Погибель

–Упорный орусут, плохой орусут.

Сначала орусут не шевелился, но потом начал приходить в себя.

«Просто так ты не подохнешь. Я вытащил тебя из ада не для того, чтобы заморозить», – зло размышлял Аян, наблюдая, как бьёт дрожью согревающегося.

Через час, когда рассвело, Семён осмысленно посмотрел Аяну в лицо.

–Я не хочу причинять тебе боль, Семён. Но пойми меня. Тогда, в Руме, ты клялся, что будешь благодарен мне за спасение твоего брата. Теперь я прошу того же – спаси моего брата. Убьёшь нашего нойона, спасёшь мне брата и тысячи жизней своих соплеменников – он умелый военачальник.

Семён упорно покачал головой.

–Врагам не помогаю.

–Значит, я враг. А мне казалось, мы до сих пор друзья. С врагами у нас поступают иначе.

Аян позвал туленгитов, велел скрутить Семёну руки за спиной, прижать его к полу, задрав голову, чтобы он мог видеть происходящее. В шатёр втолкнули Наталью.

–Она заплатит за твоё упрямство.

Семён дёрнулся.

–Нет! Отпусти её! Отпусти! Слышишь?!

–А ну, скрутите её! – приказал Аян туленгитам.

Воины вцепились в молодую женщину, нагнули её головой к полу. Она завопила, что есть силы, задёргалась.

Аян усмехнулся. В нём пробудилось желание. Подойдя к женщине, он стремительно разорвал на ней одежду. Она кричала, билась в сильных руках воинов. Хрипел и плакал, прижатый к полу, Семён.

Аян обхватил её за талию и стремительно вошёл в неё. Истома охватила, он начал лихорадочно бить своим телом, вколачивая твёрдый член в горячее лоно. Все вокруг слилось в страшный вопль горя. Эмоции рвали мозг. Он не выдержал, закричал, выплёскиваясь:

–Якши! Якши! Якши!

Бату отогнул полог шатра, шагнул внутрь и замер. Аян насиловал орусутку на глазах её мужа. Оглянувшись на Орду, повернул обратно. Молча стоял на улице, глядя на свои гутулы, потом велел подать коня. Долго ехали молча по покорённому, сожженному городу – воины посекли жителей, вынесли всё ценное, отогнали в обоз разумеющих в ремесле и годных для хашара, можно было идти дальше – грабить, убивать, насиловать. Бату посмотрел на старшего брата.

–Не таким был раньше Аян. Испортился.

–Это он у Берке штучек набрался, – буркнул Орда.

Через распахнутые «Золотые» ворота, выехали из города в поле. У шатра Бату коновязь была полна лошадей, туленгиты держали бунчуки тёмников и тысячников – на совете необходимо было решить, как действовать дальше. Предстояло найти и разбить основное войско орусутов, успеть захватить, как можно больше беззащитных городов до распутицы. Бату рассчитывал покончить с Суздалью ещё зимой, чтобы вывести перегруженное добычей войско без потерь.

Он слез с коня, бросив повод караульному, стремительно вошёл в шатёр. Все смотрели на него. Лица сосредоточены. У тысячников – взволнованные, у тёмников – ехидные и мало почтительные. Особенно у Гуюка и Бори. Две гремучие змеи на груди. Надо их развести, пусть поменьше общаются – так будет спокойнее.

Когда совет начался и многое прояснилось, все чингизиды единогласно высказались за войну, какую любил вести Чингисхан – быструю, маневрённую, с одновременными ударами в разных направлениях, благо силы это позволяли. Воинов было больше семидесяти тысяч, у Юрия в Ярославле ( пленные орусуты рассказали, где искать великого князя) около пятнадцати– восемнадцати тысяч, между князьями сладу нет, и это хорошо – брат Юрия Ярослав собрал в Новгороде больше тумена воинов, но соединяться с великим князем не желает. Так было всегда – враги спорили между собой, вспоминали обиды, кичились самолюбием, когда было необходимо объединяться, и гибли под согласованными ударами монголов. Будет и теперь. Бату совершит задуманное – расправится с северными государствами орусутов ещё зимой, летом его войско отдохнёт, а следующей зимой он пройдёт огненным смерчем по югу, перевалит Карпаты и покорит Венгрию. Да, так будет, ибо он наследник и продолжатель славы своего деда. Ему будет скоро тридцать лет, как много времени у него впереди, как много великих дел он совершит – он выполнит наказ Чингисхана, данный отцу – покорить все земли на Западе. Так будет. И тогда его слава затмит славу деда!

Бату сбросил задумчивость. Субедей говорил, куда он считает необходимым направить основные удары. Бату не стал перечить – Субедей всю свою долгую жизнь вёл войны, пусть будет, как скажет он, победа, всё равно, зачтётся только Бату.

Войско разделили на четыре колонны. Первую, из одного тумена, доверили Берке – он пойдёт на Стародуб против князя Ивана, а оттуда – к богатым волжским городам Городцу и Костроме. Вторую, из трех туменов, нацеленную на Ярославль, против основного суздальского войска, поручили Орде, Бурундаю и Мунке. Третью против Переяславля из одного тумена Бату вручил вредине Гуюку – пусть воюет сам, как ему нравится. Остатки из растрёпанных полутуменов Бату, под своим руководством, решил вести на Новгород через забитый торговыми складами Волок– Ламский и Тверь.

–Как только войско будет готово к выступлению, мы начнем собирать плату за наше усердие и терпение. Пока мы только теряли. Около сорока тысяч потерь, нойоны, это меня вводит в задумчивость. Если и дальше так пойдёт, мы останемся без войска, и некому будет оборонять наши обозы, полные добытого добра.

Все рассмеялись шутке Бату, но, всё же, столь огромные потери настораживали.

После совета Бату остался с братьями.