Кусок жизни

Глава 8

Кровища

Мы бухали пиво на автовокзале, тогда ещё можно было. Я захотел ссать.

Стою возле забора ссу. Кайф! Оборачиваюсь – менты.

– Простите меня, пожалуйста! Я больше не буду.

– Пошли с нами.

Меня завели в здание автовокзала, в помещение охраны. Посадили в клетку. Там уже сидит один человек, которого принято называть бомжом, наверное. Он бородатый, грязный, в лохмотьях, от него воняет мочой.

– Есть курить? – спросил он.

А у самого на лавке пачка примы лежит. Я сказал, что нет. Мы закурили его приму.

Я курю, сплёвываю чешуйки табака.

– Ты помалкивай. Они для профилактики тебя подержат и отпустят.

– Ага.

А мне, сука, бухать охота. Пиво стынет.

Возвращаются дяди милиционеры. Они тащат подмышки пьяного мужика, ваще в гавнище. А за ними свита: жена его и двое маленьких детей, все горько ревут. Мужик давай сопротивляться. Менты его отпиздили кулаками и дубинками в районе пояса, спины.

– Я на вас заявление напишу! Нельзя же так! – кричала в истерике женщина.

Она ушла.

Мы с бородатым человеком молчим. Избиенного подсадили к нам.

– Пожалуйста, отпустите меня. У меня общага скоро закроется, – решил я ещё раз попробовать отпроситься на волю.

– Нехуй ссать было у всех на виду! Всю ночь будешь полы на вокзале мыть. Будет тебе уроком.

– Виноват, знаю. Раскаиваюсь. Вот у меня даже паспорт есть.

Он посмотрел документ, потом спросил.

– Ну почему ты не пошёл в туалет или куда-нибудь подальше?

– Пиво во всём виновато.

– Конечно, а ты, значит, не причём.

Он повертел в руках документ, покачал головой.

– Выпускай этого студента. Не ссы больше, где попало.

Этот дядька был низкого роста, плотный, смуглый, черноволосый, остальное смутно помню. Вид у него был заёбанный (уставший).

На улице меня встретили бурными аплодисментами и криками, словно я рок-звезда. Мне понравилось.

Как полагается рок-звезде, на шею мне нависла поклонница. Не сама она, а это мой пронзительный взгляд соблазнил её и вытащил из кокона. Как напьюсь, становлюсь змеенышем-искусителем. А у трезвого с этим проблемы. Хотелось убить этого пьяного уёбка в себе. Я завидовал ему.

Дальше мы бухали и бродили, бродили и бухали. Потом устали и пошли домой, в общагу.

Вспомнил! Звали её Фёкла. Она была, словно персик, сочная и мягкая. На лице было много прыщей.

– Он тебя выебет, потом не вспомнит. Фёкла, не ходи с ним! – говорила ей её подруга.

– Не трожь её! Оставь её в покое, мелкий пиздюк! – говорила её подруга мне.

Но у нас всё зашло очень далеко. Мы завалились на чью-то чужую кровать (их было четыре). Это была не обычная ёбля. Фёкла как будто 100 лет не ебалась. Она была одержима и горяча. Я тоже выдавал из себя всю энергию. Что с ней?

Нахуй я заморачиваюсь?

Еби её и всё!

Вдруг, хуй у меня выскочил, я поправляю его, обратно вставляю. А там мокро, сыро. Пиздец. Я смотрю на руку. Кровь. Я раздвигаю её бёдра и вижу: самую прекрасную пизду на свете!

Зрелище, которое я запомнил на всю жизнь.

Я убил её, растерзал, а потом потрошил и мясил. На чужой кровати, простыне. Чудовище.

Потом я проводил её до автобусной остановки, как джентльмен. И пропал. Уёбок.

А потом спустя много лет сижу такой. Одинокий.

Наверное, за это жизнь-то меня и наказывает.

Глава 9

Мелкий воришка

Когда я жил в общаге Гильдии, мы раз в месяц скидывали всей комнатой деньги на общие нужды (общак). Однажды у меня не было денег. А рядом с общагой открылся новый магазин – супермаркет. Я первый раз тогда был в таком магазине. Честно слово! Там не было ни видеокамер, ни охранников. Мне хотелось сладкого, а денег не хватало. И я крал там арахис в глазури. Вставал возле стойки с конфетами так, чтобы продавцы не видели меня и прятал арахис в рукава. А на кассе покупал бич-пакет, чтобы не вызывать подозрений. Радости тогда были полные штаны. Я увлёкся этим делом не на шутку. Стал таскать ещё шоколадки.

– А давайте я кофе хорошее украду? Это будет мой взнос, – предложил я ребятам.

Долго ломался Мишка-удмурт.

– Хрен с тобой. Только смотри осторожнее.

Он назвал марку кофя.

– Желательно такое!

Не мучили меня никакие угрызения совести. Я мыслил так: главное не спалиться, а если попался, то бежать.

На кофейную кражу нас пошло тогда трое. Если кто-то находил какую-нибудь халяву в общаге, то эта новость расходилась мигом.

– Расскажи, покажи, научи! – попросили меня ребята.

– Ну ладно, пошли.

– Оденьте курточки побольше. Мы должны выглядеть, как Филипки. Чем шире куртка, тем больше туда влезет приколюх.

На подходе к магазину я продолжал инструктаж:

– На продавщиц слишком часто не оглядывайтесь. Им должно показаться, что мы добрые деревенские ребятишки, которые только глазеют на конфеты. Я скажу, когда можно тырить. И помните главное.

– Что?

– Не дёргайтесь! Мы просто за хлебушком пришли.

– Ага!

Мы зашли в магазин. Прошли к конфетам. Продавщица на нас по-матерински посмотрела, улыбнулась и ушла.

– Пора! – скомандовал я.

Ребята насували по-тихому в рукава и внутренние карманы шоколадок и конфет. Я тоже. А потом на витрине я умудрился как-то спиздить маленькую банку кофе. Прихватил ещё жевачку на кассе. Что-то разошёлся я тогда. Мне отбили булку хлеба. Я встал у выхода. Ждал подельников.

Вдруг одного из них остановили на кассе и сказали:

– Покажи карманы.

А я сыбался оттудова.

Глава 10

Парковка

Общага. Вечер. Я мелкий пиздюк ошиваюсь в коридоре. На этаж заходят два парня в чёрных кожанках.

– Здарова, Малой, денег хочешь заработать? – сказал мне один.

– Хочу!

– Ща, погодь.

Они ушли в какую-то комнату. Потом с ними вышли ещё три человека.

– Нужен один человек на разгрузку вагонов. Тыща за работу! —объявил кто-то.

– Возьмите меня!

– Погодь.

Наверное, я габаритами не вышел. Короче, меня не взяли.

– Завтра в ночь нужен парковщик. 800 рублей за 12 часов.

– Я согласен!

Меня привезли на парковку. Недалеко от общаги. Десять минут пешком.

Фанерная будка стоит на земле. Это моя конура в эту ночь. Походит на уличный туалет.

– Электричество не подвели. Придётся сегодня без света посидеть.

– Хреново, – грустно сказал я.

– Сотку сверху.

– Ладно.

Сотка лишней никогда не бывает.

На улице август. Тепло. Начинает темнеть.

Как только во двор заезжает машина, я подхожу к ней с тетрадкой и говорю:

– 50 рублей за ночь.

– Это с чего вдруг? Ты кто такой?

Я показываю человеку на будку.

– Я парковщик.

– Ничего я платить не буду!

Я никого не уговариваю. Моё дело маленькое – сказать-предложить. Многие отказываются. Кто-то соглашается и даёт мне палтос. И я охраняю его машину. А на тех, которые не платят, мне похуй. Мне сказали поступать с ними так.

– Возьми гвоздь или камень и черкани по их дверям. Или колёса спусти. Только не спались.

Но я так никогда не делал. Зато я делал так. Я мог не записывать машину в тетрадь и палтиник откладывал себе. Делал левак. Мелочь, а приятно.

Ночь. Я сижу в будке. Думать не о чем. Смотрю, как мухи ползают по стенам. Пауки ставят растяжки. Двор очень тихий, безлюдный. Вдруг на горизонте появились какие-то парни. Я струхнул. «Щас отпиздят меня и заберут все деньги, – подумал я, – Бля, чё делать?» Было 700 рублей бумажками, 300 мелочью. Ну, значит, засунул я бумажки в трусы. Они увидели меня. Подходят и спрашивают.

– Есть курить?

Я угостил их папироской. Они ушли. Только зря переживал. Я достал деньги из трусов, сложил их снова в карман.

В течение ночи ко мне подходили какие-то пьяные дядьки с заплывшими красными харями. Они просили мелочи. Я давал им 10—20 рублей. Но, заметив их издалека, я заранее прятал бумажные деньги в трусы. Пару раз я даже сикнул на них.

Утром приехали хозяева парковки. Привезли другого студента. Я отсчитал 900 рублей себе при них. Остальное отдал им. А в трусах у меня грелось ещё 200 рублей леваком.

– Ну как впечатления? – спросили меня.

– Да нормально. Когда ещё можно поработать? – ответил я.

– Да хоть сегодня.

Я посидел какое-то время в этой будке и в других. Деньги в трусы прятал по-прежнему.

Потом хозяева стали приезжать в середине ночи и собирали всю выручку.

– Одного парковщика отпиздили и забрали все деньги. Вот мы и подстраховываемся.

Потом меня стали подозревать в леваке.

– Раньше было больше выручки, – подозрительно смотря, говорили мне.

Мы открывали тетрадь и шли проверять машины. А толку? Я не записывал некоторые. И говорил, что они не платили.

Глава 11

Мальчик-одуванчик

В общаге было мало случаев, когда я напивался до беспамятства.

В первый раз, я помню, как сидим в комнате, пьём пиво. А потом хуякс и провалы. Я иду, держась за зелёную стену. Мимо проходят девчата и смеются. Провал. Я сижу в какой-то комнате, а вокруг меня смеются девчата. Провал. Я сижу в своей комнате и мне хуёво. Не знаю почему, не могу вспомнить.

Заходят два парня в комнату.

– Ты, наверное, понимаешь, зачем мы пришли? – спросил один из них.

– Нет. Честно, нихуя не помню! – говорю им я, держась за голову.

– Ты девчонку головой об стену стукнул.

– Пиздец… Ебашьте меня тогда.

Они отпиздили меня. Я заплакал. Они ушли.

Второй случай был в чужой общаге. Я сижу в комнате, бухаю пиво неизвестно с кем. Разговариваю я один. Провал. Вдруг открывается дверь, а там толпа. Один парень говорит:

– Твой друг нам денег должен!

– Какой?

– Тот, которого сейчас нет с тобой.

– Его проблемы.

Провал.

– Давай, как мужики, один на один подерёмся, – говорю я кому-то.

А он, сука, здоровый. На кого рыпаюсь?! Хуй пойми, чё происходит.

Мы выходим в коридор. А там у них ремонт. Весь пол в извёстке. Я встаю в стойку. Удар мне в ебло. Я присел. Провал. Руки в кровавой извёстке, со лба сильно течёт кровь. Провал. Я слизываю со своих рук кровь, как собака. Так и сижу дальше на коленях, не рыпаюсь. А вокруг толпа девчонок и парней. Все смотрят.

– Что здесь за безобразие? – раздался голос какой-то тётки. Все разбежались. Остался только бугай.

Это была вахтёрша. Она вызвала ментов. Я сразу протрезвел.

