодаря клинку, ловкости и цепкости пальцев, сойка быстро добралась до кормовой каюты.

Окна – здесь были именно окна, высокие и квадратные, подходящие больше прогулочной лодке богатея из Пубира, чем военному кораблю – оказались распахнуты, из них лился теплый, манящий свет. А еще умиротворенным сверчком звучал одинокий уд – кто-то неспешно перебирал струны музыкального инструмента.

Она осторожно заглянула в каюту, большую, полутемную, где горели три восточных фонаря, бросая на стены фигурные тени от резных решеток, за которыми едва танцевало пламя. А затем одним слитным движением перемахнула через окно внутрь, мягко приземлилась на пушистый густой ковер, заливая его капающей с одежды и волос соленой водой. Музыкант оказался прямо перед ней, и Лавиани приставила к его горлу нож, ощутив полотном шершавую кожу под кадыком и как бородка колет запястье.

Музыка прекратилась, но последняя нота, тоскливая, все еще звучала из-за потревоженной пальцем струны. Женщина, лежавшая на кровати в короткой рубахе из черного шелка и в широких штанах такого же материала, вздрогнула, вскинулась, приподнимаясь на локте, отчего ее длинные многочисленные косы, которые сойка бы не сосчитала и за минуту, разметались по плечам и постели.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза – маленькая красивая карифка и чуть сутулая седовласая сойка.

– Не надо причинять Тиру вред. Он не опасен, – попросила южанка.

Лавиани была иного мнения. Этот Тир был хоть и невысок, но крепок, а его мускулистые запястья выдавали большую силу. Так что сойка проигнорировала просьбу и не только не убрала нож, но и вдавила его поглубже, выжав несколько рубиновых капелек.

Левой рукой она вытащила из ножен музыканта кривой кинжал, выбросила в окно.

– Довольно необдуманно приходить без приглашения, – карифка и бровью не повела, плавно, точно пантера выпрямилась и села, подобрав под себя ноги. В ней сойка не заметила никакого страха, лишь живой интерес к происходящему. Женщина с косами больше походила на азартного игрока, предвкушавшего интересную партию, чем на испуганную жертву. – Красивый ковер. Мне он нравится. Если ты все же вскроешь горло моему доброму слуге, то позаботься, чтобы кровь не пачкала убранство каюты.

Лавиани прислушалась, но за дверью была тишина, никто не собирался врываться к ним в ближайшую минуту.

– Я знаю тебя, – между тем продолжила карифка. – Ты та седовласая сука, что убила любезного моему сердцу Бати.

– Говоришь прямо, и не заячий хвост. Ты мне нравишься, – усмехнулась Лавиани. – Совсем чуть-чуть. Отдай своему псу правильный приказ.

– Не чини ей препятствий. Выйди. Никому не сообщай, что здесь происходит. Сторожи дверь.

Он аккуратно положил инструмент, волком зыркнул на сойку, поклонился хозяйке, вышел. Лавиани опустила засов, лишь на мгновение отвлекшись от карифки.

Та уже стояла на коленях, натягивая тетиву лука, который до этого скрывался под откинутым теперь одеялом. Стрела с широким зазубренным наконечником смотрела в живот сойке. Она знала, что легко избежит ее, но все равно где-то в кишках неприятно засвербело.

– Ловко, – оценила Лавиани. – Каков следующий ход?

Та хищно, словно маленькая змейка, провела розовым язычком по губам и опустила лук.

– Зависит от твоих целей. Ты пришла от нее или по собственному желанию?

– Руководствуясь предчувствием, – сойка не стала подходить близко, чтобы не провоцировать лучницу. Нет. Лука она не боялась, но если все завертится, придется причинить карифке какой-то вред. Поднимется шум, в дверь начнут ломиться, и все выйдет из-под контроля. – Нет. Шерон не посылала меня, герцогиня.

– Так ты знаешь, кто я, – женщина удовлетворенно кивнула. – А я вот не знаю, кто ты. Кто может так легко справиться с дэво в одиночку?

– Ну, признаться, мне помогла уина, – Лавиани гордилась своей врожденной честностью. – Да и так ли это важно?

– Ко мне лучше обращаться ваша светлость. Или госпожа Ясмин.

