– Ай! Маменька, роди меня обратно! – Странный тип с пистолетом и батистовым, благоухающим бергамотом платочком едва на месте не подпрыгнул. Аж полы расстегнутой шинели взметнулись вверх, как крылья пытающегося взлететь индюка. – Я, видишь ли, их с толку сбиваю! – Он вновь обращался к кому-то в небесах. – И это притом, что они вообще, я бы даже сказал в принципе, не понимают, что происходит. А я! – Он снова ткнул себя пистолетом в грудь. – Я – единственный, кто может им это объяснить! И именно меня они слушать не желают! Вот не желают, и все тут! Прикинь, а… – Лицо псевдонищего, та его часть, что не была покрыта густой растительностью, сморщилось, как будто от обиды. Глаза сощурились. Уголки губ поползли вниз. Бородач сначала шмыгнул носом, затем звучно высморкался в платок. – Ну, ладно. – Он еще раз шмыгнул носом, на этот раз куда как увереннее. – Начали!
Платок взлетел в воздух.
– Эй!..
– Стой!..
– Что ты делаешь!..
Забыв о пистолетах, Брим и Шика разом кинулись к платку, надеясь поймать, пока он не коснулся асфальта.
Бородач отпрыгнул на два шага назад, громко щелкнул курком гумилевского пистолета и зловеще, а может, еще и злорадно, захохотал.
– Ах-ха-ха-ха-ха-хах…
Ну, примерно вот так. Мефистофель, твердь его…
Тем временем шоггот, не теряясь, выстрелил щупальцами и подцепил за ноги сразу обоих дуэлянтов. Которые, понятное дело, не обратили на это внимания. И совершенно напрасно. Потому что шогготы – это такие твари, с которыми всегда следует держать ухо востро. И то, что ты не видишь шоггота, не чувствуешь его появления, да и вообще понятия не имеешь, что он собой представляет, – вовсе не оправдание. Согласись, если, сыграв в русскую рулетку, ты прострелил себе голову, глупо сетовать на то, что, мол, не повезло. От везения в этом мире вообще мало что зависит. Как правило, выигрывает не тот, кто стоит на месте и ждет, когда же ему наконец подмигнет удача, а тот, кто, несмотря ни на что, продолжает двигаться, видя перед собой не Цель, а Путь.
Это понимал человек в драной солдатской шинели. И не понимали Шика с Бримом. Именно поэтому ни одному из них не удалось поймать парящий в раскаленном, как в духовке, воздухе благоухающий бергамотом батистовый платок. Именно поэтому каждый из них получил пулю в голову еще до того, как начал обращаться в сырца.
Глядя на их безжизненные тела, бородач развел руками:
– Глупо и бессмысленно! Провалена уже третья попытка. По-моему, мы попусту теряем время. Из этой пары не выйдет толк.
Но у того, кто руководил процессом, имелось на сей счет свое мнение.
Мир в очередной раз перевернулся.
Теперь уже никто точно не смог бы сказать, где у него верх, а где низ.
– Хотя, с другой стороны, что такое верх и низ? Всего лишь условности. Такие же, как правая и левая нога. Которые остаются таковыми лишь до тех пор, пока мы их так называем. Свет и тьма. Холод и тепло. Один и два. Условности, о которых договариваются заранее. Исключительно ради удобства общения. Или – обмена информацией, – если хотите. Поэтому, не влезая в философские дебри, давайте просто договоримся: там, где мрачно и недоступно чернеет ночное небо – это верх, а где почти так же мрачно, но уже куда как доступнее и ближе чернеет асфальт, – это низ. Ну, вот и все. Мир снова обрел порядок и стабильность. По крайней мере, в нашем понимании, – грязный, вонючий бродяга, едва не по самые глаза заросший кудлатой бородой, в какой-то степени с надеждой, но в основном все же с тоской посмотрел на сидевших перед ним на скамейке разодетых в дорогие костюмы щеголей. – Я понятно излагаю?
Брим сделал глоток из бутылки, что держал в руке, недовольно поморщился – пиво оказалось отвратительно теплым.