Началось разбирательство.

– Что случилось? Что не поделили, граждане-студенты?

– Он не из нашей общаги, – сказал бугай, который ударил меня.

– А откуда ты?

Я сказал откуда. Показал паспорт.

– Будешь заявление писать? – спрашивают они меня, заглядывая на кровавый рубец над глазом.

– Он наркоман! Я видел, как он что-то слизывал с руки!

Да я, блядь, даже канабисом и клеем тогда ещё не дышал. Меня удивила такая перемена в бугае. Он боится, что я на него накатаю заяву. Ха-ха.

– Чист я, – сказал я спокойно.

Менты осмотрели мои руки. Прошмонали все мои вещи. Ничего, конечно, не нашли. А я стоял и лыбился на этого ссыкуна.

– Будешь заявление писать? – спрашивают они меня.

– Нет, – говорю я.

Бугая отправили спать. Он ничего мне не говорил. Менты уехали. Время 4 утра. Вахтёрша мне говорит:

– Иди, давай тоже, отсюда.

– Куда я пойду? Можно я до автобусов у вас посижу. Ну, пожалуйста!

– Ну ладно.

Я проспал там до 6 утра, сидя на стуле. А потом ушёл.

Третий случай был, когда мы бухали на скамейке, на аллее. Лето. Цветут и вкусно пахнут липы. Глубокая ночь. Тепло и темно. У нас две гитары. Мы базлаем песни.

– Заткнитесь, суки, заебали! – кричал кто-то с балкона пятиэтажки.

Мы поржали. Стали петь тише. Потом одна из девчонок хватается за голову и плачет. Там кровь. Мы смотрим по сторонам. На балконе стоит дед с винтовкой.

– Я говорил, штоб заткнулись. Сами виноваты, – крикнул он.

– Старый пидарас! – рявкнул кто-то из нас.

– Пиздец тебе! – кричал ещё кто-то.

Мы стали кидать камни в его окно. Дед заткнулся. Закричала его бабка (или не его).

– Я только недавно окна новые вставила! Щас ментов вызову!

Менты приехали быстро.

– Я боюсь ментов! – сказал я и побежал от них.

Они за нами. Мы врассыпную. Я лёг в какие-то кусты. Провал. Я пришёл в чувство только утром. Уже светло. Люди идут на работу. А я сплю в одуванчиках. Ебать-копать! Я поржал над собой и пошёл спать в общагу.

Глава 12

Французы, Хандоны!

Помню было время, когда в букмекерских конторах можно было делать ставки без паспорта, без карточек, то есть без всякой регистрации. Называешь кассирше номера событий, исходы и сумму ставки. Она оформляет и выдает на руки квитанцию. А ты стоишь и наблюдаешь на больших экранах за ходом событий. А потом получаешь выигрыш или выбрасываешь бумажки в урну.

С 16 лет я начал заниматься этой хуйней. Денег было мало, и почти всё проигрывал. А чтобы чё-то жрать приходилось попрошайничать. Вид у меня был жалкий, поэтому добрые люди часто меня подкармливали.

Первый большой выигрыш был 500 рублей со ставки в 20 рублей. Дальше то выигрывал, то проигрывал. Слушал советы, но я так и не мог их понять. Не видел я тогда в этом деле никакой радости, никакой прибыли, а только душевное расстройство и пустые карманы.

Незаметно ставки стали моей зависимостью, не смотря на все минусы. Таким образом, лишние денежки я старался инвестировать, но неудачно. Конечно, бывали и яркие моменты, только очень редко.

Как-то зимой или весной, не помню точно, проходил чемпионат мира по хоккею. Мы решили посмотреть матч «Россия – Франция» в конторе и пива побухать.

Я ради прикола поставил на Францию 100 рублей, кэф 30. Мы взяли по банке и упали на синий диван. Нас было трое, не помню, кто такие, но, кажется, хорошие ребята.

Они, правда, посмеивались над моим долбоебизмом.

