2.
Когда меня-песчинку, выбросило из радужных завихрений кротовой норы, я долго не мог понять, где нахожусь. Все равно, что, выбежав разгоряченным из бани, прыгнуть в привычный сугроб, а угодить на съемочную площадку голливудских фильмов.
Это не было похоже на параллельную Вселенную, да и вообще на Вселенную. Ни одна звезда не светила в этом странном месте.
Я парил в явно кислородном пространстве. Но это не было небо, в привычном его понимании. Не верх, и не низ. Скорее, прослойка между…
С одной стороны «неба» поражало воображение нечто огромное, кубической формы. Да, именно куб, как Рубика, только секторов было меньше, и они не отличались цветами, цвет был один – вороненой стали.
Поверхность громадины щерилась правильными формами многочисленных зубов-зданий, а на гранях и углах они наверняка выполняли защитную функцию – очертания были острее, хищнее, нежели на основной поверхности.
Размеры этого невероятного сооружения поражали, ими Куб мог бы поспорить с Луной. Не к месту вспомнилась киношная «Звезда Смерти». Вот уж кто бы удивился материализации своей идеи!
Такое, разумеется, не могло быть делом природы, конечно же, это сотворили чьи-то высокоразвитые умы и конечности. Однако слова «конечно же» и «не могло быть» теряли всякий смысл, стоило только перевести взгляд от Куба наверх, за пограничную зону, в которой я находился.
Вместо чёрного космического пространства – мягкий белый свет, который исходил не от Солнца – оно отсутствовало – а словно из ниоткуда, или из каждого атома всей этой воздушной области.
Куб окружала прослойка пустоты, а вокруг пустоты буйствовал нескончаемый, бескрайний лес. Настоящие зеленые деревья, тянущиеся своими кронами в сторону ощетинившегося башнями сооружения, так, что если бы в этом мире была нормальная сила тяжести, то все содержимое леса попадало бы «вниз», как из вывернутых наизнанку карманов.
Два антипода, техника и природа друг напротив друга, и небольшая аномалия, из которой я и появился. А если заглянуть в будущее, то это и единственный выход из этой замкнутой на себя системы.
Но как и почему мог родиться такой странный мир? Здесь стоило задержаться только ради того, чтобы поглядеть, кто здесь живет – на той, и на этой стороне. Однако мой интерес простирается куда дальше, и я, поддавшись порыву ветра, держу курс к металлическому исполину.
Чем ближе я подлетал, тем больший трепет вызывал во мне Куб. От горизонта до горизонта уже нельзя было увидеть его края. Чёрные прямоугольники зданий вырастали из металлического пола, одноэтажные и многоярусные, высокие и не очень – это был один огромный, нескончаемый город.
Интуиция вела меня ближе к центру одной из сторон-Секторов Куба. И не зря – там готовилось что-то интересное. К одному из зданий стекались существа, населяющие этот мир.
Передвигались они невероятно быстро, сначала я не мог даже рассмотреть их, как следует. Но около точки сбора они замедлялись, и можно было увидеть всё в подробностях.
Туловище, две руки, две ноги и голова. Полный гуманоидный набор. Уже радует. С высокой скоростью они передвигались по принципу «колеса», перекатываясь с руки на ногу, а замедляясь, переходили на привычный мне шаг. Суставы были невероятно подвижны и пластичны, сгибаясь во все стороны под странными углами. Когда одно из этих существ остановилось, я понял, что и не суставы это вовсе, а сочленения. Из плоти и крови состояла только голова – без ушей и без носа, с уродливой ротовой щелью без губ; глаза – не глаза, а фотоэлементы, тускло горящие у каждого разным цветом. Тело же и конечности при внимательном осмотре оказались полностью техническим детищем, всё из той же вороненой стали, что и Куб. Вероятно, это были самые распространенные местные сплавы или композиты.
Как крепилась голова к туловищу, тоже для меня было загадкой, вскоре списанной на прогресс, несомненно, процветающий в такой высокоразвитой цивилизации.
Отложив на потом изучение строения тел этих существ, я с упоением влился в одного из них, предвкушая ответы на появившиеся вопросы…
…Осторожно, чтобы не спугнуть Двара, я черпал из его головы знания об этом мире.
Оказалось, что Куб построили не техно, как они себя называли. Более того, эти существа и не знали его создателя. В их понимании, Куб был всегда, а вместе с ним техно и мерзкие варвары, обитающие в лесах за Границей. Между ними шла непрекращающаяся война. Первые обороняли свой дом, а вторым не сиделось спокойно у себя в лесах, и они испытывали на прочность несокрушимые черные башни Куба.
За всю историю не было сведений об атаках, закончившихся успехом.
Помимо войны техно занимались наукой. То есть все, поголовно. Словно они рождались и жили с одной лишь целью – узнать. Нужно ли говорить, насколько развитыми оказались умственно эти странные существа. Однако, в голове Двара жили, по крайней мере, две абсолютно непреодолимые загадки – это сам Куб, и душа. Видимо, рационализированный и сверхнаучный мозг представителей этого народа не был в состоянии мыслить абстрактно, ненаучно.
Еще одно чудо, это сам процесс рождения техно. Они не имели половых признаков мужчин и женщин, поэтому и о размножении никакой речи быть не могло. Когда на войне, или от старости, кто-нибудь из них умирал, в это же время в корпусе Перерождения появлялся новый техно. Просто выходил из непроницаемой чёрной капсулы, и начинал учиться. Численность населения поддерживалась в точном равновесии, за этим следили лично хозяева Углов. Внешне эти существа почти не отличались друг от друга, разве что цветом своих фотоэлементов. Имена отличались по сложности произношения и количеству звуков в зависимости от касты, к которой принадлежал тот или иной техно, а также от его достижений или значимости.
Познание мира и себя не давали обитателям Куба покоя, никогда. Они занимались накапливанием информации всегда, когда не занимались войной. Понятие сон было им не знакомо.
Вот и сейчас, вместо того, чтобы отдохнуть после службы, Двар пришел в библиотеку. Я притих, в надежде получить знания вместе с ним. Однако, горящие всезнанием глаза Грифа мигом отбили всю охоту.
Я никогда еще не встречал настолько прожигающего взгляда. Чувство было такое, будто стакан, в который наливали воду, переполнился, и все, что в нем было, стало медленно выливаться наружу. Двар услышал мои обнажившиеся мысли, ощущения, и напрягся. Клянусь, я испытал самую настоящую боль! Я попытался перетечь во что-нибудь другое, но не мог – повсюду была эта вороненая сталь, настолько неживая, что не принимала меня. Чудовищным усилием воли я собрался, и переместился в одного из роботизированных существ, заглянувшего в открытую дверь. Из него – в следующего. Я «бежал» как можно дальше от угрозы.
Избавившись, наконец, от опасного фактора, осмотрелся. Тело принадлежало Вурвиршу, одному из восьми влиятельных жителей Углов. После того, как зал Совета освобождался от лишних свидетелей, здесь проходили уже более тесные переговоры.
Ожидая остальных хозяев Углов, я приводил в покой свое энергетическое поле. В библиотеке Грифа со мной чуть не случилось то, чего не могло случиться – я едва не оказался заперт внутри одного из техно. Как такое вообще возможно?
Никогда раньше не думал об осторожности. Теперь придется. Это настолько против моих фундаментальных взглядов на вседозволенность в путешествиях, что с этим потрясением я справлюсь не сразу. Но пока его можно задвинуть подальше в дебри моих электронов, поскольку в зале Совета появилась вся восьмерка техно. Элита.
– Кларисса, ты уверен, что прорыв будет именно на твой сектор?
– Боюсь, да.
– Поясни, откуда у тебя эти данные, – Роннунг говорил с лёгким присвистом, выражая недоверие.
– Вот уже неделю не было ни одной атаки, верно? – все согласно замотали головами. – Это не совсем так. На мой сектор была одна высадка. Небольшая группа проскользнула, ее по каким-то непонятным причинам не засекли на Гранях.
– Ты хочешь сказать, у тебя есть предатели? – вмешался Нейравий. Его сектор был соседним с сектором Клариссы, и ни для кого из восьмёрки не было секретом, что он хотел бы прибрать чужое к своим рукам.
– Я знаю, что я хочу сказать, и попрошу вас помолчать, пока слово моё! – Ого, сколько эмоций в одной фразе. Впрочем, хозяину Угла простительно. – Далеко они не зашли, Куб не терпит незваных гостей. Мы уничтожили группу, впрочем, оставив четверых варваров в живых. Наши Исполнители превосходно знают свое дело.
