– Осторожно, вот ваша куртка.
От едкого запаха гари изнутри поднялась тяжелая волна тошноты, все вокруг стало зыбким. Гуров вытащил из карманов телефон, документы, портмоне, а куртку протянул обратно.
– Упакуй в пакет и приобщи к вещдокам. Может, следы взрывчатого вещества найдутся. По пути расскажи, что произошло, а я уже своей версией поделюсь, сообщу, что помню.
В несколько тяжелых шагов Лев Иванович преодолел дорогу к новенькому автомобилю и обмяк на пассажирском сиденье. Егоркин пристроился за рулем, поглядывая на опытного опера, заговорил в своей торопливой манере:
– Здесь недалеко, пять минут, – и приедем. Ну что можно рассказать о произошедшем. От дежурного из линейного пункта на вокзале поступил сигнал о взрыве в вагоне пассажирского поезда. Взрыв не сильный, централизованный в конкретном купе. Эксперты еще работают, причины и обстоятельства происшествия не установлены. Здесь в поселке нет лабораторий, да здесь ничего нет, кроме церквушки да святого источника, из которого живую воду по бутылкам разливают. Все население Туманного на этом заводе по розливу воды работает. Я был на месте взрыва, осмотр не провел, поскольку в вагон пройти невозможно. Все в саже, запах просто адский. Тело обнаружили одно в купе номер три, очень обгорелое, не опознать, кто это. Вообще от взрыва купе вместе со всем содержимым превратилось в ошметки, даже не знаю, сколько в лаборатории провозятся с идентификацией. Билеты тоже сгорели, проводница из третьего вагона исчезла. У меня есть версия, что это она зашла перед взрывом в купе и погибла. Больше никто серьезно не пострадал, кроме вашей коллеги. Испугались, конечно. Шутка ли, эвакуация целого состава в пятнадцать вагонов, ждали, что опять рванет. Сейчас состав убрали с рельсов. Остальные вагоны, всю станцию минеры с собаками осматривают. А так… непонятно, кто и зачем устроил взрыв.
Егоркин пытливо взглянул на Гурова, что он думает. Не нашел ответа на свои вопросы и продолжил размышлять:
– Может, просто несчастный случай? Хотя я думаю, что так могло бахнуть в купе? Ни крупного электроузла, ни горючих материалов там нет. Я вот хотел с вами посоветоваться – как такое могло произойти, каковы мотивы. Даже не знаю, с какой стороны подступиться, такое сложное дело. – Молодой следователь помолчал и вкрадчиво и с надеждой спросил: – Может быть, это вам отомстили за расследование? Вы ведь крупными делами занимаетесь, серьезными… люди разные бывают, особенно преступники. Как думаете, Лев Иванович, могли такое вам враги устроить? – В глазах Егоркина мелькнул страх. – Вам, наверное, лучше тогда в районный центр поехать? Только туда добраться сложно, автобус ходит два раза в день, утром и вечером. А электрички сейчас отменили. Давайте вечером отправим вас с больными?
– Не бойся, – ухмыльнулся Гуров его испугу. – Все мои враги за решеткой или где подальше. Версию о мести можно отработать, но не как основную. Непонятно, случайный был взрыв или направленный на уничтожение кого-то конкретного. Ведь получается, что в конечном итоге погиб случайный человек – проводница.
– Ну да, – подхватил Егоркин. – Какие у нее могут быть враги, обычная женщина.
Гуров прикрыл глаза, так размышлять было проще, не так сильно жгло опаленные веки.
– Если целью взрыва был определенный человек, то круг подозреваемых сразу сильно сужается. Локализация конкретная, взрыв в купе номер три, где ехал единственный пассажир. Причем очень странный.
И Лев Иванович пересказал Егоркину все события долгой ночи, как он и проводница никак не могли утихомирить Дымова. Только делиться своими подозрениями о том, что в вагоне произошло еще что-то, кроме скандала с пьяным пассажиром, не стал, вспомнив, как странно вела себя проводница Света. Не стоит путать парня сейчас вопросами, на которые у него самого нет ответов. Лучше попросить генерала Орлова присоединить Гурова к следственной группе, издав официальный приказ, все-таки взрыв на железной дороге – не ординарное преступление. Задержится здесь и сам разберется в произошедшем. Пострадавших масса, к тому же среди них сотрудница МВД. Неужели Лена была целью преступления? Но ведь она находилась в соседнем купе…
Додумать свою мысль оперативник не успел. Егоркин остановил машину перед старым облупленным домом в три этажа и протянул плоский простенький ключ:
– Держите, квартира два. Там три комнаты. Мои вещи в дальней. Вы занимайте любую. Я не знаю, во сколько освобожусь вечером. Так что…
– Опрашивай свидетелей, ищи тех, кто видел перрон перед взрывом, – посоветовал Лев Иванович. – Собирай сведения, вечером обсудим и подскажу, какую версию лучше отработать. Если смогу, то тоже подъеду на вокзал, помогу с оперативными действиями.
Егоркин с облегчением вздохнул и совсем по-приятельски предложил:
– Там в холодильнике обед, жена приготовила. Вы ешьте, я не доберусь до него сегодня. Эх, говорила мне мама, иди лучше в адвокаты, чем в прокуратуру.
Сияющая белизной машина поехала обратно, к окраине поселка в сторону станции, а Гуров задержался на улице. Он с наслаждением вдыхал свежий воздух, хотя без верхней одежды дрожал от холода. Каждый вдох, свободный без обжигающей боли, освобождал тело от боли и ломоты. В голове прояснялось, и мысли начали выстраиваться цепочкой. «Будто вагоны поезда», – он улыбнулся собственным ассоциациям и наступил на деревянные ступени покосившегося крыльца. На скрип щелистых половиц тут же залаяла собака, а из окна на первом этаже показалась седая голова в пестром платке:
– Кто там ходит?
Но ответить он не успел, старушка, втянув воздух, сразу же почуяла запах гари.
– Это вы, что ли, с пожару на вокзале? Меня товарищ ваш упредил, что еще понаедет полиция. Проходите, покажу, где что лежит.
В глубине комнаты застучали дробные шажки, и вот уже старушка в теплом байковом халате и толстой мохеровой кофте стояла на площадке, приветливо кивая:
– Заходите, заходите, я как раз хотела забежать – постельное вытащить с полок. У командировочных своих простыней нет. Мне и соседка сказала, что ты, Настасья, квартиру сдала, а об такой вещи не догадалась. В шифоньерах все лежит, чистенькое, берите. Мы же тут с мужем двадцать лет прожили, стоит квартира, а я сама у соседки живу, ухаживаю за ней. Лежачая она, горемыка моя. И вода святая наша не помогает, хоть, говорят, она любого с постели поднимет. А вот поди ж ты. Батюшка Тихон сказал, что грешила она много по молодости, вот и не действует чудо. Скакала по танцам да по гулькам, а теперь боженька ног ее лишил, сама виновата. Ну я приглядываю за ней, молитвы каждый день читаю, водичкой нашей живой пою. А тут кума паспортисткой работает, говорит, давай сдавать будем твою трешку, все прибавка к пенсии. Хорошо, что вы приехали. Так-то в Туманный наш мало заезжают, все больше норовят в райцентр сбежать, кто помоложе. Вы первые будете в квартирке проживать, хоть мне на черный день денег отложу. Ох ты, – сокрушенно покачала хозяйка квартиры головой. – Вот черт меня за язык дернул. Ох, чего мелю, у людей горе, поезд сгорел, а я радуюсь, что копеечку получила. Совсем старуха из ума выжила, не знаю, что болтаю.
Старушка сноровисто перебирала в громоздком старом комоде стопки постиранного белья, подслеповатыми глазами проверяя, нет ли прорех на простынях и наволочках. Гуров присмотрелся к портрету на полке гигантской чешской стенки во всю длину комнаты. На фотографии с траурной каймой застыл мужчина в военной форме. Сын, наверное, – понял Лев и уточнил:
– Бабушка, а у вас нет одежды для меня? Весь гарью пропах, невозможно дышать. У вас магазинов с одеждой, наверное, в поселке мало. Может, найдете что-то накинуть на один раз? Я заплачу вам, еще к пенсии прибавите.
– Есть, есть. – Старушка с готовностью бросилась к соседней двери и распахнула ее. – Вот, сына комната. Я здесь и не трогаю ничего, только прибираюсь. В шкафу берите, что понравится. Не надо денег, пускай вам польза будет. Выкинуть рука не поднимается, память о сыночке. Так хоть человеку хорошо будет, и вы, может, его добрым словом помянете, почитай, как молитва.
– Спасибо. – Лев Иванович кивнул, но пройти дальше в комнату не смог. От накатившей слабости он присел на диван, чувствуя, как дрожат ноги, а по спине катится пот. Он уже начал приноравливаться к приступам слабости и старался не шевелиться, чтобы побыстрее исчезли черные пятна перед глазами.
Хозяйка в смущении отряхнула невидимые пылинки с халата:
– Вы заходите, если что понадобится. Я в соседней квартире всегда. Пользуйтесь, побегу, пора уколы делать инвалидке моей.
Хлопнула дверь, по квартире прошелся сквозняк, и воцарилась тишина, только на стене громко тикали большие часы. Лев Иванович достал из кармана телефон – так и есть, разряжен. Надо срочно найти зарядку, смыть в душе осевшую на него гарь, переодеться. Начальство и жена наверняка места не находят от беспокойства. Он тяжело приподнялся и стал обходить комнаты. Удача ждала его на кухне. На столе Егоркин оставил шнур с вилкой, поэтому уже через минуту загорелся индикатор, а телефон загудел от сотни сообщений от коллег, жены Марии. Кроме того, высветились пропущенные вызовы с номера телефона генерала Орлова, его начальника в управлении.
В течение часа Гуров успокаивал жену, бодрым голосом рассказывал ей о произошедшем, опуская часть событий. Наконец волнение жены улеглось. Генерал Орлов, выслушав Гурова, выдохнул:
– Жив! Молодец, что Лену вытащил! Оставайся пока там хотя бы сутки, выделим нашего сотрудника и отправим в помощь разбираться с этим взрывом. Расскажешь, что знаешь.
Но Лев Иванович предложил:
– Издайте на меня приказ, включите в следственную бригаду.
– Какое расследование, Лев, ты в больнице, мне сказали! Лежи и не геройствуй! – Орлов знал своего подчиненного, что тот не может усидеть на месте, если рядом произошло преступление.
– Я уже выписался из больницы, квартиру себе нашел. С прокурорским местным поговорил, так что первичная информация для работы уже собрана.
– Ох, Лева. Еле живой, а его опять на расследование тянет. Ладно, будет тебе приказ. Только завтра утром жду доклад, какие версии ты выдвинул. Если это просто хулиганство или линейщики пропустили какую-нибудь запрещенную перевозку, то пускай сами разбираются.
Лев Иванович только усмехался на строгие приказы начальника, понимая, что Орлов еще не отошел от страшной новости: два сотрудника управления уголовного розыска оказались в центре взрыва и чуть не погибли. Конечно, генерал готов рвать и метать, обвиняя в случившемся линейное подразделение полиции, которое отвечает за безопасность и происшествия на всех вокзалах и участках железной дороги. Наверняка досталось даже секретарю Верочке, которая и заказывала им с Еленой билеты. Орлов в гневе был резок и разносил все вокруг, не скупясь на крепкие слова. Только за таким бурным поведением скрывалась забота о своих сотрудниках, что регулярно рисковали жизнью, сталкиваясь с самыми жестокими преступниками и их деятельностью.
– Петр Николаевич, скажите, Елена когда-нибудь вела расследование крупного дела, чтобы обвиняемые ей угрожали?
– Думаешь, что на нее был рассчитан взрыв? Ну даже и в голову ничего не приходит. Лена раньше на темняках сидела, мелкие кражи, а после декрета вышла к нам по рекомендации ее начальницы, год как только работает. Единственное крупное дело, которым она занималась, было по таксисту, что своих пассажиров убивал. Серия убийств в крупных городах тянулась несколько лет, помнишь?
– Да, так он же вроде с собой покончил в тюрьме еще до суда, – вспомнил Лев обсуждаемое в кулуарах громкое и долгое расследование.
– Вот именно что, поэтому ее с тобой на похожую серию преступлений отправили, проверить, нет ли совпадений. Так что врагов особо она не нажила, к счастью.
– Ну тоже хорошо, можно эту версию оставить. Подумаю, пока конкретных деталей маловато, чтобы выводы делать. Утром сообщу, что еще в голову пришло.
Он не стал рассказывать Орлову о Дымове, обнаженной женщине на полустанке, странном поведении проводницы. Это отдельные факты, которые никак не укладываются в логическую цепочку. Сейчас лучшее, что можно сделать, – принять душ, выбрать вещи с чужого плеча и составить список вопросов на бумаге. Этот ритуал всегда помогал Гурову упорядочить мысли и действия, направлял его по верному пути.
* * *
Через несколько часов наконец проснулся аппетит, но трогать домашний обед, который великодушно предложил ему Егоркин, Лев Иванович постеснялся. Он порылся в шкафу, почти вся одежда оказалась ему по размеру, хотя выбор был и невелик: парочка спортивных костюмов да парадный костюм с отливом, лента «свидетель жениха» в кармане. «На свадьбу не собираюсь, так что буду спортсменом», – принял решение Гуров и переоделся в синий спортивный комплект из толстовки и штанов, наконец избавившись от въедливого жженого запаха. Сверху он накинул дубленку и кепку. Остальное после стирки проветривалось на провисших балконных веревках под зимним ветерком. Перед выходом Гуров окинул себя взглядом и не удержал смешок – из зеркала на него смотрел провинциальный полубандит из 90-х годов.
На скрип старых ступенек сразу откликнулась старая Настастья, дремавшая на своем посту у окна.
– Ох, как издалека на сыночку моего похож, такой же ладный! Прямо радостно на сердце. Прогуляться собрался? Это правильно, подыши, подыши воздухом. Места у нас хорошие. В церкву зайди, воды живой выпей, от всех болячек лечит, чудеса творит. По всей Рассеи ее знают.
– Да, пройдусь. До вокзала мне вот по этой дороге налево? Долго идти?
– А у нас поселок махонький, хоть налево, хоть направо иди. Дорога одна, от завода и до вокзала. Да церква между ними. Не ошибешься. Ты поди голодный, держи, угощайся. – Сухонькая ручка просунула между решеток сверток из салфеток. – Сама пекла блинчики, на нашей воде святой. Лежачую мою не поднимает вода-чудесница, так хоть блинчики на ней готовлю, добавляю помаленьку. Может, тебя подлечит, зеленый весь от работы.