Дорис. Морские рассказы
– Что-то у меня в глазах двоится.
Тот посмотрел на Лаврова поверх очков и усмехнулся:
– Ну, и правда. Пора тебе заканчивать, потому что в пять пятнадцать у нас совещание. Так что ты, давай, сдавай мне папки и можешь ехать домой. Завтра приезжай к девяти часам.
Лавров потянулся, разминая затёкшую спину, положил папки на стол Газарову и вернулся домой.
Ему завтра надо отвезти Нину к восьми часам на работу, а потом уже можно читать эти долбанные папки до обеда.
К восьми вечера он подъехал за Ниной. Когда она села в машину, то он обратил внимание на её расстроенный вид.
Лавров притянул её к себе, обнял за плечи и поцеловал.
– Ну, что ты такая хмурая? Что-нибудь случилось?
Она отстранилась от него:
– А ты как думаешь? – сделав паузу, она недовольно продолжила. – Конечно! Всё нормально! Муж уходит в рейс на восемь месяцев. Всё нормально! – она начала заводиться.
– На шесть, – едва удалось вставить Лаврову.
– Ах! Я даже забыла – на шесть, – раздражение Ниночки начало переливаться через край. – Это, значит, полгода мне быть одной. Как же мне всё это надоело! – горечь сквозила в каждом её слове.
Тут требовалось что-то срочно делать, а то женская логика может довести вулкан до извержения и тогда от цунами никуда Лаврову не деться.
– Ну, так я же ухожу не на гильотину или на войну. Вернусь же. Это же не навсегда. У нас же всегда так было. А потом, когда вернусь, мы опять будем долго-долго вместе, – Лавров постарался привлечь жену к себе и поцеловать. – Поедем, отдохнём в тёплые края, – он попытался вновь заглянуть ей в глаза.
От его слов они потеплели, и он вновь прижал жену к себе.
Ниночка мягче, но уже без надрыва продолжала выливать на мужа своё недовольство:
– Я-то думала, что ты выговоришь себе четыре месяца, как было раньше. Четыре через четыре ты работал, и у тебя всё получалось. Я уже привыкла к такому режиму. А тут опять шесть месяцев. Это же полгода я буду одна! – чуть ли не со слезами в голосе воскликнула она. – Мне никто не поменяет кран, меня никто не погладит, мне никто не скажет ласкового слова, меня никто не возьмет за руки и не поцелует их, и не заглянет в глаза. Опять ночью спать одной в этой чёртовой холодной постели. Как мне всё это надоело! – уже с надрывом вырывалось у неё.
Лавров всё это прекрасно понимал. Потому что за последнее время происходил уже не первый такой разговор. Он и сам понимал, что они уже не настолько молоды, поэтому каждое такое расставание отдавалось болью в душе.
Но Лавров старался не подавать вида, что эти разлуки и ему очень тяжелы. В последнее время он старался уезжать с улыбкой. Наверное, эта улыбка её так сильно и раздражала. Она ему всегда после этого говорила по телефону:
– Всё! Уходит с таким счастьем, как будто избавляется от семьи. На работу он уходит, видите ли. Да из дома он убегает на свою проклятую работу!
Сейчас, помня прошлые разговоры, Лавров сделал грустное лицо.
– Ну, мамусик. Перестань. Всё равно работать мне же надо. Да и кому я здесь нужен на берегу? Что я тут буду делать?
– А как же другие здесь устраиваются? – не сдавалась Ниночка.
– Как, как? Не знаю, как. У меня так не получается.
Нина отстранилась от Лаврова и посмотрела в его честные глаза.
– Тебя не переделаешь, – горько вздохнула она. – Поехали домой, горе ты моё луковое.
Они быстро доехали до гаража. Лавров поставил машину, и они под ручку не спеша вернулись домой.
Погода стояла прекрасная. Потеплело, ветр прекратился. Только лёгкий морозец слегка пощипывал щёки.
Дома тепло, тихо и уютно. Они только вдвоем. Он помог Ниночке раздеться, повесил шубу в шкаф, и они долго стояли в коридоре, обнявшись, чувствуя тепло друг друга.
Глава третья
Утром Лавров с трудом разбудил жену. Ей на работу надо к восьми часам. Накормил её завтраком, отвёз на работу и вернулся в офис. Сел за стол и продолжил читать папки.
В два часа Нина заканчивала работу и к двум часам Лавров поехал забрать её. Дома они вместе пообедали, а потом Лавров вновь вернулся в офис.
Только он сел за стол, как у него зазвонил телефон. По мелодии звонка он сразу понял, что это звонит Нина и, вынув телефон из кармана и пытаясь говорить тихо, спросил:
– Алё. Ниночка. Что стряслось? Чего звонишь? – а ответ услышал, чуть ли не истерический крик жены:
– Немедленно приезжай домой! У нас потоп!
Ничего не понимая, Лавров попытался выяснить причину звонка:
– Какой потоп?
Трубка непроизвольно начинала дрожать в руке. Зная свою жену, Лавров начинал понимать, что произошло что-то из рук вон выходящее.
В их квартире на первом этаже, если стояк сливной трубы забивается, то в раковине на кухне начинала булькать вода, затем заполнять её и, если вовремя не отреагировать, то переполнит мойку и начнёт течь на пол.
Нина в панике кричала:
– Вот! Не успел ты уехать из дома, а меня уже топит! Что мне потом одной делать? Приезжай немедленно, я не знаю, что мне тут делать! Я уже вычерпала два ведра, но вода не перестает идти с верхних этажей и меня тут топит!
Газаров слышал этот разговор, и Лавров посмотрел в его сторону:
– Михаил Григорьевич, жена звонит – потоп дома. Мы на первом этаже. Мне надо срочно вернуться домой, – Лавров вопросительно посмотрел на Газарова.
– Конечно, поезжай, – спокойно отреагировал он на просьбу Лаврова.
В подтверждение своих слов Лавров, для убедительности, добавил:
– Но я сейчас же вернусь, когда всё сделаю.
– Да, езжай, езжай, – махнул ему рукой Газаров.
Лавров немедленно оделся и выбежал во двор, где стояла машина.
Приехал он домой быстро, благо дороги оказались свободными. Это заняло минут двадцать.
Открыв дверь своим ключом, он скинул верхнюю одежду и вбежал на кухню.
Нина стояла с ковшиком в руке и отчерпывала воду из кухонной раковины. Лавров вырвал у неё ковшик и отчерпал одно ведро, затем второе. В промежутках между вёдрами он приготовил чоп а, когда раковина опустела, выдрал сливной патрубок и забил его им.
Нина со спины наблюдала за всеми его манипуляциями. Когда она увидела забитый чоп, то с ехидцей произнесла:
– Что? И это всё?!
Лавров непонимающе посмотрел на неё:
– Ну, пока все. Я же читаю инструкции у Газарова. Мне надо до завтрашнего дня их прочесть. Вода-то не течёт. Если я сейчас открою трубу, то нас уже точно затопит.
Нина дёрнула плечом, отвернулась и ушла в дальнюю комнату.
Ну, а ему что тут ещё делать? Вода не течет. Он ещё раз проверил чоп, развернулся, сел в машину и поехал обратно в офис.
Только он приехал в офис и принялся за чтение инструкции, как у него вновь зазвонил телефон. Эта вновь звонила Нина. На этот раз она уже спокойно комментировала происходящие события. Её голос с железным оттенком комментировал происходящее:
– Твой чоп вырвало! Вода опять льется! Нас опять топит! А я больше не собираюсь черпать эту пакость, – чеканила она слова, как будто забивала гвозди в трубку телефона.
Господи, Боже мой! Надо что-то срочно делать и Лавров поделился с Газаровым, что происходит дома:
– Жена опять звонит. Наверное, я уже сегодня не вернусь, потому что уже четвертый час, – показал он глазами на часы. – Поеду я, устраню потоп, про который говорит жена.
Газаров с пониманием отреагировал на его просьбу:
– Да езжай, езжай. Перед рейсом не надо жену сильно раздражать. Сделай всё, что она просит.
Ну, понятно – старый моряк. Сам знает, что такое последние дни дома.
Лавров вновь сел в машину и вернулся домой.
Точно. Вода в кухне залила весь пол. Он вновь вставил вырванный чоп. Разделся, чуть ли не до трусов и начал собирать воду с пола. Всё убрал и попытался выяснить, что же произошло со шлангом. Благо у него имелся запасной переходник с трубы на шланг. Когда он вытаскивал шланг из трубы, то резинка на нём лопнула. Пришлось подгонять новую резинку по месту.
