Некоторые вопросы загробной жизни. Часть вторая

– Это что, моё жизнеописание? – поинтересовался я, пытаясь прочитать информацию, изложенную корявым женским почерком на листе формата А4.

– Угадали. Только в усечённом варианте. Основные моменты, так сказать.

– А где полная версия?

– У нас проблемы с грузчиками. Жить стали лучше, жить стали дольше. Да и места тут всё равно не хватит. Помещение маленькое… Сами видите, – Синицын окинул грустным взглядом крохотный рабочий кабинет, – двадцать квадратных метров… Ну куда это годится?

– Неужели так много про мою жизнь написано? – удивился я.

– А что вы хотите? Каждое мгновение, слово в слово. Но, как я уже говорил, сотрудниками нашего аналитического отдела отобраны только основные моменты, кусочки информации. Мы их тут склеили, и получилась вот эта папка, – Синицын бережно погладил исписанные страницы.

– У вас прямо как в песне: «Я его слепила из того, что было»… Только любая информация может по-разному интерпретироваться. Поэтому там, где вы видите чёрное, другие увидят белое, – начал философствовать я.

– Ну, так давайте разбираться, – невозмутимо отчеканил Тимофей Иванович.

– Давайте, – с вызовом сказал я.

Следователь взял папку и углубился в чтение.

– Так, – через некоторое время произнёс он, – младенческие годы опустим… Хотя вот. В 4 года и три месяца, находясь в квартире без присмотра родителей (папа работал, мама отошла на кухню) Смирнов схватил без спросу отцовскую отвёртку и засунул её в электрическую розетку, в результате чего произошло короткое замыкание. В доме отключился свет, ровно на 24 минуты.

– Ну и что?

– В это самое время, – не обращая внимания на мою реплику, продолжал Синицын, – соседка из 35-й квартиры снимала с газовой плиты кастрюлю с макаронами с целью пропустить мучной продукт через дуршлаг. По причине внезапно наступившей темноты она поскользнулась и вылила закипевшие макароны себе на голову, в результате чего получила ожоги различной степени и месяц пролежала в больнице №4 по улице Кирова, в палате №12.

– Протестую, я был ребёнком… Да все дети такие. И вообще, где свидетели?

– Свидетелей пока нет, – вздохнул следователь. – Живы ещё.

– Ну, – вспомнил я крылатую фразу: – На нет и суда нет.

– Так мы не в суде. Продолжим, что там у нас? – Тимофей Иванович перевернул страницу. – А, вот… В 6 лет и четыре месяца, Смирнов, насмотревшись в кинотеатре «Родина» фильмов про американских индейцев племени апачи, атаковал самодельной стрелой с железным наконечником, выточенным из гвоздя, проходящего мимо его дома мальчика Павлика Круглова. В результате выстрела, произведённого из окна подъезда пятого этажа, Круглов получил серьёзное ранение в голову.

– Да это царапина была. Моя мать ему голову промыла, забинтовала – и все дела. Мы потом даже друзьями стали.

– Кстати, хотел спросить, зачем вы надували лягушек, засовывая им соломинки в задний проход?

– Не знаю, – неожиданно покраснел я. – Они потом так смешно по воде прыгали…

– Ясненько, – Синицын покачал головой. – Тогда про тритонов, майских жуков и голубей говорить нечего… Детские шалости…

– Ребёнок познает мир, что тут такого?

Тимофей Иванович перевернул ещё пару страниц.

– В девять лет и два месяца, – продолжал он монотонно, – Смирнов, играя в популярную детскую игру «Салочки» на крыше пятиэтажного дома №3 по улице Циолковского, столкнул вниз своего товарища Диму Жукова, пробегавшего по краю этой самой крыши. Только по счастливой случайности десятилетний мальчик в полете ухватился за сук растущего рядом дерева – канадского тополя, по стволу которого Дима благополучно спустился на землю.

– Вот видите, – с горячностью произнёс я, – все живы-здоровы. Чего зря бумагу тратить…

– Однако в результате полученного стресса мальчик начал бояться высоты (диагноз: акрофобия), что не позволило ему впоследствии поступить в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, о котором он с детства мечтал. Вместо этого Дмитрий Константинович Жуков окончил Якутский сельскохозяйственный техникум по специальности «Зоотехник», по окончании которого был принят на работу в местный совхоз им. Чапаева, где благополучно спился. В настоящее время проходит стационарное лечение в реабилитационном центре «Остановись, алкоголик!» в г. Якутске… Кроме того, Жуков страдает сложным психическим заболеванием. Ему ангелы мерещатся. Данное заболевание носит приобретённый характер, являясь следствием тяжёлой алкогольной депрессии. Не женат. Детей не имеет.