– Слушай, скунс, у тебя пока еще есть выбор. Так постарайся воспользоваться им. Ты можешь прямо сейчас повернуться ко мне спиной и убраться куда подальше, и тогда я кину эту бутылку в мусорный ящик. А можешь продолжать излагать свои бредовые теории – и тогда я расшибу ее о твою башку. Ферштейн?
– Ты идиот, Брим. – Оборванец даже не улыбнулся. – Твой приятель, Шика, хотя бы молчит, если не понимает, что происходит. Что за пиво ты пьешь?
Брим удивленно посмотрел на пивную этикетку. Море, кораблик, парус… Только картинка, а названия почему-то нет.
– Ладно, поставим вопрос иначе… – Вонючий бродяга усмехнулся в бороду. – Какое пиво ты предпочитаешь?
– Чего? – непонимающе глянул на него Брим.
– Я, конечно, могу и угадать, но интереснее будет, если ты сам скажешь.
– Да пошел ты!.. Комик струганый!..
– Отличный выбор! – Бородатый щелкнул пальцами. – Посмотри на этикетку!
Теперь по волнам рядом с корабликом плыли, слегка покачиваясь, буквы, складывающиеся в слова: «Комик Струганый». Не успел Брим рот удивленно разинуть, как из-под кормы вынырнул дельфин, сделал пируэт над волной, подмигнул ему в полете и снова ушел в воду.
– Да пошел ты!.. – Брим взмахнул бутылкой столь энергично, что пиво вспенилось и выплеснулось из горлышка. – Видал я таких фокусников!..
– Боюсь, что еще не видел, – с сочувствием покачал головой бородатый. – Ты предпочитаешь пиво холодным?
– Чего?..
– Охладить, спрашиваю, пиво?
Брим растерянно посмотрел на бутылку. Дельфиний плавник вновь мелькнул среди волн.
– Как ты это сделаешь?
– Очень просто.
Бродяга даже бровью не повел.
А бутылка в руке Брима покрылась мельчайшими капельками прохладной росы, побелела от изморози, а из горлышка ее полезла влажная ледяная масса.
– Да пошел ты в рай!.. – Брим запустил бутылку в мусорный ящик.
Сообразив, что он уже в третий раз повторил одну и ту же не слишком выразительную фразу, Брим решил, что пора переходить к более радикальным мерам. Картинно, как в кино, откинув полу пиджака, он сунул руку под мышку…
– Не-а! – На этот раз бродяга наконец-то усмехнулся по-настоящему.
И покачал стволом пистолета, который держал в руке.
Оставшись без оружия, Брим почувствовал себя как-то совсем уж неуютно. Откинувшись на спинку скамейки, он наконец-то задумался о происходящем.
Шика меж тем осторожно сунул руку под пиджак и убедился в том, что его пистолет тоже пропал. Но, в отличие от приятеля, Шика не стал возмущенно орать и размахивать руками. Шика решил, что раз уж он все равно не в состоянии как-то повлиять на происходящее, то лучше позволить событиям течь по-своему. Ведь даже оставаясь на месте, ты можешь продолжать двигаться по Пути. Это Шика, кажется, начал понимать. Вот только куда ведет этот Путь? И ведет ли он вообще куда-нибудь? Эти вопросы Шика даже задавать себе боялся. Неведение порой лучше знания того, что ты не в состоянии постичь. Или это уже перебор?
– Это гипноз! – выдал Шика первое, что пришло ему в голову.
– Нет, – отрицательно мотнул головой бородатый. – Это управление сознанием на вербальном уровне.
– То есть? – непонимающе сдвинул брови Брим.
– То есть с помощью определенных словесных конструкций я заставляю ваше сознание создавать так называемые мемплексы – структурные элементы памяти, отвечающие за восприятие действительности.
– То есть ты можешь сказать, что наступил день и на небо взойдет Солнце?
– Нет, Солнце не всходит по моему приказу. И даже просьбу мою, боюсь, оно рассматривать не станет. Но я легко могу убедить вас в том, что сейчас не ночь, а день.
– Серьезно?
– Это проще, чем может показаться. Слова – чисто условные символы, связанные с теми или иными явлениями или предметами. Для того чтобы считать ночь днем, достаточно всего лишь изменить правила.