Для прочистки сливной трубы он давным-давно сделал 18-метровую проволоку-«змею», а сейчас засунул её в сливную трубу, чтобы пробить в ней засор.
После пробития засора в трубе «змея» без видимых усилий вертелась в ней. Тогда он подсоединил резинку с переходником и собрал все трубы. Все! Налил воды в раковину – она свободно сливалась. Осмотрел трубы – утечек воды не наблюдалось.
Нина с ним не разговаривала. Она молча сидела в большой комнате и что-то вязала. Пришлось подлизываться.
– Ну, что ты, – подхалимским тоном Лавров пытался завязать с ней разговор, – ну, мне же учиться надо.
– Я всё понимаю, – наконец-то подняла она глаза на мужа. – Но для тебя главное – твоя работа. Ты уже всё – в море! Ты уже на работе! Ты ничего не хочешь делать дома! Опять всё будет взвалено на меня, на мои плечи! И так будет продолжаться полгода!
– Ну, мамусик, успокойся, – как можно мягче начал уговаривать её Лавров. – Всё, что нужно, только скажи, сейчас же всё сделаю. Все сальники проверю. Все краны отремонтирую. Прибью все гвозди, подклею все обои, – и он принялся устранять небольшие неполадки, образовавшиеся за последнее время в квартире.
Там гвоздь забить, тут провод провис, там ещё что-нибудь, тут розетка болтается. Ну, так допоздна он и занимался устранением неполадок.
Утром Лавров вернулся в офис и, дочитав инструкции, обратился к Газарову:
– Ну, всё – дочитал.
– Ладно, ты и так всё знаешь, – мирно проговорил он. – Смотри! В три часа у нас первичный сбор экипажа. Надо чтобы все познакомились друг с другом. Да и тебе надо обязательно там быть, – Лавров с облегчением понял, что допрос по прочитанным папкам отменяется:
– Хорошо, приеду. Сейчас жену отвезу на работу и приеду, – ответил он, стараясь побыстрее покинуть так надоевший ему офис.
Перед отъездом домой, он зашёл в кабинет Молчанова.
Секретарша неизменно находилась на месте.
Лавров сразу же спросил у неё:
– К Андрею Ивановичу можно?
Она подняла свои томные глазки и пропела:
– А Андрея Ивановича нет. Он утром улетел в Сингапур.
Услышанное Лаврова поразило, но он попытался хот что-то выяснить у секретарши:
– Он должен был составить дополнительное соглашение, и мы его должны были сегодня подписать.
Секретарша тут же ответила:
– Да, он оставил это соглашение. Оно у Мишина, у его зама, – и кивнула на дверь рядом, – Но и его сейчас нет. Он будет ближе к вечеру.
Опять двадцать пять! Что ж так не везёт с этими бумагами?
Делать нечего. Лавров попрощался с секретаршей и вышел.
Машина стояла во дворе офиса, он прогрел её и вернулся домой. Отвез Нину на работу (у неё сегодня приём до восьми вечера) и к трем часам подъехал к конторе круинга.
Зашёл к Василию Петровичу и поздоровался с ним.
Сбоку от его стола скромно сидели две тётеньки. Одна, как говорит зять Лаврова, «глазастая-глазастая». «Глаза» – не меньше, чем на 5-6-ой размер. Другая – как приспущенный шарик. Губы поджатые, сидит молча, уставившись в пол. Ни на кого не смотрит.
«Ну, – подумалось Лаврову, – уж очень серьёзная тётенька. Не дай Бог с ней поссориться. Бедный сам сто раз потом будешь. А кто же повар из них?»
Он подошел к женщинам и, как можно вежливее поздоровался. Они ответили на его приветствие, а полненькая «глазастая» женщина представилась:
– Меня зовут Олеся Васильевна, а это Екатерина Михайловна. Я повариха, а это будет наша буфетчица. Вот вы с ней, – поучительно обратилась она к Лаврову, – дружите. Она у вас будет каюту убирать и следить за чистотой. Поддерживайте с ней хорошие отношения, – и томно повела глазками. – Мы с Екатериной Михайловной уже не в первый рейс вместе ходим, поэтому друг друга хорошо знаем.
Ну, понятно, бывалые морячки. Екатерине Михайловне далеко за пятьдесят, а Олесе Васильевне на вид лет под сорок пять.
Так потом и оказалось, когда, чуть позже, Василий Петрович дал Лаврову судовую роль с их именами. Тут стали подходить и другие члены экипажа.
