Амнис хмыкнул, явно сомневаясь в моих словах.
Я не знал, кто пачкает мое крыльцо. Это продолжалось уже девять дней, и Бласетт, мой слуга и по совместительству дворецкий, устал убирать мусор. Пару раз он пытался организовать засаду, чтобы поймать вандалов, но его ждала неудача. Он упускал тот скоротечный момент, когда на крыльце оказывались битые стекляшки от винных бутылок, листья, трава, цветы или обглоданный рыбий скелет.
Я постучал в дверь и прождал почти три минуты, пока мне открыли.
– Чэр эр’Картиа? – Бласетт был удивлен до глубины души. – Но разве вы не должны были вернуться во вторник?
– Мои планы изменились, – сказал я, входя в большой полутемный холл. – Опять экономишь электричество?
Он ухмыльнулся:
– Не считаю, что следует платить пиклям излишне много, чэр. Позвольте вашу трость.
Я молча протянул ее и начал разуваться. Слуга крутанул трость вокруг запястья, словно заправский жонглер из цирка-шапито, находящегося в окрестностях Маленькой страны.
– Но-но! – возмутился Стэфан. – Нельзя ли поделикатнее, человече?!
Я передал его слова дворецкому.
– Ах, простите ваша милость! – подобострастно сказал Бласетт. – Я совершенно забыл, с кем имею честь общаться!
Ему доставляло удовольствие подразнить амниса, особенно если я не возражаю против этого.
– Лучше бы тебе вспомнить и поскорее! Иначе ты рискуешь лишиться пальцев! – пробубнил Стэфан. – Хватит топтаться на месте! Давай уже! Отнеси меня на подставку. Нет! Не в кабинет, дубина! Я не собираюсь общаться с Анхель сию минуту! В библиотеку. Как, кстати говоря, тут обстановка?
Я вновь поработал переводчиком между ними.
– Предгрозовая. Ее милость рвет и мечет.
Мило «беседуя», они удалились, оставив меня в одиночестве. Амнис не шутил насчет пальцев. Однажды один жулик, привлеченный серебром, пытался украсть трость, и живо лишился руки. Старина Стэфан счел, что еще не пришло время менять хозяина.
Слуга обернулся в мгновение ока и помог мне снять пиджак.
– Полли опять наготавливает? – спросил я, принюхиваясь к доносящимся из кухни запахам.
– Она всегда ждет вашего возвращения, чэр.
Бласетт не похож на остальных дворецких, что служат богатым семьям Рапгара. Он не чопорный, не цедит слова, не кажется исполнительным и подобострастно вежливым. Мой слуга – плут, картежник и шулер. Разумеется, все это осталось в далеком прошлом, но старые привычки тяжело изжить. Быстрые, цепкие глаза, ловкие руки и большая сообразительность никуда не делись. Он служит у меня уже больше десяти лет, с тех пор, как какой-то местный барон из Ямы захотел переломать Бласетту кости за паленую игру, и бывшему игроку в Княжеский покер потребовались пристанище и защита.
Мой дворецкий невысок ростом, кругл, как воздушный шар, и кажется эдакой булочкой, пышущей румяным энтузиазмом. Его лицо с пухлыми лоснящимися щеками, лукавыми бледно-зелеными глазами и тонкой полоской усов над не менее тонкой верхней губой – живое и подвижное. Несмотря на свою полноту Бласетт, когда надо быстр, ловок и проворен, точно охотящийся за коброй магарский мангуст. Одет он обычно несколько небрежно, можно сказать даже вызывающе – чистая светло-серая рубашка, васильковый галстук с незатянутым узлом, жилет в светлую коричнево-желтую полоску и точно такие же брюки. На носу – золотое пенсне.
Клоун, а не дворецкий. Впрочем, мне нет дела до его гардероба до тех пор, пока Бласетт выполняет свои обязанности. А выполняет он их идеально, и жаловаться мне не на что.
– Я забрал ваш смокинг из чистки, чэр. Прибывшая корреспонденция на вашем столе, – он шел за мной, отчитываясь о проделанной работе. – Спешу вам напомнить, что завтра у чэры эр’Тавиа день рождения. Двести один год.
– Думаю, будет любезным послать ей цветы.
– Как скажете, чэр. Но прошлый букет она вышвырнула на помойку.
– Это не повод быть невежливым, Бласетт. Возможно, ей не понравились розы. Давай на этот раз попробуем хризантемы. Белые и желтые. В достаточном количестве. Купи их у цветочницы на улице Модисток. И отправь с курьером.
– Что написать в записке?
Я на секунду задумался, изучая в окно пожелтевший сад, за которым скрывалась кладбищенская ограда.
– Ничего особенного. От чэра эр’Картиа с почтением и уважением.
– Старая ведьма этого явно не заслуживает, да простит мои слова чэр. Никогда не забуду, как этот божий одуванчик засветил булыжником в окно обеденного зала. Возможно, мусор – ее рук дело.
– Вы со Стэфаном просто сговорились, – возмутился я. – Очерняете несчастную старуху. Она и мухи не обидит.
– Осмелюсь возразить, чэр. Сто лет назад ваша соседка была замужем за одним из Палаты Семи. Это все знают, и, как говорят, без нее не принималось ни одно важное политическое решение в Рапгаре. К тому же у этой леди есть причины рассыпать на вашем крыльце мусорное ведро – ведь у вас неплохие отношение с господином МакДрагдалом.
– Не вижу связи.
– Она считает, что полковник пнул одну из ее кошек, чэр.
– А он пнул?
– Конечно, нет, чэр! – возмутился Бласетт. – МакДрагдал предпочитает пинать только врагов Рапгара. Но попробуйте объяснить это «почтенной» чэре!
Он достал из кармана жилета золотой «Мьядо-хуэр» – мой подарок ему в честь десяти лет безупречной службы. Дворецкий ужасно гордится ка-гаскими часами и всегда находит причину посмотреть на стрелки.
– Приказать подать чай, чэр? Как всегда? В Дубовом зале?
– Да, благодарю. Через полчаса, – я подумал, что до этого времени стоит сходить в кабинет.
– А что делать с ужином? Не раньше восьми?
– Пожалуй.
– На одну персону? Госпожа Мьяка вновь не придет? – спросил он, словно бы невзначай.
– К сожалению, – сухо ответил я.
Прима-балерина национального театра мне давно надоела, на поверку она оказалась скучной и немного вульгарной особой, так что мы разбежались после трех встреч, опечалив всех моих домашних. Слуги все еще тешат себя надеждой, что я найду замену Клариссе и, чего доброго, наконец-то женюсь. Бласетт как-то обмолвился, что дому давно нужна хозяйка. Мне, кажется, он сговорился со Стэфаном и Полли.
– Купи мне завтра свежий номер «Времени Рапгара».
– Он будет у вас на столе утром, чэр.
– Это все. Хотя нет. Крыльцо требует уборки.
Дворецкий закатил глаза и, сетуя, что пора поставить капканы на хулиганов, удалился по увенчанному охотничьими трофеями коридору.
Я решил, что будет вежливым заглянуть на кухню, поприветствовать Полли. Она всегда рада меня видеть. Войдя в Дубовый зал, я посмотрел на стеклянный потолок, заваленный листьями, сквозь который проникали тусклые, золотистые, не жгучие лучи осеннего солнца.
Когда один из моих предков проектировал этот дом, он пожалел одиноко стоящий молодой дубок и выстроил особняк вокруг дерева. Спустя века, дуб вырос, и теперь его ствол торчит прямо посредине зала. На высоте двадцати футов дерево окружает стеклянная крыша, а над ней колышется крона.