ЛОГИК

– А я уже сказала: ты пришел познать свою судьбу, хотя ваш род и не верит в ее индивидуальность.

– Как ее познать? – требовательно произнес я, поднимаясь на ноги, которые еще не так хорошо держали меня.

С одной стороны, было ясно, что пришел я сюда не просто так, скорее всего, сам пришел, по собственному желанию. Но с другой стороны, я уже начинал жалеть, что поступил так опрометчиво.

– Судьба находится за гранью всего. И грань эту ты только что чувствовал и чуть было не утонул. Моя задача простая: скинуть тебя с того обрыва – прямиком в море забвения, – с садистской улыбкой на лице сказал колдунья. – Но ты не волнуйся, я прослежу, чтобы оно тебя не убило.

Тот факт, что колдунья читает не только мои мысли, но и видит образы, возникающие в моем разуме, вызвал во мне глубокую неприязнь. Ее всевидящее око заглядывает туда, куда смотреть не положено ни одному существу во вселенной. Так и хочется назвать ее ведьмой, а не просто колдуньей, что, впрочем, я тут же делаю:

– Ты – ведьма!

– Да, так меня называют многие, – спокойно подтвердила она. – Несмотря на то что взамен я получаю возможность следить за ними, они все равно приходят ко мне и пользуются моими услугами. И будут приходить всегда, – разноглазая произносит это, едва ли не облизываясь от удовольствия, совсем как кошка, только что сожравшая мышь.

– Ты ведь и меня об этом попросишь, – догадываюсь я. – Ну а коли я тут, значит, заранее был согласен на эти условия. Хотя признаюсь честно – я тебя уже ненавижу.

Ведьма от души смеется. Ее забавляет мое страдание. А может, просто считает плату за свои услуги не такой большой, какой она видится мне.

– Приступим, Кира, – довольная собой, говорит она. – Да ты глянь на себя – с ног уже валишься. Отец твой и тот стоял дольше. Ну ладно, пойдем присядем. Заварю тебе чайку, – подмигивает она.

Никакой это не чай, вдруг доходит до моего сознания. Отраву, чертовка, заготовила, которая отправит меня к тому самому обрыву. Понимаю, но послушно иду за ней.

Как самая настоящая доброжелательная с виду хозяйка она приглашает присесть за стол. Немытая белая чашка с налетом от мириадов выпитых из нее «чаев» уже дожидается своего очередного гостя. Я сажусь на деревянный табурет, а ведьма наливает что-то из чайника.

– Пей, – заботливо придвигает она чашку поближе. – Пей, и ни о чем не думай.

Запрокинув голову, проглатываю содержимое залпом. Больше мне ничего не остается. А когда ставлю чашку обратно на стол, на нем уже лежат неизвестно откуда взявшиеся листок и перо.

– Это еще зачем? – удивляюсь я. – Будем сочинять истории?

– Одну ты сочинишь точно. И история эта – твое пророчество.

Хочу спросить, на кой бес оно мне упало, но ведьма опережает:

– Судьба всегда отражается в пророчестве. Когда касаешься ее, помимо настоящих истинных сил, получаешь и возможность увидеть будущее. Твои способности и будущее взаимосвязаны. Так как первое всегда меняет второе.

Она объясняет, и кажется, что ее ледяной глаз становится более насыщенным по цвету, чем прежде. Это гипнотизирует, уводит мысли в сторону. Причина такой метаморфозы – зелье, которое я только что выпил. Но как же притягателен этот глаз становится, невозможно отвести взгляд! А ведьма и не думает отворачиваться, застывает над столом, пристально глядя куда-то внутрь меня. Я проваливаюсь в этот ледяной омут. Кажется, он замораживает все тело, покрывая его панцирем. Руки не двигаются, конечности застывают. Живая статуя – вот кто я. А затем скорлупа вокруг тела внезапно лопается, как застывший на холодном ветру ледяной пузырь, вдруг встретившийся с острым углом камня.

Я стою на мокрой от дождя земле. Хмурые низкие тучи тяжело давят на плечи, стараются прижать к холодной почве. Вдалеке небо содрогается громовым раскатом. А впереди, за обрывом, отчетливо слышен шум волн, разбивающихся о скалы. Ветер обдувает лицо, и привкус соли застывает на побелевших губах.