Сойка насмешливо цокнула языком:

– Зачем ваша светлость госпожа Ясмин прибыла в столь опасное место? Как муж вашей светлости госпожи Ясмин отпустил вас в такую даль? Ваша светлость госпожа Ясмин планирует причинить вред моей компаньонке? Если так, то хочу предупредить вашу светлость госпожу Ясмин, что мне очень не нравится такая цель и спешу посоветовать вашей светлости госпоже Ясмин лучше уплыть из Рионы. Город сейчас не безопасен даже для тех, кто прибыл на большом корабле вместе с верными гвардейцами мужа, если ваша светлость, госпожа Ясмин позволит мне сказать такую дерзость.

Герцогиня показательно поморщилась, словно от того, что у нее заломило в висках:

– Для друзей я Яс. Буду считать тебя другом на этот час. А как зовут тебя?

– Седовласая сука. К чему тебе мое имя, Яс? Через час, возможно, мы перестанем быть друзьями и лучше тогда нам забыть друг о друге.

Та, чуть подумав, положила лук на кровать, показала раскрытые ладони, потянулась гибко, точно кошка:

– Мир, Седовласая сука. Вероятно Шестеро услышали мои молитвы и послали тебя для решения проблем.

– Всегда радуюсь, когда они поручают мне исполнять их волю. Тир, и вправду, не собирается звать на помощь?

– Не в правилах моих слуг нарушать приказы. Окажу тебе любезность, подруга Шерон из Нимада. И отвечу на дерзкие вопросы, что ты задала. Мир, как видишь, горит, и мы не справляемся с пожаром. Мой благословенный супруг считает, что у нас не получится отсидеться и переждать войну. Что ни море, ни Феннефат, величайшая пустыня, ставшая нашим домом, не остановят Эрека да Монтага и ту силу, что стоит за его плечами. Если мы протянем и не присоединимся к одной из сторон, то в итоге останемся в одиночестве, – глаза Яс зло блеснули. – Мут и Черную землю в расчет не берем.

– И какую же сторону решил выбрать твой осторожный многомудрый муж?

– Его любимая сестра пропала, ходят слухи, что она убита той, кто называет себя Рукавичкой. Это лишает его возможности выбирать.

– Хм… – Лавиани подобрала самую гаденькую из усмешек. – Не мне понимать мотивы правителей, но разве карифцы так сильно страдают по утраченным родственникам? Разве в династии грифов не старая добрая традиция умерщвлять братьев и сестер, которые мешают править?

– Да будет тебе известно, Седовласая сука, что дела семьи – это дела семьи. То, что позволено брату, не позволено чужаку. Пролита кровь потомка Стилета Пустыни и на такое не закроешь глаза и не простишь. Мы выбрали сторону. Союз с Алагорией и Треттини. Мой муж доверил быть его Словом. Я приплыла в Пьину, когда прибыла птица из Рионы. Шпион докладывал, что Шерон из Нимада отправила моему мужу письмо с предложением защитить его близких. Он разумный человек, пускай она и отвергла его дружбу. Не станет рисковать женами и детьми из-за столь мелкой обиды. Ответ еще не пришел, слишком велико расстояние, но я его Слово и потому сразу же отправилась сюда. Я хотела еще раз предложить дружбу и забыть обиды, нанесенные друг другу. Довольно ли с тебя? Перестала ли ты тревожиться, что я прибыла попросить у Анселмо ее голову или убить самолично?

Лавиани отметила, что эта невысокая пигалица достаточно прозорлива, чтобы понимать причину прихода убийцы Бати.

– Всем своим очерствевшим сердцем радуюсь твоим словам, Яс. Но ты герцогиня, а вашей надменной братии не пристало быть столь любезными с такими, как я.

– Быть может, я испугалась тебя.

– Быть может, – небрежный жест в сторону лука. – Грифы не берут в жены овец, если хотят достойных наследников. Ты могла пробить меня насквозь, но вместо этого говоришь со мной. Я знаю ваш народ и помню, что даже чтобы коснуться туфли герцогини надо расшибиться в лепешку. А уж беседовать… Выходит, я очень тебе нужна, Яс. И раз уж мы разговариваем, то назови причину.

– Ну, причину я уже тебе назвала вполне весомую, – карифка погрузила босые ступни в густой ворс, прошла через комнату, взяла ребристый графин. – Финиковой настойки? Как хочешь. Моя цель – обезопасить мою семью от шауттов. Они здорово порезвились в Рионе, и я не хочу, чтобы Эльват постигла такая же судьба. Шерон обещала помочь за сущие мелочи. Так пусть поможет.

Когда Ясмин увидела, что губы Лавиани сжались, то небрежно продолжила: