Ромас. Морские рассказы

Я развернулся и бросился в каюту, где оставил свои вещи.

Когда я туда ворвался, то там уже сидел здоровенный мужик. Ему было лет 30. Он был выше меня ростом, такой здоровенный и пузатый. Увидев его, сидящим на диване, я протянул ему руку:

– Алексей.

– Николай. Ты что? Мне на замену пришел? – в его голосе было столько надежды…

– Да. А, как будто ты этого не хочешь? – усмехнулся я.

Сегодня меня все эти человеческие волнения уже переполнили, и я с трудом сдерживался, чтобы не сорваться от нервного перенапряжения. Нужна была какая-то разрядка.

Но Коля был, не пробиваем, как мамонт в мезозойскую эру. Он только слегка улыбнулся и позвал меня за собой:

– Пошли, буду тебе все показывать.

Я немного охладил немного его порыв:

– Ну, хоть переодеться-то можно?

– Да переодевайся, кто тебя держит. Это время только на меня работает.

Роба у меня была. Я тут же переоделся, и мы с Коляном спустились в машинное отделение, поражающее идеальной чистотой, там только что пылинка нигде не лежала.

Все блестело и сияло. Плиты были зелененькие, леера сверху черные, а внизу белые. Насосы и динамки были выкрашены салатной краской и блестели. На главном двигатель ни пылиночки, ни подтека. Вокруг царила идеальная чистота, сродни, как в операционной. Мне даже стало стыдно за свою поношенную и застиранную робу.

Мы прошли в ЦПУ, где горели многочисленные лампочки. Сейчас часть из них была красного цвета, обозначающая, что данные механизмы остановлены.

На мнемосхемах было все четко обозначено. Все было зеленое и красивое. Пульты серые. Красота – да и только!

Я был поражен, что такое может быть в машинном отделении.

Такое машинное отделение я видел только однажды, когда во Владивосток пришло ленинградское судно. Нас туда привели на экскурсию в машинное отделение, но только потом мы три дня выгружали сахар из его трюмов.

Я с таким удовольствием думал:

– Вот это же надо! Это мне придется здесь работать. В таком чистом и прекрасном машинном отделении.

Мне было очень приятно, что судьба так благосклонно отнеслась ко мне.

Только чуть позже все эти феерические впечатления быстро пропали, потому что я своим горбом и своими руками понял, как достигается подобная красота.

А сейчас, мне надо было слушать Коляна, который важно ходил по машинному отделению и знакомил меня с механизмами моего будущего заведования.

Поэтому я пытался впитывать и запомнить каждое его слово. Ведь через несколько часов он уйдет и больше некому будет мне об этом рассказать.

Тот, чувствуя свою значимость, очень важный, как «большой господин», ходил, подводя меня к механизмам, тыкал в них пальцем, нажимал какие-то кнопки и объяснял мне через губу, как со всем этим хозяйством обращаться.

Оказывается, у меня был полностью автоматизированный котел в заведовании, испаритель, и куча насосов. И мне нужно было все это знать, и уметь как-то со всем этим обращаться.

Но мозг мой был, как губка, и все впитывал, поэтому все это как-то сразу укладывалось в моей голове.

Мы вышли из машины и, не переодеваясь, сходили на обед в столовую команды, а после обеда опять продолжили знакомство с машинным отделением.

Надо отдать должное четвертому механику. Хоть он и важничал и показывал свое превосходство надо мной, неоперившемся салагой, но машинное отделение он знал досконально.

К 5-ти часам все дела по передаче дел были завершены и мы пошли к старшему механику.

Дед грозно глянул на нас из-под своих полуопущенных век и только спросил меня:

– Ну, что? Как ты там? Все освоил?

– Да. Освоил кое-что. Но все это закрепится только практикой, – попытался я объяснить деду свое состояние.

– Хорошо…, – многозначительно выдавил из себя дед, – А сейчас иди ко второму механику, пусть он тебе все выделит, что нужно. Завтра утром будет отход.

Ну, отход, так отход. Хорошо.

Хотя самостоятельно я никогда еще не отходил. Но, тут дед еще добавил:

– Я тебе дам опытного моториста, который будет за тобой приглядывать.

Потом, не глядя на Коляна, он кинул ему:

– А позови ка ты мне сюда Максимова.

Несмотря на свой рост и вес, четвертого механика словно сдуло, как пушинку из каюты, и он через пару минут вернулся, запыхавшийся, вместе с этим Максимовым.

Моторист Максимов оказался небольшим лысоватым мужичком, скорее всего татарином, ростом метр 50 с кепкой, в возрасте. Наверное, лет тридцати пяти.

Дед, глядя Максимову в глаза, приказным тоном поведал тому:

– Так… Максимов. Будет с тобой на вахте стоять новый четвертый механик, – а не наоборот, что Максимов будет стоять на вахте с новым четвертым механиком, – Смотри, чтобы все было нормально, чтобы вы смотрели за всеми механизмами в оба, – на этом голос его повысился, – На отходе я вас проконтролирую. Но, чтобы в рейсе ты за ним глаз да глаз…! Понял? – и он еще раз убийственным взглядом посмотрел на этого несчастного Максимова.

От полученного приказа, Максимова, как будто прибили гвоздем к палубе, на что он смог только пролепетать:

– Понял, понял.

Он был так, наверное, ошарашен тем, что его вызвали к самому старшему механику, так что, по-моему, он даже потерял дар речи. Максимов был только в состоянии кивать головой.

Видя полное согласие безмолвного моториста, дед царственным жестом отпустил его:

– Ладно. Иди уж, – после чего Максимов моментально испарился.

Теперь дед удосужился перевести взгляд на Николашу.

– Так, четвертый, давай ка мне все свои бумаги сюда. Подпишу я их.

Он посмотрел в акт приема-передачи и поднял глаза на Коляна: