Галактический глюк

– И вы, как я понимаю, не оллариушник? – задал еще один вопрос Никита Сергеевич.

– Нет, – отрицательно качнул головой Вениамин.

– Ну что ж, в таком случае, я думаю, вам будет о чем поговорить с Владимиром Ильичом.

Парикмахер подошел к зеркальной стене, нажал потайную кнопку, спрятанную за подставкой для инструментов, и часть стены беззвучно ушла в сторону, открывая ведущий вниз темный проход.

– Я скоро вернусь, – сказал Никита Сергеевич и скрылся во тьме.

Вениамин посмотрел на Сида, ожидая объяснений.

– Все в порядке, Вениамин Ральфович, – ободряюще подмигнул ему Сид. – Никита Сергеевич, хотя и сноб, но мужик свой.

– Кто он такой? – спросил Вениамин.

– По слухам, когда-то он был важной персоной при дворе графа Ван-Звенчика, – Сид подался вперед и стал говорить тише: – Потом, когда Ван-Звенчик пытался захватить власть в системе Вогвана, Никита Сергеевич командовал армией влахов. Ну, а после с ним какая-то странная история приключилась. Дед уверен, что Никита Сергеевич перегрелся на солнце. Сам же он твердит, что просто утомился. Короче, бросил все, прилетел на Веритас и открыл здесь парикмахерскую. Он считает, что Великий Магистр неверно толкует Оллариу и поэтому все на Веритасе идет наперекосяк. А спасти оллариушников может только переход из-под власти Ордена к монархическому правлению. Дед говорит, – Сид перешел на едва слышный шепот, – что Никита Сергеевич сам хочет стать императором Веритаса.

– К этому существуют предпосылки? – спросил Вениамин.

– Кто его знает, – пожал плечами Сид. – Никита Сергеевич уверяет, что на Веритасе существует тайная партия монархистов. Правда, кроме него, я ни одного члена этой партии не знаю. Дед говорит…

Сид умолк на полуслове, глядя Вениамину за спину.

Вениамин обернулся. В проходе меж зеркальных стен стоял человек невысокого роста, одетый в домашнюю курточку из темно-зеленого плюша и помятые штаны. На ногах разноцветные тапочки: на левой ноге – красный, на правой – синий.

– Дед – это я, – неприветливо буркнул новый персонаж, появившийся на сцене, каковой в данный момент являлся парикмахерский зал. – А тебе, Сид, я все время твержу: болтовня до добра не доведет.

С недоумевающим видом парень откинулся на спинку кресла.

– Это ты к чему, дед?

– К чему, к чему, – недовольно проворчал тот, кого Сид называл дедом. – Будто сам не знаешь.

– Это он, между прочим, насчет тебя, – усмехнулся, посмотрев в сторону Вениамина, Сид. – Боится, что следом за тобой сюда джаниты нагрянут. У нашего деда эта… Как ее?.. – Сид пару раз щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить нужное слово.

– Паранойя, – подсказал вышедший из потайного хода Никита Сергеевич.

– Точно – паранойя! – радостно хлопнул ладонью по подлокотнику Сид.

Вопреки опасениям Вениамина, деда такой диагноз ничуть не обидел.

– Лучше быть живым параноиком, – с гордым видом вскинул он подбородок, – чем мертвым дураком!

– Не обращайте внимания, – Никита Сергеевич улыбнулся Вениамину – в целом по-доброму, но все же с некоторым чувством собственного превосходства.

– Хорошо, не буду, – согласился Вениамин.

– Между прочим, дед, – с упреком заметил Сид, – если бы не Вениамин Ральфович, спал бы я сейчас на лежаке в «Ультима Эсперанца». Или, что скорее всего, с тоской пялился бы в потолок, потому что завтра меня должны были отправить на Мусорный остров.

– А! – с показным безразличием махнул рукой дед. – Ты все одно рано или поздно там окажешься.

– Что меня удивляет, – решил сказать свое слово Вениамин, – так это то, что все вы говорите на превосходном коренном языке.

– Старжик – язык плебса, – презрительно скривил губы Никита Сергеевич.

– Его завезли на Веритас оллариушники, – добавил дед. – До них здесь говорили только на коренном.

– Незыблемость традиций – вот тот фундамент, на котором держится общество.

Вениамин постарался, чтобы фраза прозвучала без особого пафоса, но все же не удержался, чтобы не поиграть немножко голосом. И успех был налицо. Никита Сергеевич с пониманием наклонил голову. А дед посмотрел на Вениамина внимательно, после чего сделал шаг к нему навстречу и протянул руку.

– Ленин. Фамилия такая.

– Очень приятно, – улыбнулся, пожимая широкую, трудовую ладонь, Вениамин.

– Владимир Ильич, – добавил дед, пристально глядя в глаза Вениамина.

– Обвалов, Вениамин Ральфович.

Дед слегка прищурился, как будто подозревал в чем Вениамина.

– Мое имя не кажется вам знакомым?

Вопрос озадачил Вениамина. Ленин как будто был уверен в том, что имя его должно быть известно если не всем и каждому, то уж по крайней мере всякому интеллигентному человеку. Но Вениамину оно абсолютно ни о чем не говорило. И даже ассоциаций никаких не возникало, – имя как имя, не лучше и не хуже любого другого.

– Нет, – смущенно признался Вениамин. – К сожалению, слышать ваше имя прежде мне не доводилось.

Глаза деда превратились в узкие щелки, а уголки губ поползли вниз.

– А если я скажу, что моя настоящая фамилия Ульянов?

Не требовалось большого ума, чтобы понять – Ульянов-Ленин не просто ждет, но жаждет, чтобы его непременно узнали. Вениамин задумался. В памяти его хранился огромный объем всевозможнейшей информации, но отыскать среди вороха дат, имен, фактов, технических данных и прочих характеристик как людей, так и неодушевленных объектов, фамилию «Ульянов», точно так же, как и «Ленин», не удавалось. Даже ничего похожего – как назло! А дед – ясный свет! – на фальшивку не купится. Впервые после посадки на Веритас Обвалов пожалел, что нет рядом с ним Фредриксона – уж он бы непременно придумал, чем ублажить деда. И вдруг пришло озарение.

– Конечно же! – радостно улыбнулся Вениамин. – Марк Ульнов! Творец экономического чуда, человек, за пять лет поднявший рейтинг эффективности денежных вложений системы Андерсона с триста восемьдесят шестого на пятое место! – Вениамин был уверен, что не ошибся. – Он ваш родственник?

Дед презрительно оттопырил нижнюю губу.

– Во-первых, я не Ульнов, а Ульянов. Во-вторых, никакой мне ваш Марк не родственник. В-третьих, я не экономист, а вождь вселенского пролетариата.

– Кого? – растерянно переспросил Вениамин.

– Пролетариата, – тщательно артикулируя каждую букву, повторил дед. – То есть рабочего класса, – дед указал пальцем на потолок. – Вселенского.

На всякий случай Вениамин глянул на потолок, но, увы, ничего достойного внимания там не узрел. Поэтому ему оставалось только глубокомысленно протянуть:

– А-а-а…

– Вот тебе и «а», – ехидно усмехнулся дед.