– Иди вперед, – командует голос ведьмы. – Оно ждет тебя уже довольно давно. С самого рождения.

Ишь ты, думаю я, ждет оно! А вот я его совсем не жду. Да и идти как-то не хочется. Но… надо. Знаю, что надо. Потому покорно шагаю. Раз, два, три, четыре… и – вот он, обрыв, и добрая сотня метров подо мной.

– Прыгай! – настырно требует разноглазая. Ее голос звучит в моей голове. Понятное дело, сама она сюда ни за что не сунется, мракобеска проклятая.

Сердце сначала замирает в предвкушении свободного полета падения, а затем мучительно сжимается в маленький комочек, когда я вижу острые, как пики, каменные выступы под собой.

От страха ноги сводит судорогой. Невероятным усилием воли заставляю их согнуться и, оттолкнувшись, прыгаю вперед, навстречу морской пучине.

Смех ведьмы звучит уже не только в голове, но повсюду. Она хохочет как умалишённая. От оглушительных раскатов басов закладывает уши, они отражаются от поверхности скал, усиливаясь стократно.

Вода встречает множеством игл, которые пронзают насквозь. Думать – и то не получается. Я барахтаюсь, как рыба, выброшенная на берег. Сейчас мне очень хочется стать ею, этой самой рыбиной, не важно, какой, главное, что она умеет плавать и стылый холод глубин ей нипочем.

Мучительно медленно погружаюсь на самое дно. В кромешной темноте выставляю руки вперед. Пальцы вонзаются в песок. Он обволакивает их, крохотные камешки, касаясь тонкой кожи, шершаво царапают ее. Мне не больно. Я даже забыл, что такое дышать кислородом. Все ощущения сосредоточились на руках, которые трогают песок. А потом я сам стал одним большим ощущением. Перестали существовать мысли, море, вода, скалы и ведьма. Перестал существовать я…

И в тот момент, когда не стало НИЧЕГО, стремительным потоком передо мной понеслись образы моей прошлой жизни: вот он я – родился, мою мать зовут Луна, роды дались ей крайне тяжело, но она рада, что у нее теперь есть сын; мой отец Румаи, Верховный логик, пришел посмотреть на меня – ему было все равно, просто он отметил тот факт, что одним отпрыском стало больше. Уже тогда я не любил его, в свой самый первый день.

Мне исполнилось шесть лет, когда учитель взялся за мое обучение. Его звали Никадиус, он был очень сильным и требовательным. В двенадцать лет, когда я уже привык к изнуряющим тренировкам, он впервые вывел меня из Пирамиды в город Путник. Спустя год мою мать за что-то наказали, с тех пор она носила на своем теле синие отметины. Я злился на отца, но хорошо скрывал это. Мать однажды намекнула, что я не должен выказывать гнева. Она была напугана, и я пообещал ей, что никто не увидит этой моей слабости, – она сочувственно улыбнулась.

В пятнадцать лет меня считали потенциально сильным логиком, Румаи был доволен моим воспитанием. Тогда он отправил мать на войну, где она погибла. Спустя месяц, когда я достиг своего Дня Вступления в Силу, мне приснился первый сон, без сомнения, навеянный моей умершей матерью. Интуит Лео в моем сне срубал ей голову раз за разом, каждую ночь. Я не мог больше терпеть и замыслил убить отца, наказать его за то, что он не сохранил Луну, намеренно отправив на войну. План провалился – меня поймали, когда я спрятался в покоях Румаи с кинжалом за пазухой. Никадиус захотел дать мне шанс – подвергнуть Катарсису и отправить на первый уровень Пирамиды, в Крестострел. Он убедил Румаи, что из меня может вырасти сильный воин. Верховный рассудил, что избавляться от ценного ресурса преждевременно не стоит, и согласился. Катарсис, процесс очищения, я выбрал себе сам – метод сечения плоти. Точно такой же процедуре подвергли мою мать. Когда Румаи спросил, почему был выбран именно этот способ, я ответил: «Хочу искупить вину своей матери, а потому перенесу все наказания, которые выпали ей, и докажу, что могу быть достойным тебя логиком. Займу ее место и буду служить тебе». Отец был доволен моими словами, и я вскоре отправился в Крестострел.

