– Ну что, нагулялся? – услышал он вскоре голос бывшей супруги. – Я видела, даже успел с Максом о чем-то переброситься парой слов.
Повернувшись в ее сторону, Петр увидел, как Элла листает малиновую книжку Буйкевича. Странно, раньше он не замечал за ней любви к поэзии. Впрочем, они уже больше года в разводе, за это время данный интерес мог в ней пробудиться.
– Увидел, перебросился… Но ничего интересного твой Макс мне не сообщил.
– Во-первых, он такой же мой, как твоя – Инга Ревенчук, – констатировала Элла, оторвавшись от поэтических строк. – Во-вторых, странно, что он тебе не рассказал ничего интересного про нее. У них не так давно был сногсшибательный роман. Год назад тебя не было на празднике, у тебя дежурство приключилось, и ты не захотел меняться.
– И что интересного случилось на прошлогоднем празднике?
Петр вспомнил, как год назад, будучи еще мужем и женой, они повздорили из-за того, на чей День медицинского работника идти: медиков медсанчасти или докторов и фельдшеров «Скорой». Петр согласился тогда подмениться только при условии, что она пойдет с ним в ресторан, где праздновали его коллеги. Она наотрез отказалась. В результате он вышел на смену, а она поехала на эту же турбазу.
– Интересного много, – заметила Элла, продолжая листать сборник Буйкевича. – Например, как она буквально вешалась на шею Максу, а он к тому времени уже начал охладевать, терять, так сказать, интерес. Переключился на другую.
Его немножко всколыхнуло услышанное, но вскоре он забыл об этом. Его больше интересовало настоящее. Приблизившись к Элле, он вполголоса проговорил:
– Скажи, ты по-прежнему не замечаешь ничего подозрительного?
Она захлопнула книжку, отложила ее в сторону и покачала головой:
– Я совсем забыла, что кликуха моего бывшего мужа – Эркюль Пуаро! – начала она ему выговаривать. Сначала тихо, но с каждым словом все отчетливей и громче. – Что он не врач, работающий на «Скорой», вернее, врач только наполовину, а на вторую половину он – следак. Диссоциативное расстройство личности, кажется, так это называется. Один другого периодически вытесняет и начинает воду мутить. Сейчас, похоже, от выпитой водки он на всю голову стал этим, вторым. Тут без экстренного вмешательства психиатрии не обойтись.
К счастью для Петра, неожиданно грянула музыка, и гости пошли танцевать. Он крепко взял Эллу за локоть, буквально перебив на полуслове:
– Я приглашаю вас на танец, сударыня!
Двинув ему легонько локтем по ребрам, она повиновалась. Весь танец оба напряженно молчали. Когда снова оказались за столом, Петр заметил:
– По-моему, мы неплохо смотрелись среди танцующих. Мы подходим друг другу. Как танцевальная пара, я имею в виду.
– Ну, разве что как пара, – с напускным сожалением ответила Элла.
Петр взглянул на часы и присвистнул: стрелки показывали половину одиннадцатого. У него было ощущение, что праздник только начался, а на самом деле… Не зря его так клонило в сон.
Выпито и съедено достаточно, пора и честь знать. Он встряхнул головой и едва не рухнул посреди танцпола: в его объятиях была Инга. А Элла косилась на них, обнявшись в танце с Лунеговым. Выходит, он настолько напился, что в его мозгах абсолютно не отложился промежуток между танцами.
– Хватит ломать глаза, – приказала его бывшая любовница, легонько ткнув своей острой коленкой ему в бедро. – Этот танец – мой, и я хочу насладиться им по полной. Смотри на меня!
– Можно узнать… тему кандидатской? – с трудом выговорил Петр, все еще находясь в прострации.
– Туберкулезное поражение голосовых связок, я давно этим интересовалась, – нехотя пропела она. – Ты вряд ли помнишь, но мы с тобой про них как-то говорили. Чистая фтизиолярингология. Не так уж редко встречается, кстати.
