Лабутены. Дурацкие стишки

Шёл в Москву один хипарь сердешный,
По мирскому делу ходочок.
Нос картошкой, покрасневший яро,
Шарф на шее, сумка на горбе,
Ну и разумеется гитара
С фестиваля песни ДЦП.
В нём жила, как глист, мечта пиита
Повидать Володю, и ходок
По пути поддрачивал сердито,
Выдувая изо рта парок.
Шол в Москву увидеться с Мессией
Сорок дней и сто ночей подряд
Попросить «Недлинную Гуссию»
Уканать, уехать, принять йад!
Прекратить кристян и смердов грабить,
Сбереженья бабушкам вернуть.
Удивлялись все – такая память
Совести вовек не даст уснуть.
Уходили и сменялись лица,
Исчезал во тьме за домом дом
Удостоверение партийца
Прижимал он к сердцу кулаком.
Оттого, что родину наверно
Он любил с любою властью врозь,
Шол он сквозь раздолбанные фермы
И через погосты шол насквозь.
Проходил без шума робкой тенью,
Без кощунства, воплей и пальбы
Через монастырские владенья,
Где молились честные попы.
Шол и шол, переступая ловко
Чрез говно и всяческую слизь.
Он полгода не снимал толстовку,
И смотрел последним глазом ввысь.
Жаль не знал он Фыркалова Вовку,
А не то б они точняк сошлись.
Вовка был мазила и матёрый
Так же как и он – превыше сил
Он любил родимые просторы,
Впрочем, недолюбливал И-ХИЛ.
Человек разумный множит знанье
И готов совком прибрать говно
(Здесь я должен сделать примечанье,
Что И-ХИЛ везде запрещено,
Как гнездо свирепого террора
Да и отделения голов)
Вовка же любил свою «Приору»
И бороться с злом был не готов.
Не готов был бегать по пустыне
Не готов на Миге был летать.
Не готов был всякие святыни,
И Пальмиру нежить и спасать.
Все мы перед богом нашим наги
Наш герой признаться, был не нов
Школьною привычкой – на бумаге
Рисовать девицу без штанов.
Не хотел стрелять он из базуки,
А хотел спросить орлов в гнезде:
Что же вы наделали здесь, суки?
Вы живёте здесь иль абы где?
Так и шол, стуча клюкой мужчина
И когда был несказанно пьян,
Кепарём или кустом жасмина
Гнал зелёных инопланетян.

Потому ль он бросил свою Зою,
Грядки с луком и подгнивший дом
Чтоб питаться утренней росою,
Спать под можжевеловым кустом.
Уставал в пути порой немножко,
У костра сидел, чихал в дыму.
И грибы на длинных, тонких ножках
Кланялись почтительно ему.
Сверху облака и звёзды плыли
Свинка, Мышь, Лягушка и Варан
И сверкал как донышко бутыли
Сердцу дорогой Альдебаран.
Шол он в летний жар, метель и стужу,
Не снимая потных лабутен.
Не спросил никто: «Да почему же
И куда канаешь, старый хрен?»
Он всегда был радостен и светел,
Как любой столичный идиот,
Впрочем, он наверно б не ответил,
Потому что сам не знал, куда идёт.
В Лабутенах выделки нездешней
Сквозь поля, «Макдональдсы» и дрок
Шёл в Москву один хипарь сердешный,
По мирскому делу ходочок.
И мечтая о великой встрече,
Представляя Ленинский овал
Вспоминал он Ленинские речи
Тезисы апреля смаковал.

Начал он движенье из Сибири,
Где от счастья ныла голова
И по Лене в Чину плавно плыли
Брёвна, ну и прочие дрова.
Он переходил леса и горы
Шёл с ориентиром на столбы