Сны Лилит

Жена проскальзывает в ванную, и я сторонюсь, словно мы боимся нечаянно соприкоснуться. Вид у неё деловой, сосредоточенный, она старается держаться, и мне, наверное, следует держать себя в руках.

Я усаживаю сына на кухне, делаю ему яблочное пюре и включаю «Тома и Джерри». Музыка Ференца Листа из серии «Кошачий концерт» наполняет квартиру звуками «Венгерской рапсодии». Сын принимается уплетать пюре, а я хожу по квартире туда-сюда, как человек перед кабинетом врача в ожидании диагноза, от которого зависит если не всё, то многое.

Я снова смотрю в окно: там вдали видны дачи, начинающиеся сразу за городом. Сейчас всё плодоносит, давно созрели вишни, спеют абрикосы и алыча, на очереди персики и крыжовник, позже появятся яблоки, ближе к осени наберёт силу виноград. Всё вокруг словно говорит мне о щедрости южного солнца и плодовитости жирной земли.

У моей жены тоже щедрое и полное тело, широкие бёдра и большая грудь. Её мать постоянно беременела от разных мужчин. И её бабка постоянно беременела от разных мужчин. У бабки пятеро детей. У матери две дочери и сын. Их женский род готов рожать и без конца продолжаться, и вот в её матке снова зародилась и зреет новая жизнь.

– Па-а-ап! – кричит сын. – Иди смотреть мультики!

– Хорошо! – откликаюсь я и не двигаюсь с места.

Признаться, я был не готов к такому повороту, как сегодня. Да и можно ли хоть к чему-нибудь подготовиться в делах такого рода? Я писатель. Я так проницателен, когда речь идёт о жизни других. Смогу ли я когда-нибудь разобраться в своей собственной?

– Па-а-ап! – снова доносится из кухни.

Я возвращаюсь. Тарелка с яблочным пюре наполовину опорожнена на стол. Сын грызёт своими белыми зубами где-то найденный сухой кусок хлеба. Мышь на экране отсекает коту кусок хвоста здоровенным ножом. Вопль невыносимой боли режет мой слух. Сын громко смеётся, брызгая хлебными крошками.

Жена тоже появляется на кухне. Она уже одета. Подходит к чайнику и пытается налить себе стакан кипячёной воды. Руки её заметно дрожат. Наверное, ей страшно. Мы прожили в браке семь лет, и она ни разу не делала аборт, пока мы были вместе.

Внезапно у неё звонит телефон.

– Мам, кто это? – спрашивает сын, не отрываясь от телевизора.

Она торопливо делает глоток воды и сбрасывает звонок.

– Мам, это твой друг? – настойчиво уточняет сын, словно это ему действительно важно.

Мне становится больно. Пожалуй, я сейчас тоже закричу, будто меня режут или рубят на части.

Она выключает телефон непослушными пальцами, чтобы он, не дай бог, не зазвонил ещё раз. Сосредоточенно допивает воду и замирает в растерянности. Я тоже растерян и жду, что будет дальше. Наверное, тот, другой, ждёт её. Ничего не знает о беременности. О том, что его сперматозоид и её яйцеклетка уже дали начало новой жизни. Просто ждёт и надеется, что она вернётся к нему так же, как двумя неделями раньше вернулась ко мне. Он надеется. Это мне, судя по всему, ждать уже нечего.

– Так что ты решила? – ещё раз на всякий случай спрашиваю я.

– Я же сказала, – говорит она, невольно косясь на нашего сына, – я сделаю аборт.

Кот на экране заливается басовитым смехом, не замечая, что на голове у него вот-вот взорвётся бомба. Кажется, на этот раз ему действительно придётся несладко. Одновременно наша настоящая кошка, оставляющая всюду клочья серой шерсти, влетает на кухню. Она не успевает затормозить и врезается жене в ноги. Та вздрагивает от неожиданности, и копившийся в ней страх прорывается наружу.

