Последний патрон

– Пока я ничего не хочу утверждать, – оборвал индеец полковника. – Но, в конце концов, вы сами можете меня к этому вынудить.

Полковник воздел руки к небу и исторг целую лавину ругательств. Членораздельные слова встречались в ней примерно так же часто, как одуванчики в горячей вулканической лаве. Кое-кто из солдат заткнул уши и отполз подальше от Дадли. Когда полковник принимался бушевать, он имел дурную привычку топать ногами совсем не обращая внимания на то, лежит ли рядом с ним солдат на огневой позиции или, что случается не так уж редко, ползет ли солдат по-пластунски из ближайшего салуна в родную казарму.

Полковник бесновался минуты три и все это время повеселевший индеец обдумывал идею, неожиданно пришедшую ему в голову. Риск, разумеется, был, но так как альтернативой риску являлась только попытка самоповешения по методу барона Мюнхгаузена, собственноручно вытащившего самого себя из болота, Чинганчгук решил рискнуть.

– Ты клеветник, Новухудоносор и фетюк! – Продолжал между тем полковник. Он уже немного подустал, его словарный запас порядком истощился, а поэтому в обвинительной речи стали встречаться довольно редкие ругательства. – Ты фанфарон, филантроп, физиономист и лжепророк!..

Чинганчгук улыбнулся и поднял руку.

– Подождите полковник.

– Что тебе, свинья?!

– По-моему, вы, как бы это лучше выразиться, немного перегибаете палку.

– Тебе бы этой палкой да по твоей красной роже, фармацевт!

– Я не об этом, – Чинганчгук припомнил последний французский роман, который он читал, отсиживаясь в погребе святого отца Лаврентия. Стараясь соблюсти так понравившуюся ему стилистику речи, индеец быстро заговорил. – Ваши обвинения хотя и имеют некоторое, скажем чисто условное, отношение к моей персоне, но, тем не менее, я совсем не собираюсь выслушивать всяческие грязные инсинуации в свой адрес и уж тем более без предъявления каких-либо конкретных фактов.

Дадли пожевал губами и погрузился в глубокое раздумье. Полковник не любил французских романов и явным трудом переваривал только что сказанное индейцем.

Солдаты начали перешептываться, вскоре в цепи вспыхнула легкая перебранка. Кое-кому из них, а вернее тем, кто зайдя вечером в казарменный нужник не отказывал себе в удовольствии прочитать страничку-другую из прибитой гвоздем к стене стопки местных газет, показалось, что индеец, защищая честь дамы, вызвал полковника на дуэль.

Малыш Бреди и сержант Снок тут же возразили заявив, что у индейца нет сабли. Но сторонники дуэли по прежнему твердо стояли на своем. По их мнению, двум настоящим мужчинам вполне хватило бы и одной полковничьей железяки, чтобы перерезать глотки друг другу.

Наконец полковнику надоело думать, и он спросил:

– Слушай, индейский гаденыш, ты не мог бы сказать тоже самое, но другими словами?

– Во-первых, не гаденыш, а Большой…

– Змееныш! – выкрикнул кто-то из солдат.

Все уткнулись носами в землю. Спины солдат тряслись от немого смеха.

– … Большой Змей, – спокойно закончил фразу Чинганчгук. – А, во-вторых, полковник, какими именно словами я должен выражать свои мысли, если вы, произнося свою обвинительную речь, не используете ни одной мысли?

Витиеватость речи индейца снова сбила полковника с толка.

– Что б ты сдох, ты не мог бы говорить проще, собака?!

В солдатской цепи кто-то тихо гавкнул. Смех возобновился, но тут же стих под яростным взглядом полковника.

– Ладно, полковник, – донеслось сверху. – Я скажу проще – вы только что меня оскорбили.

– О, Боже, наконец-то! – полковник настолько грязно выругался, что покраснел даже сержант Снок. – Ну и что же конкретно тебе, грязный пес, не понравилось, если не секрет?

– Разумеется не секрет. Я не лжепророк.

Индеец был прав. Последний раз он имел отношение к религии, когда обобрал валяющегося на дороге пьяного баптиста. При этом он не испытывал ни малейших угрызений совести поскольку тот человек нарушил божью заповедь, которую сам же обязался свято соблюдать.

– Если ты не лжепророк, значит ты еще хуже! – проревел полковник.

– Послушайте, сэр, – голос индейца стал официально сух, – вы оскорбили меня второй раз и я не советую вам сделать это третий. Лжепророк!.. Что может быть страшнее для индейца?

– Ты мне советуешь?! Я буду поджаривать твои пятки на костре до тех пор, пока ты не раскроешься во всех своих грехах. Ты всегда был, есть и будешь лжепророком!

Чинганчгук привстал так, чтобы полковник наконец смог его увидеть. Расстояние между врагами оказалось значительно меньше того, на которое рассчитывал полковник.

– Посмотрите сюда, сэр. Что вы видите? – Чинганчгук протянул вперед раскрытую ладонь. На ней, в ворохе, состоящем из шнурка и нескольких замысловатых колдовских регалий, тускло блеснула медь. – Вы видите обычный индейский амулет. Теперь я снимаю вот эту вещицу со шнурка. Р-р-раз! Что мы видим? Самый обыкновенный патрон, сэр…

Чинганчгук быстро откинул барабан кольта в бок, вложил в него патрон, вернул барабан на место и взвел курок. Перезарядка «большой собаки» заняла у него одну секунду.

Полковник окаменел.

– Вам понравилось, сэр? – Большой Змей улыбнулся. – Откровенно говоря, я приберегал этот патрон исключительно для себя. Но вы смертельно меня оскорбили, и я решил подарить его вам.

Дадли молча рассматривал револьвер в руке индейца. Он вспоминал все легенды, в которых рассказывалось о меткости Большого Змея, и пришел к выводу, что их не просто много, а потрясающе много.

Лейтенант Джонс приподнялся на локте и громко крикнул:

– Взвод, слушай команду!..

Полковник ожил.

– Отставить, идиот! – тихо прошипел он. – Ты, что не видишь, что я на мушке у этой канальи?

Солдаты нехотя опустили ружья.

– Полковник, – горячо и достаточно громко для того, что бы его мог услышать индеец, зашептал Джонс. – Попробуйте лечь. Если вы ляжете быстро, то индеец обязательно промахнется.

Дадли внимательно взглянул на лицо Чинганчгука. Ответный взгляд индейца был спокоен и даже насмешлив. Полковник сглотнул густую слюну и подумал о том, что если сейчас он получит пулю в живот, причем уже не в бляху, то его красавица гувернантка вряд ли долго будет носить траур.

– Иди ты к черту, лейтенант, – полковник покосился на Джонса. – Порядочный офицер на твоем месте попытался закрыть своего командира грудью.

«Моя грудь, пожалуй, не сравнится с грудью красавицы Джойс, – подумал лейтенант. – Но даже эта легкомысленная блондинка не совершила бы подобной глупости!»

Вслух он сказал:

– Да, сэр, вы правы. Но даже если и я успею сделать это, то на таком расстоянии пуля кольта прошьет меня насквозь, не потеряв и половины своей убойной силы.

– У меня все-таки появится шанс.

– Зато у меня его не будет.

– Я разжалую тебя в рядовые! – побледневшее было лицо полковника, снова слегка порозовело. – Я отправлю тебя в штрафную роту. На Аляску, к белым медведям!

Лейтенант Джонс поморщился и промолчал. С таким командиром, как полковник Дадли, не стоило спорить.