Лавров заметил, что в офис зашёл представительный, неразговорчивый мужик. Уж очень суровый вид имел он. Лавров даже не мог представить себе, кто это такой.
«Ну, – подумалось ему, – наверное, это старпом».
Потому что у капитана вид должен быть, по опыту Лаврова, совсем другим.
А за громилой заходит, даже не заходит, не вбегает, а проскальзывает – какой-то небольшого росточка – метр шестьдесят с кепкой – человечек, который сразу кинулся к шкафу, где стояли папки с личными делами, затем к Василию Петровичу. Пожал ему руку и тут перед ним все засуетились и Лавров понял свою ошибку.
Ботинки на высокой платформе, в высокой норковой шапке, кожаная куртка с подкладными плечами. Но и даже со всеми этими прибамбасами человечек имел рост ну не больше, чем на метр шестьдесят пять. Нос крючком. С первого взгляда в нём проскальзывало что-то такое, еврейское.
Для Лаврова это никакой роли не играло. В своё время «Тунгуской», где он работал вторым механиком, командовал примерно такой же капитанишка под названием Шаталович Борис Моисеевич. Тоже метр шестьдесят с кепкой, зато жена у него превышала метр семьдесят пять и достигала килограммов девяносто с лишним. Так Шаталович выглядел точно таким же шмындриком, как и этот просочившийся человечек.
Как Шаталович, только не дрючил Лаврова! Как он только над ним не изгалялся, да какие только козни не устраивал! Но в течение полугода, что Лавров работал на «Тунгуске» (а Молчанов там тогда работал старпомом), всё выдержал с честью. Но больше одного рейса в «полярку» выдержать не смог и свалил в больницу. Жена ему сделала больничный лист и его тогда «срочно» положили в больницу, потому что с Шаталовичем Лавров уже не мог работать. От одного взгляда на капитана Лаврова начинало поколачивать и мелко трястись руки от ожидания очередной пакости.
Увидев этого небольшого, юркого, чернявенького, носатенького человечка, Лавров прикинул:
«Ну, это будет не Шаталович, но что-то похожее. Ну что ж. Что делать? Если судьба уж так свела. Может быть, второй раз не получится так, как с Шаталовичем, а пронесёт? Ну, там видно будет. Что загадывать? Море покажет, кто есть кто».
Приехал Газаров.
Василий Петрович собрал весь экипаж в небольшой комнате, и они с Газаровым начали проводить первый инструктаж.
Вначале начали выкликивать по судовой роли фамилии членов палубной команды, а затем очередь дошла и до машинной команды. Первым назвали, конечно, Лаврова.
Василий Петрович называет должность:
– Старший механик.
Лавров поднимается:
– Я.
– Назовите ваше имя-отчество.
Лавров назвался и все с любопытством посмотрели в его сторону. Перед этим такая же процедура коснулась и палубной команды. Так надо. Надо с первых же шагов обозначить, кто есть кто и какую должность кто занимает. Чтобы с самого начала все соблюдали субординацию, и избежать панибратство.
Затем следует:
– Второй механик, – рядом с Лавровым поднялся смазливого вида мужчина. Аккуратно, со вкусом одет. Одежда до мелочей тщательно пригнана. Лавров это заметил, как только тот вошёл в офис. Своим видом он очень выделялся на фоне других членов экипажа. Сразу бросилось в глаза, что этот человек очень любит себя любимого.
– Назовите ваше имя-отчество, – продолжал Василий Петрович.
Называет.
Когда Василий Петрович дал Лаврову судовую роль, то он только вкратце ознакомился с ней и ещё не запомнил имена всех своих подчинённых. А теперь, сверяясь с ролью по памяти, он смотрел на вызываемых.
Понятно – это второй механик, это третий механик, это четвертый механик. Электромеханика при перекличке отсутствовал, потому что жил не во Владивостоке, а в Преображении. Василий Петрович ещё вчера предупредил Лаврова, что электромеханик приедет только в аэропорт.
А вот этот здоровый громила, что вошёл с капитаном – оказался токарем. Сразу подумалось:
«Да, тяжеловато мне с ним будет – неразговорчивый он больно».
Руки-крюки, сильные, жилистые. Один палец – как два его. Плечи, как у молотобойца. Спина слегка ссутулена. Такому под горячую руку не попадайся – зашибёт.
«Ничего, и не с такими справлялись», – невольно подумалось Лаврову.