Жена бросается к сыну и, отняв у него хлеб, принимается вытирать ему лицо, вымазанное в яблочном пюре. Он сопротивляется, пытаясь ни на секунду не упустить происходящее в мультфильме.

– Это всё из-за тебя! – вдруг бросает она ему.

– Это всё из-за тебя сейчас, ты понимаешь?! – она почти кричит.

Вряд ли он понимает. Ему ведь даже нет трёх лет. Я и сам мало что понимаю, кроме того, что наш брак точно обречён. И неважно, сделает ли она сегодня аборт или нет.

Сын перестаёт вырываться, и она тоже опустошённо опускает руки, забыв вытереть немного пюре на его маленьком подбородке.

Она целует нашего мальчика в макушку и выходит прочь. Я следую за ней, словно провожая её по старой привычке.

– Можешь помолиться за меня. Чтобы всё прошло хорошо, – неожиданно говорит она на прощанье.

– Это вряд ли, – мотаю я головой.

Она пожимает плечами. Хлопает дверь. Я остаюсь один. С сыном и даже с кошкой, но всё равно – один.

Я ухожу в спальню и опускаюсь на давно остывшую кровать. Странно, но как бы ни было плохо на душе, даже сейчас какая-то часть меня продолжает отстранённо смотреть на происходящее. Та самая часть, что замечает разнообразные детали жизни, дабы потом воплотить их в текст. И я запоминаю её дрожащие пальцы, держащие стакан, горячий воздух южного утра, вопли кота по телевизору и интонацию жены, с которой она сказала те самые первые слова. Те самые, с которых всё началось. «Я беременна», – вот что она сказала.

Постепенно силы оставляют меня. Я больше не могу держаться. Я чувствую, как слёзы начинают катиться по лицу, и закрываю его ладонями, чтобы не разрыдаться в голос.

Я даже не замечаю, сколько времени сижу, скрючившись и всхлипывая, пока дверь в спальню не открывается.

Сын осторожно просовывает голову и внимательно смотрит на меня.

– Па-а-ап…

Я поднимаю на него глаза, полные слёз.

– Па-а-ап, ты чего здесь сидишь? Пойдём… Пойдём смотреть мультики, – говорит он мне.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

БЕСПЛОДИЕ

1

– Значит, вот сюда? – спрашиваю я у медсестры, принимая небольшой прозрачный контейнер с красной завинчивающейся крышкой.

– Да, – говорит она, – имейте в виду, что сперма выходит порциями и состав этих порций неоднороден, поэтому постарайтесь собрать всё.

Я киваю головой, потупив глаза, делая вид, что рассматриваю контейнер.

– Сперма собирается только путём мастурбации, другие способы недопустимы, – продолжает объяснять медсестра.

– Да, – говорю я, – так и сделаю.

– Пять дней воздержания были? – спрашивает она.

Я снова киваю.

– Алкоголь, сигареты, лекарственные препараты, кроме жизненно необходимых?

– Нет, ничего такого.

– Хорошо, можете проходить, дверь запирается изнутри. Когда закончите, отдадите мне контейнер, я буду в соседнем кабинете, – медсестра забирает моё направление на спермограмму и показывает, куда я должен идти.

Стараясь держаться спокойно, я захожу в комнату для мастурбаций и закрываюсь внутри. После душного коридора клиники здесь прохладно. Вопреки моим опасениям, тут не пахнет ничем таким. Окон в помещении нет, и свет приглушен, словно в спальне ребёнка, где всю ночь горит ночник, оберегая от детских кошмаров. Я ставлю контейнер на белый столик явно медицинского назначения и жду, когда мои глаза привыкнут к полумраку.

Комната немного похожа на маленький гостиничный номер экономкласса. У длинной стены стоит прямоугольный диван, обтянутый коричневым дерматином. Рядом кресло в таком же духе. Наверное, кому-то удобнее мастурбировать на диване, а кто-то предпочитает собирать сперму в контейнер сидя.