– Неужели они смогли у них что-то узнать? – Себастиан скептически скривил ротовую щель. Меня покоробило от этого малоприятного зрелища. – Вурвирш, в чем дело?
– Я не знаю. Странно все это. Такое чувство, будто нас подслушивают. – «Только не это! Неужели мое отвращение оказалось настолько „громким“? Надо затихнуть на время.»
– О чем ты говоришь?
– Не важно… Кларисса, что удалось узнать твоим Исполнителям? У них получилось извлечь из дикарей душу?
– Нет. Если бы им удалось, эту новость я бы объявил в первую очередь. Однако перед смертью один из них прокричал, что нам всем все равно конец, что следом за ними придут многие.
– Этот вывод напрашивается, если заранее в него верить, и складывать два и два. – Джованни впервые за весь Совет подал голос. – Но нельзя так прямолинейно трактовать предсмертные вопли полуразумных существ.
– Джованни, дикари – это наш шанс. Они – ключ к разгадке души, ведь для них она вовсе не тайна.
– Мне это известно, Кларисса, мои Исполнители трудятся не хуже твоих. Но материала слишком мало! Варвары предпочитают умирать, нежели попадать в наши руки.
– Именно поэтому нужно как следует подготовиться к их штурму.
– Итог: введение графика день-день полностью целесообразно, – подытожил Валиан. – На сектор Клариссы выделить по пять процентов от страж каждого сектора. Обратиться за помощью к Грифу.
Семь пар глаз зажглись огоньком удивления.
– Зачем?
– Вурвирш сказал, что нас подслушивают. Мне это не нравится.
– Я ошибся, Валиан. – мне пришлось использовать почти всю накопленную энергию, чтобы незаметно взять под контроль разум техно. Этот Гриф вызывал во мне разумные опасения. – Забудь об этом.
– Нет. Ничего не бывает просто так, и все нужно держать под контролем. Если пренебречь едва заметной мелочью, она может раскрутиться по спирали в огромную неприятность. Мы пресечем ее, эту малую вероятность, на начальной стадии.
– Хорошо, завтра же идем к Грифу.
– Чистого знания!
– Чистого знания, Совет.
Хорошо, что получилось отсрочить нежелательный поход к странному старику. За это время я успею покинуть тело Вурвирша. Тот начал что-то подозревать – опять происходит невозможное. Как эти техно чувствуют меня? Все интереснее, и интереснее…
Словно из ниоткуда, высоко в небе сгустился туман, и стал медленно приближаться к многокилометровой металлической поверхности Куба. Это означало приход ночи. Таковы были физические законы этого мира, и пока мне не дано было их понять. Хотя…
Не справившись с любопытством, я вновь становлюсь ветром и двигаюсь прямо в Куб. Сейчас я проникну в него, и узнаю наверняка и сразу, что здесь происходит.
Ближе, еще ближе. Шух! Меня отразило в обратном направлении. Я развернулся, вновь полетел вниз. С тем же успехом. Да мыслимо ли это?! Куб не пускает меня внутрь! Но ведь я не обладаю телесной оболочкой, я – чистый разум, душа, но не могу попасть в эту коробку из вороненой стали?
Меняю тактику. Я уже не ветер, а молекула водорода, которым здесь пронизано все воздушное пространство. Пытаюсь диффундировать, пройти сквозь твердые атомы Куба, но он отталкивает меня с пренебрежительной легкостью. Невероятно!
Не хочешь по-хорошему? Тогда будет по-иному. Я найду обходной путь, и непременно сделаю то, что задумал. У меня уже появился некоторый план действий, но он требовал времени. Впрочем, спешить, собственно, некуда. Если не получилось все и сразу, значит, пора приступать к первому пункту. Я возвращался в библиотеку, перескакивая от одного техно к другому.
Двар вдоволь поплавал на неукротимых волнах информации, но все равно был недоволен. За ночь он не узнал того, что смог бы узнать за час общения со сварливым Грифом. Придется, держа в руках цванги, а разум в сосредоточении, еще и обдумывать то, что сказал ему старик.
День обещает ему испытания, и сложнейшее из них – это колючее ожидание.
