– Репортер без границ!
Петунин злобно махнул рукой:
– Выбросьте его отсюда!
14
ШИВЦОВ
11.47. Пятница
Виски ломило.
Испарина на лбу. Дрожь в пальцах.
Закрыть глаза, прижаться лбом к холодному стволу.
Мумии… Мигающий свет люминесцентных ламп… Отливающий черной кровью бассейн… Рваные джинсы, вельветовые джинсы, шорты… Рубашки, кофточки, юбки… Оголенные животы, прячущиеся глаза… Что я тут делаю? Провалы в памяти… Но кто-то должен ответить, это точно… Распущенные кишки… И опять нежные полоски обнаженных женских животов… Зачем тут эти люди? Пришли любоваться трупами?… Не явись вы сюда, я бродил бы по улицам… Прижать ствол к виску, пусть балдеют… Не дождутся… Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все…
Вдруг вспомнилось, как пьяный Калинин приволок к нему доморощенного буддиста. Года три назад. Не меньше. Оранжевый балахон, ровный голос. В руках мри-данг – барабан, похожий на оранжевую дыню. «Мы говорим – мой дом, моя собака, моя жена, мои деньги. Мы говорим – наша земля, наш дом, наше дело, наша машина. Мы говорим – наше Солнце, наша Луна, наш мир, наша жизнь. А они не наши. Они нам не принадлежат. У нас ничего нет. Голыми приходим в мир, голыми уходим. Даже не знаем, зачем живем, для чего живем? Знали бы, жили иначе…»
– Витя…
Шивцов поднял голову.
Боль мутно билась в висках.
Шепот осторожный, опасливый:
– Как ты себя чувствуешь?
– Не боись, в норме.
– Чего мне бояться? – шепот с оглядкой.
– А вдруг запишут в сообщники?
– А мы с тобой и есть сообщники, – непонятно ответил Калинин, левой рукой нежно приобнимая Ксюшу. Будто боялся ее потерять. Как бы и утешал девку, и одновременно как бы показывал всем, что не боится террориста, даже пытается заговорить с ним. Благо, никто его шепота расслышать не мог. Клевая отмазка, даже для «Антитеррора».
– Хлебнешь? – протянул плоскую фляжку. – Мартель. Ты знаешь, я дешевку не люблю.
Шивцов хлебнул.
– Вот уж не думал встретить…
– Да ладно. Все только к лучшему.
– Всегда?
– У меня – всегда.
– А у них? – кивнул Шивцов на заложников.
– Теперь поздно жалеть, Витя, – уже увереннее зашептал Калинин. – Захват галереи… Я о таком не слыхал… Это раскрутить надо…
– Считаешь меня шизом?
– Гением, – возразил Калинин.
Шивцов хмуро перевел на него взгляд.
Ксюша ему всегда не нравилась. Похотлива на вид, не жалко.
Вот Андрея Ведакова жалко – хорошим парням везет на дерьмо. Или сами такое ищут? По запаху? Девка точно трахалась всю ночь, такой у нее вид, сил никаких нет, а Калинин несет…
– О чем это ты?
– О славе, Виктор.
– О какой еще славе?
– Ну, экраны. Страницы газет. Обложки журналов.
– И сколько человек надо положить, чтобы попасть на самые известные экраны и обложки?
Шицов медленно повел головой.
Ксюша попятилась, прикрылась рукой. Мутные больные глаза Шивцова ее пугали.
– Я в Чечне, знаешь, сколько навалял трупов, только ни одна обложка, ни один экран не откликнулись.
– Здесь не Чечня.
– Хочешь большого шума?
– А ты сможешь?
Калинин зря это спросил.
Грохнул выстрел. Ксюша взвизгнула.
Калинин охнул и присел, тяжело навалился на мраморный бортик бассейна.
– За шиза меня держишь? – мутные глаза Шивцова наливались кровью. – Шума большого хочешь? Славу ищешь?
– Витя!
Белое, почти алебастровое лицо.