На первом уровне Пирамиды несколько раз я был близок к смерти: окружающие чувствовали во мне силу, мои частицы Механизмов Времени стали лакомым кусочком для многих отбросов. Два года выживая на пределе своих сил, я убил многих неугодных мне и только тогда вдруг осознал – убийства даются как-то слишком легко, непонятно даже, почему я с самого начала не мог за себя постоять. Логики Крестострела оказались слабыми заблудшими в поисках силы псами. Спустя два года я встретил Марка, который предложил первый заказ, и следующие шесть лет я убивал для него за отличную плату. Все ресурсы, которые мне доставались, все частицы Механизмов Времени я тайно копил, чтобы однажды обрушить собранную мощь на отца. Так было до того, пока я не встретил скиталицу. Она действительно принесла с собой мою судьбу, повернула колесо… и теперь я здесь.

Вспоминая свою жизнь, я не испытывал ни гнева, ни боли. Просто безучастно смотрел на проносящиеся мимо образы. Даже триста раз прокрученная перед глазами сцена убийства моей матери перестала тревожить.

Наблюдатель, которым я стал, не имел ни тела, ни мыслей. Он просто н а б л ю д а л. Став НИКЕМ, я обрел истинную силу, вышел за грань собственной природы и предрассудков, которыми пичкали с детства. Наконец-то мне стало ясно, почему мать улыбалась, когда Лео рубил ей голову, – она была тем, кем сейчас являюсь я.

– Хорошо-о-о… – послышался голос ведьмы, к которому, впрочем, я сейчас был абсолютно равнодушен. Неприязнь к ней исчезла, будто и не было ее вовсе. – А теперь пора назад, Кира… Возвращайся, и на этот раз я угощу тебя настоящим чаем… – совершенно добродушно сказала она.

Я отчего-то так обрадовался этому предложению, что охотно принял его. А потом появился огненный глаз, языки пламени плясали в нем. Известно, кому он принадлежал…

В необыкновенной чистоты белой чашке, стоящей на таком же сияющем ослепительной белизной блюдце, дымился свежезаваренный пахучий чай. Сделав глоток, я отметил его необычную сладость.

– Это из-за корицы – пряности с Земли. Такая на Небе не растет.

– Неужели ты можешь путешествовать на Землю?! – изумился я.

Сейчас, когда я познал то, что познал… – объяснить это словами не было совершенно никакой возможности – колдунья стала для меня исключительно интересным собеседником, с которым я совсем не прочь разделить чашку необычного чая. Надо сказать, мне все еще требовалась та почва под ногами, в которой нуждается абсолютно любой логик, примерно так же, как и интуит нуждается в свободе. Неуемное желание понимать и осознавать процессы никуда не исчезло, просто теперь я стал НАД этой потребностью и с высоты птичьего полета наблюдал за тем, как мне хочется это сделать. Отдавал себе отчет в этой надобности, но не подчинялся ей – вышел за грань самого себя.

– С тех пор как Люма стал Магистром Белого Пути, есть такая возможность. Но пока только у меня, объяснила колдунья.

– Люма – это тот землянин, которого ищет Кая? – сообразил я.

– Верно, он в Пирамиде.

– Если она говорила правду и землянин настолько силен, то почему он не показывается?

– Скажем так: он может и одновременно не может выйти из Пирамиды. Впрочем, некоторые вещи я не могу говорить. Его судьба обидится на меня, а я дружу с любыми судьбами, – обворожительно улыбнулась колдунья.

– Сдается мне, вы с Люмой в некоторой степени похожи. Я, кстати, до сих пор не знаю твоего имени. Память ко мне вернулась, но я не припоминаю, чтобы Кая хоть раз обмолвилась о том, как тебя зовут, – с наслаждением прихлебывая чай с земной корицей, произнес я.

– Все зовут меня Рова, – представилась она и подлила кипятка из чайника в кружку.

– Приятно познакомиться, Рова, – добродушно сказал я, наблюдая за тем, как она наливает мне новую порцию чая, и лишь спустя какое-то мгновение заметил, что на листке, который ранее взялся из ниоткуда, нацарапаны какие-то слова.

– О! Это же тот листок! С пророчеством, – воскликнул я. – Однако не помню, чтобы я что-то писал…

– Писал-писал, тело-то твое находилось тут, а не в пучине морской. И на пророчество нашлось время.