Я тоже не любил бездействие, но этот мир заразил меня сильнейшим интересом к своим тайнам. Я так изголодался по новому, неизведанному, что готов был узнавать в мельчайших подробностях о каждом аспекте жизни цивилизации техно, даже если это будет грозить неприятностями. Да что уж говорить, мне доставила удовольствие та опасность, которую пришлось пережить в библиотеке. Это чувство живое, и я уже давно его не испытывал.
Двар, мой носитель, неспешно передвигался в сторону одного из производственных зданий. До начала стражи он ещё успеет потрудиться на любимой песко-абразивной пушке, вытачивая изделия, которые в будущем, несомненно, пригодятся кому-то из техно. Максимальный рационализм – всё делать на пользу общему делу.
Время бежит слишком стремительно. Вот уже наступает день, когда Двар будет маяться от информационного голодания и скуки, мне же остается созерцать и складывать обрывочные наблюдения в единое целое знание.
3.
Несмотря на кажущееся единомыслие, объединяющее все население Куба, не было двух техно, полностью одинаковых как внешне, так и по убеждениям, и по развитию. Даже преследуя одну великую цель, невозможно среди множества дорог, ведущих к ней, найти две одинаковые.
В то время, как Двар с упоением купался в гигабайтах информации, Кэр держал стражу на одной из Граней Куба. И он не горел желанием возвращаться назад, в библиотеку, вопреки возможным упрекам и неудобным вопросам, которые ему непременно бы задали, узнав о его странных предпочтениях. Впрочем, страха эти обстоятельства вызвать не могли, разве что раздражение, и то тщательно скрываемое. На Кубе проявление эмоций не приветствовалось, даже пресекалось.
С боевой площадки Грани открывался панорамный вид на два сектора. Вид исключительно мрачный и грозный, внушающий невольный трепет; создавалось впечатление, что у Куба есть лицо, обветренное, древнее и до холодных разрядов в спине бесстрастное. Пример, памятник и ежедневное напоминание того, к чему должны стремиться техно.
Вот, что нравилось Кэру – ощущение того, что он неотъемлемая часть великого нечто, он – карающая длань Куба. Но вместе с этим его не оставляло неприятное чувство, будто эта самая рука ограничена в движении. Раздавить, уничтожить, разрубить надвое каждого врага, любого, кто посмеет посягнуть на неприкасаемую святыню – но нет! Приказ пока был лишь один – отбросить. Непонятный парадокс, который Кэр, конечно, однажды попытался разрешить когнитивным путем.
Это было в одной из библиотек Куба, не в той, где обучал Гриф, а на другом Секторе. После очередного особо крупного налёта варваров из Хаоса группа ярко выраженных стражей, как назвал бы их Двар, задались вопросом, почему, уничтожив агрессоров, они остановились, вместо того, чтобы отправиться в ответную атаку, раз и навсегда покончив с врагами. Таких техно набралось с десяток, из-за чего было принято решение провести сдвоенный сеанс споров, один за другим, взаимосвязанные, четко организованные и многообещающие. Первая группа должна была заниматься вопросом Куба, а вторая – его противоположностью – Хаосом и варварами. Кэр относился ко второй, поэтому, пока первые споры в своей активной фазе фонтанировали цепочками тезисов, вторые ждали свой черед несколько поодаль.
– Техно подобны народу варваров и не могут долго прожить вдали своего жилища.
– В основе частиц материи и антиматерии космоса лежит водород и углерод. В техно их нет.
– Куб прародитель нашего народа. Он целостный, не имеет входа и выхода. В нем нет изъянов.
– Есть!
Последняя реплика, принадлежавшая Биру, потонула в ошеломленном щелканье пальцев всех присутствующих в зале техно, а всеобщее моргание фотоэлементов, заменяющих глаза, в другой ситуации могло бы сойти за торжественное салютование.
Библиотека погрузилась в затяжное молчание. Но не столько задумчивое, сколько настороженное. И не зря.
Не прошло и пяти полных амплитуд маятника Гнофа, как в зал вошли те, кого так боялись варвары и не любили техно. Исполнители.
Четверо, они бесшумно вкатились в библиотеку и по-хозяйски осмотрелись. Молча встали вокруг пятерки из первого спора, защелкнули каждому вокруг шейно-головного сочленения свои специальные захваты, которые заменяли им обычные кисти с пальцами, и увезли прочь. Все произошло настолько быстро и обыденно, что никто ничего не понял, и сразу же забыл, оставив в памяти пометку «не важно», а кто понял, предпочел затаиться. Но вне зависимости от осведомленности и причастности каждого из присутствующих техно к запретному спору, все они были в тот момент беспрекословно послушны.