А сварщик – прямая противоположность ему. На вид компанейский мужичок, располагающий к себе с которым можно и поговорить, и договориться.
Представили штурманов и матросов.
Второй помощник удивил Лаврова. С виду простецкого вида человечек, но глаза выдавали, что он не так-то и прост по себе.
Одним из условий, которые Газаров зачитал перед новым экипажем – являлось то, что всем им придётся оставить демократию за воротами этого офиса и что здесь начинаются правила компании, контракт с которой подписан и, согласно этим правилам, они будут жить ближайшие восемь – девять месяцев. А дальше он так и сказал:
– Так что читайте свои контракты заново от корки до корки. А кто не согласен, тот может не подписывать контракт. За порогом стоит достаточно моряков, которым очень нужна эта работа. Вот условия контракта, – он достал рабочую толстую папку и попросил каждого подписать её содержимое.
Подписывать требовалось каждый лист на обороте. Листов оказалось не меньше пятидесяти. Пришлось каждому ставить по пятьдесят подписей. Бодяга с подписанием контракта затянулась ещё на час, пока моряки, не глядя в содержимое документа, что-то чиркали в нём.
Лавров тем временем попросил механиков подойти к себе:
– Механики, пожалуйста, давайте отойдем в угол, я хочу с вами поговорить, – обратился он к залу, в котором сидели его подчинённые.
Второй механик подошёл первым. Седоватый, вальяжный. Красивое, лощёное лицо. Для второго механика оно, как-то не подходило. Наверное, он поработал уже старшим механиком, потому что вид имел уж очень значительный и аристократичный.
Как потом и оказалось, что он работал старшим механиком на судах, возивших машины из Японии во Владивосток. Оборзевший, наглый, отвыкший работать руками, ничего не умеющий человек и абсолютно не знающий английского языка.
Третий механик – высокий парень Коля. Лавров сразу понял, что Коля будет пахать – и кувалдой махать, и во все дыры полезет и себя не пожалеет ради работы.
Четвертый механик – невысокого роста, щупленький, с заинтересованными глазами парень лет тридцати. Лаврову он сразу понравился. Чувствовалось, что и этот во все дыры залезет. Так потом и оказалось – он самостоятельно, без всякой посторонней помощи изучил всю машину и системы своего заведования, сделав несколько, довольно-таки толковых рацпредложений, которые потом Лавров отослал Аверину.
Аверин в одном из писем даже поблагодарил Лаврова за изобретательность.
Лавров Аверину по поводу этих внедрений даже письмо посылал, где писал:
– Уважаемый Владимир Борисович. Эти рацпредложения были предложены четвертым механиком, а я только содействовал их внедрению и оформлению.
На что тот ответил:
– Ну, ничего. Главное – что эти предложения мы внедрим на следующих балкерах, которые будут строиться в дальнейшем для нашей компании.
Компания планировала построить ещё четыре таких же балкера. Балкер, на котором работал Лавров, строился вторым в серии.
Первый балкер из этой серии спустили на воду за несколько месяцев до «Дорис» (он сейчас пошёл в Бразилию).
После того, как Лавров побеседовал с механиками, они подписали правила компании.
Во время его беседы с механиками особенно выделялся второй механик. Если все внимательно слушали старшего механика, так тот на каждое слово Лаврова отвечал немедленной реакцией:
– Да-да-да-да, я понимаю, это вот так и надо делать. Да-да именно так и должно быть.
Только Лавров начинаю развивать мысль, как тот тут же перебивал его:
– А был такой случай у нас…
Лавров не выдержал и одёрнул второго механика:
– Подождите, Семен Иванович, подождите. Я сейчас всё расскажу, а потом, когда мы выйдем на улицу, Вы нам расскажете все случаи Вашей жизни. У нас впереди ещё шесть месяцев рейса и будет достаточно времени, чтобы всё это прослушать.
Второй механик сразу же отреагировал на его слова, а Лавров поймал себя на мысли, что тут он прокололся:
– Почему шесть? У нас же у всех восемь, – и второй внимательно посмотрел в глаза Лаврова.
В ответ, посмотрев на такой пронзительный взгляд, Лавров только и смог ответить:
– Ну, значит, восемь. Не будем обсуждать это сейчас. Я с вами разговариваю совсем не по этому поводу.
Лаврову не хотелось афишировать, что он знаком с Молчановым, что его по какому-то блату приняли в компанию, что условия контракта у него не такие, как у всех. Потому что это может вызвать зависть в русском экипаже (знал же он это), пересуды и всякие неприятности, которые могут в дальнейшем сказаться на моральном климате экипажа.
Поэтому Лавров продолжил:
– Газаров сказал, чтобы мы оставили всю демократию за воротами этой компании. Но я хочу вам сказать. Что это он пусть так сам думает. А я бы хотел, чтобы наоборот мы не забывали о ней. Мы будем в море долго и нудно работать. И если мы будем только работать, как написано на страницах этого контракта, то никакая работа у нас с вами не получится. Это будет только каторга. Я бы хотел, чтобы каждый из вас это понял. И пусть каждый отнесётся ко всем делам и заботам, которые встретятся за это время так, как бы он отнёсся к ним у себя дома. Спокойно и рассудительно. Пусть каждый из вас поймёт это, – он сделал небольшой паузу и посмотрел на механиков, окружающих его. – И делает всё, как будто бы он делал это для себя, для своей семьи. А в итоге труд каждого из нас – объединит нас. Ведь в итоге – это наша безопасность в море, которая сохранит нам наши жизни и позволит живыми и здоровыми вернуться к нашим семьям.
Механики притихли и смотрели на Лаврова с удивлением:
– А я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы вы это почувствовали, – в подтверждение своих слов продолжил Лавров: – И тогда и контракт пролетит быстрее, и работа будет спориться лучше.
Механики смотрели на Лаврова с удивлением. Видимо никто из них не ожидал от нового старшего механика таких слов.
В углу, где Лавров собрал механиков, стало тихо. Наверное, каждый из них переваривал только что услышанное. Только Санёк (моторист, который закончил высшую мореходку и пошёл в рейс зарабатывать ценз) влез в разговор:
– А вот, вся документация будет на английском языке. Это понятно. Как же нам с этими инструкциями разбираться? – задав вопрос Санёк нетерпеливо смотрел на Лаврова.
– А вы что? Не знаете английского языка? – Спросил Лавров по-английски и с удивлением посмотрел механикам в глаза.
В ответ – тишина. После продолжительной паузы до него дошло, что его вопрос никто не понял:
– Значит, не знаете английского? – уже по-русски продолжил Лавров.
– Ну, как? – это опять оказался второй механик. – Учили же мы его в школе…
– А я в школе немецкий учил, – влез в разговор Санёк.
– А я – французский, – добавил третий механик.
Тогда для интереса, Лавров задал этот же вопрос по-немецки.
Результат оказался прежний – тишина. Тогда, видя безысходность ситуации, он всем сказал:
– Не переживайте. Все разговоры с иностранцами и документацию – я беру на себя. Если возникнул трудности с языком или при прочтении инструкций – сразу же обращайтесь ко мне.
«Народ» облегчённо вздохнул, а вездесущий второй механик добавил:
– Это уже легче. С этим можно будет уже жить.
Таким образом они и поговорили, а потом вышли на улицу.
Здесь уже второй механик завладел всеобщим вниманием. Подошёл токарь, этот здоровенный мужичара, но, как только он увидел выходящего капитана, то сразу же метнулся к нему и завёл с ним какой-то разговор. С места, где стояли механики, Лавров не слышал о чём они говорят.
У токаря рост под метр восемьдесят. Но он так заглядывал в лицо капитана, что со стороны казалось будто токарь даже меньше его ростом. Он что-то гудел басом, заискивающе заглядывая в глаза капитана, расположенные у него на уровне груди.
Лавров особо не прислушивался к их разговору, но у токаря лицо имело такое слащавое выражение, а его действия и мимика выражали столько подхалимажа, что Лавров понял, что у них уже есть именно тот человек, который все события произошедшие в машинном отделении, даже если кто-то и пукнет там за углом, передаст капитану.
Ему стало очень неприятно, что такое в машинном отделении уже завелось. Но что делать? Не он набирает экипаж, поэтому не его это дело.
Это психологи составляют экипажи для космолетов, а сейчас тот экипаж, который уже набран для нового судна – надо воспринимать, как действительность.
Это когда Лавров работал в пароходстве, то там-то он приходил в отдел кадров и не говорил, а требовал:
– Мне нужен вот этот моторист, а этого мне не надо, он себя не оправдал. Заберите его себе назад, а вот этого оставьте мне.