– С такими ставками ты никогда не будешь в плюсе!

– Мне по хуй! Я посмотреть хоккей пришёл и побухать, а не играть.

Я молча пил и смотрел хоккей. Русские были великолепны, преимущество было на их стороне. Первый период закончился со счетом 0:0.

– Щас забьют! – говорил кто-то.

Во втором периоде забили французы, русские тут же ответили. Счёт 1:1.

В третьем периоде «красная машина» давила наполеоновских отпрысков, но в конце они допустили ошибку и пропустили. Франция победила 2:1.

Зрители расстроились, мол: «за росею обидно», «Французы, Хандоны».

– А он на Францию поставил! – сказал кто-то, показывая на меня.

– Ты чё не патриот? – спросил меня бухой мужик, рвавший проигранную ставку на мелкие кусочки.

– Это ж, каким Алёшей надо быть, чтобы поставить на Францию?

– Дак, я и есть, Алёша!

– Ну, тогда поздравляю!

Я забрал выигрыш три тысячи в кассе и в этот же день пробухал его большую часть.

Лучший мой совет насчёт ставок – не ставьте. Но если уж решились, то будьте рассудительно-невозмутимо-спокойным евреем (еврейкой).

Глава 13

В драбадан

31 декабря. Канун какого-то лохматого нового года.

Мы угланами собрались в каком-то доме, пьём вкусную брагу, кушаем вкусные пироги. Вино из варенья чуть горьковато на вкус и нисколько не пьянит. Пироги в муке и масле, горячие, очень сытные, солёные. Я съел много пирогов и выпил много розовой браги.

Как только вышли на улицу, на мороз, закурили сигареты, так меня и стало накрывать. И не только меня. Все разбежались кто куда.

Провал. Я пришёл в дом, в котором собирались отмечать новый год. Девочки нарядные красивые делают салаты, сервируют стол. Я пришёл самый первый. Оголодал будто. Меня покормили на пороге немножко.

Провал. Я в абсолютной темноте. Мрак. И вокруг стены. Коробка или багажник. Я не понимаю, где я нахожусь. Вокруг тишина. Я что-то кричу, барахтаюсь в истерике. А потом кончились силы, и я опять проваливаюсь куда-то.

Просыпаюсь дома, в своей комнате. Все бухают, кушают, кричат поздравления.

– Алёша проснулся!

Все смеются, глядя на меня. А мне стыдно.

– Чё было-то? – спросил я мать.

– В ограде под ковшом у трактора ты барахтался и кричал «помогите». Ох, и насмешил ты всех. Почему ушёл от ребят, ты же с ними хотел отмечать?

– Я был там. А потом ничего не помню.

– Ты если не умеешь пить, дак не пей. Нам папашки вашего одного хватает.

– Да первый раз такое. Не рассчитал. Буду меньше пить.

Глава 14

Забота

После того, как отец Декабрины застукал нас почти голышом в спальне, мы с ней всё равно продолжали встречаться. Он больше не врывался в квартиру неожиданно. Наверное, угомонился демон в нём.

Декабрина просила с наступлением нового месяца называть её именем этого месяца. Ох уж эта, романтика! Я согласился. Мне понравилась её задумка.

Так она была Январина и Февралина. А с наступлением марта подкаблучник Лёха и непоседа Марта пошли проведать-навестить её бабушку. Я думал, что в гостях наемся пирогов и конфет. Может быть, у нас появятся деньги на бухло и сиги. Но не тут-то было.

Бабушка была немая и парализованная. А выражение её лица казалось мне злым, обиженным, временами даже свирепым.

Марта дразнила свою немую бабушку и кидала ей в лицо подушку. А потом как ни в чём не бывало садилась ко мне на коленки, и мы сосались при её бабке.

– Грубо ты с ней, – сказал я Марте.

– Нормально всё. Она сама виновата, – сладко отвечала Марта.

– Почему?

– Долго рассказывать. Забей.

Я не стал залазить в чужой монастырь. Марта потянула меня за руку в пустую комнату. Там я лёг на кровать, а она запрыгнула сверху. Ох, как она сосалась. Я чувствовал себя чупа-чупсом, а эта бестия лакомилась мной. Вдруг раздался грохот. Она резко охладела ко мне и спрыгнула.

– Ах, ты сука! – кричала Марта на упавшую старушку.

Мне было жалко бабку, но это была чужая бабка, чужая забота.

– Давай покормим её, – предложил я.

– Пусть голодом сидит. Она знает за что я с ней так поступаю. Так ведь?

У бабушки выпучились глаза, из них пошли слёзы.

– Ладно, давай покормим, – сжалилась дъяволица.

Марта взяла тарелку с кашей и с ложечки стала кормить бабушку. Бабулька съела две ложки, а третью плюнула на внучку. Марта вновь рассвирепела.

– Да ты ахуела! У меня новые джинсы! Голодом сиди.

Мы ушли. Теперь я смотрел на свою подругу по-новому. Я не боялся и не осуждал её, мне было просто непонятно, в чём причины их вражды. Хотелось понять.

– Грубо ты с ней. Я никогда не видел такого жестокого обращения с бабушкой, тем более своей.

– Ты её не знаешь. Не парься. Забей.

Глава 15

Яблоки

Марта много бухала. Друзья у неё менялись как перчатки. Мне это надоело. Я решил с ней расстаться.

– Я с Мартой хочу попрощаться. Посоветуйте, что сказать, – спрашивал я соседей в общаге.

Никто мне ничего не сказал, потому что все были девственники.

Я придумал, что сказать и стал перед зеркалом репетировать грустное страдальческое лицо. Я решил сказать правду и добавить красивое сравнение, надеясь, что оно утешит девушку.

Вечер. Темно. Я и Марта стоим на ступеньках у входа в общагу. Снег с дождём раздаёт идущим людям пощёчины так, что кто-то плачет, а кто-то смеётся. Марта без шапки, совсем себя не бережёт. А мне мама говорила, что когда на улице холодно и ветрено, и дети без шапки, то они становятся дурачками. Я запомнил.

– Нам надо расстаться, – сказал я сразу сходу в её красивый лоб, на который прилипли вкусно пахнущие чёрные волосы.

– Почему?

– Мне надоело. Я остыл.

– Но, почему? Скажи, что не так!

– Понимаешь, это как яблоки, которые неделю ешь, а они потом надоедают, – вот такую хуету я сочинил и сказал ей.

Она заплакала, а я ушёл. И больше мы с ней не виделись.

В апреле на концерте группы «ЯЗВА» я познакомился с хорошей девочкой по имени Эйприл. Она была выше меня. Волосы рыжие и крепкие до плеч. На лице много веснушек. Само лицо бледное, а губы розовые и сухие. Глаза зелёные. Длинные настоящие ресницы и пышные брови. На ней были короткая юбка, кроссовки и толстовка. Я как маньячина облобызал её мягкие белые гладкие бёдра. Мы с ней гуляли, смеялись и много целовались, дальше не заходили. У неё было много подруг. Среди них я балдел как кот, жрущий сметану или нюхающий валерьянку.

Как-то раз пошёл я с ними на концерт группы «Фигурки из бумаги». Я нажрался тогда, как скотина. Прыгаю в толпе девчат и неожиданно встречаюсь лицом к лицу с одной из её подруг. Мы страстно смотрим друг другу в глаза. Я схватил её затылок, и мы поцеловались. Короче, она ещё пьянее была меня. Вот так мы обнимаемся и целуемся, словно слиплись. А когда я отлипнул, то увидел Эйприл, стоящую рядом и с бешеным взглядом. Она закрыла лицо руками и убежала в туалет. А мне стало тошно и тяжело в груди. Скотина. Я хотел извиниться, но она не слушала и ушла домой.

Потом прошло какое-то время. Я пришёл к ней домой просить прощения. Эйприл была с подругой, бледнющая, глаза заплаканы. Увидев это милое и страдающее создание, я подумал, что лучше пусть кто-то другой владеет этим сокровищем. Я хабар, только всё ломаю и порчу.

– Эйприл, я бесчувственное гавно. Я помойка. Тебе будет лучше без меня. Прощай.

Я ушёл. Она плакала.

Глава 16

Выгнали

В 2008 году я проходил практику под Губахой в течение месяца. Жили в палатках. Работали в лесу днём, иногда и ночью. В лагере играли в карты или разрушали бобровые плотины с угланами из Александровска. Вечером на час запускали дизельный генератор, и мы всем маленьким лагерем смотрели мыльные оперы на РОССИИ 1. Тогда-то я получил первую зарплату.

– Первую зарплату надо всю пропить, или несчастье будет! – говорили мне в общаге, когда я приехал. А я итак без уговоров собирался всё пропить.

30 августа. Как сейчас вспоминаю. Мы пили пиво и курили в комнате, похуй на запреты. Каменда и воспитка заняты были заселением и оформлением молодняка. Но кто-то всё равно стуканул на нас.

– Лёша, ты чё ахуел?! – кричала каменда, когда забежала в комнату. Она влепила мне пощёчину.

Меня и моих собутыльников выгнали на улицу.

Дальше мы бухали на улице. Ближе к вечеру я почувствовал усталость и сбежал от людей. С толпой молодых я незаметно протиснулся мимо вахты, добрался до своей комнаты и лёг там спать.

Утром меня разбудила каменда, взяла под ручку и повела к директору Гильдии Чёрного золота (тогда он руководил делами общаги).

– Попался пьяный, – сказала она директору.

– Выселить на полгода. До декабря.

Так я стал жить у дяди с тётей. Денег за жильё они не брали. Кормили меня и будили на пары утром. А я их обманывал, что пары отменили. У дяди было правило, чтобы до 23:00 я был дома. Я часто нарушал его, тогда он кричал на меня. Но мне было похуй. Моего отца никто никогда не перекричит в моей голове.

В очередной раз я опоздал, и дядя уже не открыл дверь. Нашлись другие добрые люди, которые пустили меня переночевать. Так я стал кочевать по чужим квартирам или комнатам, как цыган. А когда заканчивались деньги, то я возвращался к родственникам. Они ж всегда приютят.

Глава 16

Пора в армию

С Лилией (это были её любимые цветы) мы познакомились на концерте группы «Шарлота Бронте». После нескольких встреч нам было удобно и приятно вместе, и мы стали встречаться. Она была первой, кому я подарил цветы и сделал один идиотский подарок. С ребятами из общаги, ради прикола, мы решили провериться на ВИЧ. И вот у меня на руках оказалась справка, что я чист. Эту самую справку я и подарил Лиле. Она долго ругалась после этого, но потом успокоилась.

– Лёша, я беременна! – сказала Лилия!

Вот так, новость!

– И ты, конечно, хочешь оставить ребёнка? – спросил я.

– Ты больной? Мы ещё молоды. И я не хочу бросать учёбу!

– А я хочу ребёнка!

– Дурак! Я всё решила, буду делать аборт таблетками. Мне нужно четыре тысячи рублей.

– Ну, окей, покажешь узи, дам денег.

Учёбу в Гильдии я забросил и находился в списках на отчисление.

У Лилии был вкусный запах и приятный вкус губ. Я ждал встреч с ней, больше чем чего бы то ни было другого. Я ходил только на пары физкультуры.

Благодаря учёбе, у меня была отсрочка от армии. Как только вышел приказ об отчислении, сразу же пришла повестка. Оперативно! И я был готов идти в армию, я сильно этого хотел. Так как отец и дед служили, то и я буду. Так я решил!

Часть 2