Тех, кого забрали с собой Исполнители, больше не видел никто.
Кэр и соратники по второму, несостоявшемуся спору не забыли случившегося. Хотя на многочисленных допросах, которые им потом устраивали, утверждали обратное.
Кэр вспомнил, как спустя три дня за ним прямо в библиотеку пришел один из экзекуторов, и отвел прямиком в один из специальных корпусов.
В допросной не было пыточных инструментов – считалось, что и при обычном диалоге можно добиться полной и достоверной правды, при необходимости применив эмоциональный напор. Кэр знал об этом, и дал себе установку быть предельно убедительным, не вызывать подозрений. Если Исполнитель не поверит ему хоть на миг и воспользуется своей психической силой, то можно будет попрощаться с жизнью.
– Чистого знания, Кэр. Меня зовут Хван, и мне поручено выяснить все о запретном споре. – Техно отметил, как ловко Хван расставил ловушку, сразу же обозначив «незаконность» того действа. – Мне известно, что ты был в библиотеке, когда это произошло.
– Я бываю в библиотеке нечасто, всего раз в два дня, но в тот день да, был там. – Побольше слов ни о чем, это создаст ощущение иллюзии откровенности и безропотности. – Был спор, но я в нем не участвовал. Не потому, что знал или думал, что он запретный, нет – просто хотелось индивидуальных, более детальных знаний в области прогнозирования демографических волн среди варваров.
– То есть, ты не слушал участников спора? – Хван применил эмоциональный напор первой степени, почти незаметный, но оттого не менее опасный. Плохой знак.
– Слушал. Они проявляли эмоции слишком явно и шумно, привлекая внимание многих. – Если экзекутор потянет за струну его искренности еще чуть сильнее, поток правды сам польется изо рта безжалостной предательской рекой!
– О чем же был спор? Процитируй мне все тезисы. – Хван ослабил напор, чтобы не спугнуть «пациента».
– Дело в том… – Кэр сделал вид, что подбирает слова. – Что как только Исполнители взяли нарушителей под стражу, я, опасаясь стать их невольным соучастником, удалил полученные мной от них знания. Я виноват! Нужно было задуматься о том, что вам могут понадобиться мои сведения и не удалять. Я виноват.
– Молчать! Я сам знаю, кто виноват, а кто нет. – Хван на некоторое время замолк. Кэр, техно-страж, отвечал так же, как и большинство других допрашиваемых. Это снимало с него подозрения в причастности к спору. Но как можно быть таким недальновидным солдафоном! – Кэр, зачем ты вообще занимаешься познанием?
Такого вопроса техно не ожидал. Дело было даже не в формулировке, а в усталости и искреннем сочувствии, прозвучавшими из уст жестокого Исполнителя.
– Чтобы больше нечего было познаватъ. Так исключатся все возможные непредвиденные обстоятельства, возникающие на пути к Цели. Куб должен быть защищен.
– Но тебе не постигнуть всех тайн, у информации нет предела.
– Предел есть у всего.
– Даже если и так, это будет статичное существование без Цели!
– С такой установкой лучше вообще ни за что не браться…
С тем он и был освобожден от допроса. Полемика на столь высокую тему вывела экзекутора из себя, да настолько, что личные файлы допрашиваемого получили пометку «дефектен и необучаем».
Кэр всерьез отвечал на последние вопросы, но высказался не полностью. Для того, чтобы защитить Куб, нужно было исключить лишь одно непредвиденное обстоятельство, грязное пятно в их мире – несущих хаос варваров. Было что-то нелогичное и антипродуктивное в самой основе оборонительной войны техно, и что хуже всего, никто этого не видел. А если и видел, то не придавал значения. Поставив на какое-либо дело штамп «не важно», уже не рассматриваешь его по-иному, и в последствии и вовсе не видишь. Одно дело, другое и так миллион – заштамповано. Забраковано. Невидимо. А что, если ошибиться и что-то очень важное отправить в папку «небытие»?
