Бусы

По лестнице из темно-серого мрамора я спустился в зал, пол которого был покрыт серыми мраморными плитами различных оттенков, со встроенными в них темными квадратами и прямоугольниками. Колонны, балюстрады, арки и полуарки, скульптуры, золотая отделка часов над дверями, окна-полурозочки – все это гармонично сочеталось между собой, дополняя друг друга.

От всего увиденного я был в восторге и молча стоял, озираясь по сторонам, разглядывая окружающую меня красоту, вызывавшую чувство легкости и воздушности, прогоняя усталость, накопившуюся за целый день.

Ведь сегодня я проснулся в гостинице для моряков в семь утра, позавтракал там и к девяти часам подошел с вещами к офису компании, расположенному в двадцати минутах ходьбы от гостиницы. В десять часов Дрэгомир посадил меня на поезд, а сейчас на часах, установленных на входной стене в зале вокзала с изящными балкончиками, под которыми красовался золотой герб Антверпена, было почти одиннадцать вечера.

Медленно, чтобы не поскользнуться на мраморном полу, я двинулся к выходу. По залу беззвучно ездили уборочные машины, оставляя за собой влажные следы, и везде стояли предупреждающие таблички «Осторожно, влажный скользкий пол».

Подойдя к выходной двери, я увидел мужчину в кепке и аккуратной черной куртке. В руке он держал табличку с названием моего судна. Поняв, что это мой встречающий агент, я смело направился к нему.

– Добрый вечер, сэр, – поздоровался я с ним.

– Добрый вечер, – ответил он мне по-английски. – Это ты едешь на «Фредерике Зельмер»? – Он указал на надпись на табличке.

– Точно, я. – Я изобразил на лице улыбку.

– Ну, тогда поехали. Чего ждать? Может быть, сегодня я ещё успею к семейному столу.

Агент развернулся и, махнув мне рукой, чтобы я следовал за ним, пошел к выходу с вокзала, а я направился за ним с сумками в руках.

Сумка с робой, которую вручили мне в офисе, была непомерно тяжела, и одна из ручек на ней почти оторвалась, так что тащить её мне было неудобно, но агент, не обращая внимания на это, быстро шёл к выходу.

«Не его это дело – таскаться с чужими сумками, – подумалось мне. – Ему за это не платят».

Меня удивляло, что же Дрэгомир положил в сумку, что она была такой тяжелой и неудобной. Пара комбинезонов и специальные рабочие ботинки, которые мне были положены по контракту, не могли столько весить, а времени и места, чтобы рассмотреть содержимое сумки у меня не было, и создавалось впечатление, что там лежали гири или в лучшем случае кирпичи. Поэтому, обхватив покрепче эту чертову сумку одной рукой, я вышел следом за агентом на площадь.

После тепла вокзала прохлада заставила меня даже передернуть плечами от свежести и промозглости, но температура воздуха была положительной, что я определил по лужам, оставшимся после недавно прекратившегося дождя. На них не было льда, и мне приходилось осторожно обходить их, чтобы не промочить туфли.

На площади, даже несмотря на приближение полуночи, было светло, как днём, а вокзал подсвечивался фонарями и различными прожекторами так, что сиял всей своей красотой. Искусно выбранное освещение подчеркивало изящность колонн, эркеров и башенок на крыше, отражаясь от ажурных окон, выходящих на площадь. Обернувшись, я даже залюбовался этим видом. Жаль, что фотоаппарат был в сумке, а то бы я обязательно запечатлел такой прекрасный вид. Но, увидев уходящего агента, который, наверное, хотел поскорее избавиться от меня, я заторопился за ним.

Машина его – а это оказался черный «шестисотый» «Мерседес», на которых у нас разъезжали только бандиты или состоятельные граждане, подчеркивающие свой статус, – находилась рядом, так что с сумками мне мучиться долго не пришлось, и я с удовольствием свалил их в любезно открытый багажник.

Внутри салона было ещё тепло – по всей видимости, агент только недавно подъехал и оставил машину на стоянке.

Устроившись за рулем, он посмотрел на меня.

– Ну, как ты? Нормально? – В его голосе даже почувствовалось некоторое беспокойство.

– Да, все хорошо. Только устал немного сегодня, – пожал я плечами.

– Ничего, – успокоил он меня. – Сейчас съездим в портовую администрацию, отметим твой паспорт, и я отвезу тебя на судно. Оно там недалеко стоит. Может быть, сегодня успеешь ещё поднять бокал за Кристмас. – И, доброжелательно улыбнувшись, он осторожно выехал со стоянки.

Я молча разглядывал ночной Антверпен, по пустынным улочкам которого быстро ехал агент.

Если сразу за вокзалом он осторожно ехал по брусчатым мостовым, на которых виднелись трамвайные пути, то потом, выехав на широкую улицу, обсаженную по обе стороны высокими старыми деревьями, поехал уже быстрее.