– Да, что-то припоминаю, – глубокомысленно заметил он, хотя вспомнить даже не пытался. – Как ты умудряешься совмещать диссертацию с работой, не понимаю.
– У тебя устаревшие данные, я уже год как не работаю в медсанчасти. За это время успела собрать материал, систематизировать, подготовиться…
– Погоди, погоди, – замотал головой Петр. – А как же тогда освободившаяся должность главврача? Или это тоже устаревшие данные?
– Почему же? – кокетливо улыбнулась Инга, взглянув на него снизу вверх. – Как раз самые свежие. Мне предложили. Я пока думаю, браться за докторскую или подождать…
Голоса за перегородкой
Он проснулся в полной темноте от того, что его мочевой пузырь рисковал разорваться, спровоцировав таким образом в животе острую хирургическую ситуацию. Сев на кровати, Петр прислушался.
В приоткрытое окно доносился отдаленный гул шоссе, звенели кузнечики. Голову словно кто-то наполнил жидким гипсом и оставил застывать: тяжелая и гудящая, она ничего не соображала.
На койке рядом мирно посапывала Элла. Простыня сбилась к ногам, ночнушка задралась. Петр залюбовался выпуклым бедром супруги. Они явно поспешили с разводом!
Он потряс головой, взъерошил волосы. Выходит, он не помнит, как они вернулись в номер, как легли спать. Возможно, о чем-то говорили… Или он был в полном отрубе и бывшая супруга вынуждена была его тащить на себе? Он ничего не помнил, словно кто-то подсыпал ему в водку клофелин.
А что, если так и было?
Он с трудом нашел трико, оделся и осторожно, чтобы не разбудить Эллу, вышел в коридор. Гробовая тишина турбазы только подтвердила его опасения. Когда все спят мертвецким сном, происходит самое мерзкое.
Он взглянул на часы, которые не снимал с руки вторые сутки. Стрелки показывали половину второго.
В туалете у него закружилась голова, он чуть не потерял сознание. В чувство его привели звуки из соседней, женской половины.
Сначала послышались шорох и скрип дверей. Потом – цоканье каблучков и резкий вздох.
– Не поняла, – раздалось за перегородкой. Петр узнал удивленный голос Инги. – Тебе что здесь надо? А, напился так, что не смог добежать… Ладно, уматывай, пока я добрая.
Шаги направились к дверям и вскоре затихли. Скрип дверцы – кто-то покинул туалет.
Кого она там застала? Кто так удивил Ревенчук? Мужчина!
Петр хотел быстро выглянуть в коридор, но понял, что не успеет – может поскользнуться и растянуться на кафеле. К тому же в женскую половину в этот момент вошла еще одна женщина.
Сначала за перегородкой все происходило молча, потом Петр услышал голос Инги:
– Видела нахала? Наплюй. Забудь! Не отвлекайся на ерунду, – в приказном тоне выдавала его бывшая любовница. – Все по плану? Ты все сделала, как я просила?
– Да, все спят – пушкой не разбудишь.
Голос отвечавшей Фролов слышал впервые, причем готов был поклясться, что за столом с ними его обладательница точно не сидела.
Что, если это – сотрудница турбазы? Петр забыл, зачем он пришел в туалет – в гудящей голове голоса говоривших раздавались, как в пустой бездонной бочке, он разбирал их с трудом.
– Хорошо, документы я подготовлю. В понедельник подходи в отделение, посыльный лист на твоего мужа будет лежать под стеклом у медсестры на мужском посту. Запомнила? На мужском!
В этот момент за перегородкой зажурчала вода, по-видимому, Инга решила сполоснуть руки. Различать голоса стало трудней.
– Спасибо, Инга Яковлевна, век не забуду, я вам очень обязана.
– Хватит раболепства! И не надо меня по имени называть! Здесь стены имеют уши, запомни! – оборвала собеседницу Ревенчук. – Сейчас идешь к себе – и чтоб носа не показывала до утра. Увижу – никакого посыльного, усекла?
– Не беспокойтесь, буду сидеть, как мышка.
– Ключ в условленном месте, как договаривались?