Кэр очень хотел исполнить свой долг, но пока у него были связаны руки, оставалось лишь ждать и совершенствоваться. Однако, излишнее рвение в науке может вновь натолкнуть Исполнителей на идею о том, что он не чист. Раз попав в поле их внимания, уже никогда нельзя быть полностью предоставленным самому себе. Да, они везде видят предательство и измену, даже ждут их. Но даже бдительное око закона в итоге привыкает к техно, который ежедневно исполняет Долг на Гранях, почти что игнорируя библиотеку. Кэр стал заниматься наукой всего по три часа в сутки, и то лишь для того, чтобы его не спрашивали лишний раз на этот счет. Другие техно видели в нем, и в таких как он низшую касту, Исполнители – стерильный, безопасный для Куба инструмент.
Но никто бы не оспорил того, что они были воинами. Искусными, яростными и верными, готовыми ответить сокрушительным ударом на любую угрозу.
Назвать эти слова пустой бравадой мог лишь тот, кто никогда не видел техно-стражей в деле. Даже если варвары по какой-то причине не атаковали, не посылали диверсионные отряды и не скапливались неподалеку от Границы, защитники Куба не сидели без дела.
Тренировочные упражнения, никогда не затихающие на Гранях, мало чем отличались от реальных боевых действий. Более того, в любой момент первая фаза могла стать второй, поэтому в серьезности учений никто не сомневался, разгоняя свои процессоры и все четыре манипулятора по максимуму.
С началом тренировки любой из хозяев Углов, используя известный только ему пароль, включал программу. Собственно, ни один Страж никогда не был предупрежден об этом заранее, поэтому всегда был начеку.
Из множества ниш, скрытых в каждой Грани, высоко вверх подбрасывались ву-пушки. Все то время, как они падали обратно к поверхности, на обороняющихся обрушивался град снарядов. Каждое из выпущенных ядер в полете разделялось на восемь частей, также как матка выпускает своих детенышей. Смертоносности в них было куда больше, чем в основном снаряде. Эти, дочерние, долетев до техно на расстояние вытянутой руки, стремительно трансформировались в острый клинок, и, с воинственным «ву!», издаваемым ядерным двигателем, наносили удар, после чего самоуничтожались через секунду. Воину нужно было успеть не только отразить десяток ударов за чрезвычайно короткий срок, но и избежать взрыва.
На этом испытания не заканчивались. После того, как с ву-пушками было покончено, Стражей ставили на высокие отполированные столбы из черной стали. Там, на двадцатиметровой высоте, они вновь подвергались обстрелу. На этот раз не было летающих и взрывающихся клинков – только липкие бесформенные комки-кляксы. Техно должен был уворачиваться от них, демонстрируя всю ловкость, скорость и координацию, на которую был способен. В противном случае «кляксы» могли прилипнуть к точке соприкосновения с телом. Ничего страшного? Как бы не так. Прилипнув, вещество резко прибавляло в весе, а учитывая интенсивность выстрелов и высоту столбов, дело приобретало крутой поворот. Техно, находясь на крохотном пятачке, исполнял что-то очень похожее на дикие варварские пляски, только этот танец был танцем смерти.
Имелось еще множество упражнений, направленных на то, чтобы Стражи не забывали, с какой стороны браться за оружие. Куб был настолько плотно укомплектован оборонительной техникой, что до реальных контактных боев с силами Хаоса доходило нечасто, а схватки, даже тренировочные, между техно были запрещены и в высшей степени неприемлемы. Однако, даже при отсутствии видимого врага Стражи всегда рисковали жизнью. Периодически кто-нибудь ее отдавал, то на одной Грани, то на другой.
Каждый техно понимал, что так нужно. Тренировки продолжались дальше, про погибшего сразу забывали. Его убирали с места происшествия, немедленно транспортировали в корпус Перерождения и там утилизировали.
Так единый организм Куба перерабатывал свои заболевшие или отмершие клетки, тут же их возобновляя. Появлялся новый техно с новым именем, имеющий базовые знания, и ступал на долгую тропу к Цели.
Но Кэр думал не об этом. Вглядываясь в зыбкий покой Границы или сражаясь со специально разработанными машинами для убийств, чем-то похожими на него, он видел лицо Куба, бесстрастно наблюдающее за жалкими потугами его разгадать. Может, техно были изначально созданы с неким изъяном, не подпускающим их к закрытой для них информации? Это объяснило бы все, кроме одного: почему не Куб, якобы метафизичный, не терпящий дерзости по отношению к себе, а Исполнители прервали тот самый запретный спор?