Город был пуст. Если недалеко от вокзала на тротуарах еще можно было увидеть одиноких пешеходов, то здесь никого не было. И, попав в зеленую волну светофоров, минут через пятнадцать, агент остановился у невысокого здания, сбоку которого виднелась небольшая пристройки из старинного кирпича.

– Всё! – возвестил агент. – Мы на месте. Паспорт у тебя с собой или в багаже? – первый раз после вокзала посмотрел он мне в глаза.

– Конечно. – Я похлопал себя по груди, где во внутренних карманах лежали документы.

– Давай его сюда, – потребовал агент и, забрав паспорт, вышел из машины. – Чего сидишь? – недовольно буркнул он. – Выходи. Вместе пойдем к офицеру.

Вдвоем мы подошли к массивной, побитой временем двери, и агент нажал на кнопку звонка.

Дверь долго не открывалась. И только после вторичного нажатия на звонок она отворилась, и в щель выглянуло заспанное лицо человека в форме. Агент обратился к нему по-фламандски, и тот, открыв шире дверь, пропустил нас вовнутрь.

В коридорах царил полумрак, и мы последовали за офицером, который тут же, на первом этаже, завел нас в ярко освещенную комнату и, прищурившись от яркого света, протянул руку агенту:

– Паспорт, пожалуйста.

Агент молча протянул ему мой паспорт с листом печатной бумаги, и мы уставились на офицера, который копался в каких-то бумагах. Найдя необходимый документ, он просмотрел его, сделав в нём отметку, и небрежно шлепнул в паспорт и на бумагу печать.

Приняв у офицера документы, агент поблагодарил его, и мы, выйдя на улицу, вновь сели в машину, где агент вернул мне паспорт с листом бумаги.

– Это судовая роль, – объяснил он мне, увидев мой недоуменный взгляд. – Отдашь капитану. – И, чуть ли не рванул с места, взвизгнувший колесами «Мерседес».

Сделав несколько разворотов, машина поехала дальше. Тут уже было видно, что мы в порту. Слева то тут, то там между пакгаузов стали появляться корпуса судов, мимо которых он проносился.

Проехав вдоль длинного и высокого забора, «Мерседес» выскочил на причал, лихо развернулся и подъехал к борту судна, с которого почти вертикально вниз был спущен трап, зависший над причалом на высоте чуть больше двух метров.

– Ну вот мы и на месте, – радостно возвестил агент, нервно поглядывая на часы. – Вот твоё судно.

Он торопливо выскочил из машины и, открыв багажник, вытащил из него мои сумки. Поставив их на причал, он торопливо пожал мне руку со словами:

– Удачного Рождества, и не забудь отдать капитану судовую роль, – и сел за руль.

У бедного «Мерседеса» взревел мотор, бешено завизжали колеса, пробуксовывающие на асфальте, и агент умчался куда-то в ночь, оставив после себя клуб сизого дыма и запах жжёной резины.

Оставшись на безлюдном причале, я в недоумении озирался. Надо мной высился ржаво-коричневый борт судна, стоящего к причалу правым бортом.

Где-то высоко-высоко над головой виднелись огни надстройки, а впереди, насколько хватало взгляда, простиралась ободранный, в ржавых подтеках и проплешинах борт судна. Посмотрев в сторону кормы, я с удивлением увидел, что она огорожена желтыми бонами, плавающими на воде, которые портовые власти выставляют, если с борта судна идет какое-либо загрязнение акватории нефтепродуктами.

Из предварительного ознакомления с судном в офисе компании я знал, что это балкер на сорок тысяч тонн и длиной в двести тридцать метров, построенный в Румынии.

* * *

В офисе я подробно ознакомился с чертежами, которые были на румынском языке. Поэтому, чтобы разобраться с ними и объяснить все нюансы судна, мне был дан в помощь румын, живущий в Германии, – Дрэгомир, который и сам во всем путался, впервые видя эту документацию. Он путался не только в чертежах, но и в судовых инструкциях, изложенных в компьютере, да и в самом компьютере тоже.

Иной раз я с иронией смотрел на него, представляя, как этот некомпетентный человек будет меня поправлять и учить работать из офиса. Хорошо было только то, что он переводил мне всю документацию, которую я разбирал почти неделю, да водил на обеды, оплачивая их. Поэтому я воспринимал все спокойно, надеясь, что в дальнейшем не буду с ним встречаться, а только переписываться.

Вид одиноко стоящей ржавой и ободранной громадины, да еще и огороженной бонами, производил тягостное впечатление, вызвав у меня только одну пессимистическую мысль: «Вот это я попал…»

Но, отбросив первое удручающее впечатление от судна, я, задрав голову, громко свистнул. На судне от моего свиста никакого движения не произошло. А вот когда я засвистел еще громче и продолжительнее, то через борт свесилась чья-то голова в каске.

– Опускай трап! – прокричал я этой голове.

Но голова отреагировала на мои крики только встречным вопросом: