Этикет следствия

– Именно поэтому некромантов прежде всего учат самоконтролю, – спокойно добавила она.

Глаза у Анны Мальцевой были совершенно обычными, тусклыми и серыми. А блинчик с вареньем остался просто куском прожаренного теста.

Виктору нужно было хоть что-то сказать. Как-то разбавить повисшее молчание.

– Но почему вы решили, что убийца – некромант? – ляпнул он первое, что пришло в голову. – Может быть, он просто использовал какой-то артефакт?

– Судя по напряжению мышц и положению тела, жертву парализовало очень быстро, секунд за десять, но не мгновенно, – пояснила Анна. – Он пытался шевелиться, но не смог. Плюс – мимические мышцы не были затронуты, хотя голосовые связки не работали. Артефакты действуют сразу и на все, а тут – частичная неподвижность. Жертва остается в сознании и чувствует боль в полной мере, но кричать и сопротивляться не в состоянии. Так что он управлял процессом и знал, что делает.

Виктора снова передернуло. Он невольно представил, что чувствовал бедный сторож, пока эта гнусная тварь его убивала. Невыносимая боль, невозможность даже застонать – и жуткая радость убийцы… Кошмар.

Ваньку Косого, зарезавшего своего подельника ради украденного подсвечника, Виктор понять, в общем, мог. И даже компотом в допросной поил, когда Ванька, давясь запоздалым раскаянием, давал повинные показания.

Но это…

Виктор не был уверен, что хочет доставить убийцу сторожа в суд. Скорее уж – при попытке к бегству… Но, как говорится, рано делить шкуру неубитого медведя. Медведь в лесу, лес далеко.

– Способности к некромантии у нашего преступника проявились точно не вчера, и сторож – не первая жертва, – продолжала Анна. – Убийца уже имел достаточно сил для того, чтобы обездвижить здорового мужика. Значит, не так давно он похожим образом убил кого-то послабее. Он силен, но не нажил достаточно мозгов, чтобы не оставить следов. Да и действовал слишком по-дилетантски, – презрительно фыркнула она. – Серьезный маг с образованием добыл бы из жертвы намного больше…

– Есть какие-то методики? Этому УЧАТ? – не смог сдержать отвращения Виктор.

Он, конечно, слегка пре увеличил свое неведение в области магических знаний, но говорил искренне.

– Конечно, учат. В академии Дракенберга, – серьезно кивнула Анна. – Далеко не всех, как я вам уже говорила.

Только тех, кто способен держать в узде свои таланты некроманта и страсть к чужим страданиям.

– А те, кто не может?

– Если они попадают в поле зрения магов академии до того, как натворили что-то серьезное, – их натаскивают на самоконтроль. Если нет… Они достаются вам или Тайному приказу, в качестве обвиняемых по уголовным преступлениям. В особо трудных обстоятельствах – нашей Инквизиции. Но это редчайшие случаи, так что нам с вами, можно сказать, повезло.

– Вы так спокойно об этом говорите?

– Я должна рвать на себе волосы? – Анна размешала сахар в новой чашке чая и отпила из нее, пристально глядя в глаза Виктору поверх золотистого ободка на фарфоре. – Способность к магии дается от природы. И только от человека зависит, как он этим талантом распорядится. Вы ведь не оправдываете карманника, потому что у него ловкие руки? Фальшивомонетчика за острый глаз и точную чеканку? Насильника, который, как говорят адвокаты, «не смог с собой совладать»? Убийцу? Вы, господин следователь, как никто другой должны понимать разницу между «может и очень хочет» и «сделал». Мы не способны контролировать свои желания. Но наши действия зависят от нас и только от нас.

Анна говорила очень горячо – этот вопрос, похоже, был чем-то личным. Чем-то больше, чем простая, затасканная житейская философия.

– Спасибо за лекцию, госпожа Мальцева, – слегка поклонился Виктор. – Позвольте, я подведу итог.

– Извольте.

– Итак, мы имеем дело именно с некромантом, юным, плохо обученным, скорее всего, не имеющим отношения к академии. Он уже убивал совсем недавно – и, вероятно, не планирует останавливаться.

– Все верно, – кивнула Анна.

– Ну что ж. – Виктор аккуратно сложил на тарелке вилку и нож. – Раз вы говорите, что недавно был еще один труп того же авторства – мне пора в управление, искать его по сводкам.