– Послушайте, Тимофей Иванович, – вновь возмутился я, – по-моему, это перебор. Получается как в фильме «Эффект бабочки». Бабочка взмахнула крылом на крыше дома, а через двадцать пять лет где-то на задворках нашей империи спился человек. Не хорошо проводить такие параллели…

– Но ведь жизнь-то ему вы сломали? – беззлобно заметил Синицын.

– Это спорный вопрос.

– Это факт. Но не будем отвлекаться, – следователь перевернул ещё пару страниц. – В одиннадцать лет и девять месяцев, находясь на отдыхе в пионерском лагере «Щелкунчик», Смирнов, претворяя в жизнь коварный план пионервожатого второго отряда Антона Петухова, переоделся в спортивную форму девочек своего отряда с целью выступления на соревнованиях по настольному теннису.

– Я же не виноват, что во всём пионерском лагере из девчонок в теннис никто не играл!

– В результате подлого обмана «девочка Смирнова» дошла до финала турнира по настольному теннису между соседними пионерскими лагерями, где в финале с разгромным счётом 3:0 по партиям обыграла ничего не подозревающую пионерку Алину Маслову…

– Она тоже спилась? – ухмыльнулся я.

– Не стерпев обидного поражения, – не обращая внимания, продолжал Синицын, – Маслова в бешенстве швырнула теннисную ракетку в пионерку Ларису Зуеву, стоявшую неподалёку. Тяжёлая ракетка угодила ей прямо голову. От полученного удара у Зуевой ухудшилось зрение. В настоящее время женщина страдает прогрессирующей близорукостью средней степени, четыре диоптрии на оба глаза.

– Да помню я эту девочку, – воскликнул я с негодованием. – Она уже тогда очки носила. Её постоянно дразнили: «Очкарик – в попе шарик!»

– У вас, Виктор Николаевич, на все случаи отговорки имеются. А как вам это? – усмехнулся следователь, перевернув очередную страницу. – В двенадцать лет и семь месяцев Смирнов, находясь в продуктовом магазине №19 по улице Стаханова (недалеко от своего дома), воспользовался невнимательностью продавщицы магазина Пелагеи Муськиной и украл прямо с витрины четыре куриных яйца, две консервные банки «Килька в томатном соусе» и червивое яблоко сорта «Антоновка». В результате недостачи продавщицу уволили…

– Чепуха! Из-за такой ерунды её не могли выгнать с работы.

– Говоря по правде, – с грустью произнёс Тимофей Иванович, – Муськину давно хотели уволить. Искали предлог… Мы об этом потом узнали, когда она померла от инфаркта, побираясь по помойкам…

– Вот видите, – тут же преобразился я.

– Однако, Виктор Николаевич, – резонно заметил Синицын, – вы тоже приложили к этому руку. Или, точнее, обе руки… Вот такой у нас получается портрет.

Следователь вновь отодвинул папку в сторону, откинулся на стуле и сложил пальцы в замок.

– Какой портрет? – напрягся я.

– Ваш, так сказать, моральный облик. И картина, скажу я вам, невесёлая… Животных мучили? – Мучили. Детей обманывали? Людям вред причиняли, воровали… И это, заметьте, только детские годы… Представляю, что дальше будет, – Тимофей Иванович кивнул на бумажную папку.

– Можно подумать, у вас в жизни всё было гладко, – огрызнулся я, поглядывая на входную дверь. – Тоже небось дел наделали… До сих пор в кабинете штаны просиживаете, измываетесь над несчастными усопшими…

– Не надо грубить, Смирнов, – недовольно сказал Синицын, нахмурив мохнатые брови. – За мои дела я отвечу сам, а вы извольте отвечать за свои.

– А я не грублю. «Просиживать штаны» – ваше выражение. Забыли?

– Ну, будет, будет, – смягчился следователь, отечески посмотрев на меня. – Нам ещё долго беседовать…

– А как же перерыв на обед? – рискнул пошутить я.

– Вы разве не знаете? Покойники не едят.

– Откуда ж мне знать?