«Ранения нанесены тонким острым лезвием…»

Верка-Хохотушка. Искромсанное тело, ждущее, пока он закончит с протоколами. Только из-за отъезда Ждановича ее еще не закопали под речитатив попа из кладбищенской церкви.

«Со святыми упокой…»

Вот дрянь.

– Сударыня, на всякий случай… В морге сейчас лежит тело женщины, убитой в ночь с понедельника на вторник. Осмотрите и его, пожалуйста. Может быть, это и есть первая жертва нашего некроманта.

Анна посмотрела на него в упор.

– Хорошо. Подробный отчет будет у вас к вечеру.

Виктор коротко попрощался, бросил на стол несколько монет и почти бегом выскочил на улицу из полутемного трактирного подвальчика.

Утреннее июльское солнце ударило Виктору в глаза, заставляя сощуриться после полумрака. В Гнездовске, по сравнению с Гетской империей, все было намного ярче: зелень деревьев и газонов, цветы в палисадниках, даже дома жители княжества старались выкрасить как-нибудь понаряднее. Улицы окраин пестрели синими, зелеными и желтыми оттенками модных здесь полосатых заборов. В центре все было более сдержанно и солидно, но белый мрамор облицовки особняков тоже резко контрастировал с серым гранитом имперских зданий. Виктор в жизни бы в этом не признался, но любил Гнездовск всей душой, в том числе и за эту праздничную разноцветность.

Княжеский замок неподалеку от столицы, говорят, был кирпично-красным. Виктор, когда-то наследник одного из самых знатных родов Гетской империи, а сейчас – просто младший следователь, этого замка ни разу не видел.

Незачем было.

Когда-то он мог бы стать там дорогим гостем. Сейчас его, скорее всего, не пустят на порог.

Что ж, мир меняется…

К своему прошлому Виктор старался относиться как к прочитанной когда-то книге. А то, что имя ее главного героя и имя младшего следователя совпадают, – так бывают совпадения и покруче.

Он не любил вспоминать, как блестящий выпускник военной академии, оруженосец, наследник громадного имперского баронства превратился сначала в лейтенанта тяжелой кавалерии, потом был посвящен в рыцари самим императором Константином, сколотил из вчерашних курсантов серьезный боевой отряд и громил конницу принца Александра в хвост и гриву, при Гарце самого Александра вышиб из седла… А в итоге, кое-как оправившись от ран в монастыре неподалеку от сожженного городка Орлов, выбирался из Империи. Неважно куда, лишь бы подальше от наводивших новый порядок войск победившего младшего принца, а теперь императора Александра.

Конечно, он был не один такой – выживший в войне сторонник проигравшего Константина. Некоторые из бывших соратников Виктора присягнули новому Императору. Из тех, кто уехал, многие очень неплохо жили в Гнездовске, Кошице и других окрестных государствах. Кто-то сумел вывезти кое-какие ценности, кто-то удачно пристроился у местной влиятельной родни.

Виктор пересек границу Гнездовского княжества с парой монет в кармане (как они ему достались – история отдельная и малоприятная), в драном плаще и почти развалившихся сапогах. Он был готов сдохнуть в ближайшей канаве, но не идти на поклон к кому-нибудь из дальних родственников, которых в жизни не видел. Блестящий рыцарь, потомок князей Бельских и наследник баронства Берген (впрочем, будем честны – уже барон, отец явно не выжил в бойне), лишенный земель и титула, не брившийся несколько недель и давно не евший досыта…

Нет, он не мог допустить такого.

Нет больше ни барона, ни рыцаря… Есть просто Виктор. Сам по себе.

Так что жизнь Виктора началась примерно три года назад, около доски объявлений, где голодный и замученный долгим пешим путешествием бывший гетский рыцарь прочитал о наборе в школу стражников. Кандидатам, успешно сдавшим экзамен, обещали казарму, форму и еду.

О большем он на тот момент не мог и мечтать.

* * *

… Перед рассветом, мешая сон с памятью, он до сих пор иногда слышал крик: «Конница! Жандармы Александра!»

И – грохот тяжелой кавалерии, летящей на строй панцирной пехоты. Ветер доносит кислый запах сгоревшего пороха, над аркебузерами поднимаются облачка дыма… Мало, слишком мало! И не всяким выстрелом пробьешь рыцарский доспех.

– Стоять! Стоять! Ждать!

Густав, сжимая поводья коня до хруста латной перчатки, шептал: