Дебри

Через три с лишним века археологи с трудом поверят, что великолепный архитектурный ансамбль Мангазеи, достойный лучших образцов мирового зодчества, смог вырасти из вечной мерзлоты Заполярья. Пять башен острога и стройные колокольни церквей крестами пропороли низкое северное небо, предупреждая небесного всадника Мир-Суснэ-Хума, что посадки не будет: под копыта его лося здесь уже никто не положит серебряные блюда. Кроме крепости, выстроили двести домов, гостиный двор на двадцать торговых лавок, две приказных избы, винный подвал, хлебные, соляные и пороховые магазины и два десятка зимовий для стрелецких гарнизонов, таможенных застав и сборщиков ясака. Самый северный город Российского государства контролировал пространство в тысячи вёрст и приносил в казну гигантские прибыли: в год до ста тысяч одних только драгоценных соболиных шкурок, а были ещё лисьи, куньи, песцовые, бобровые, горностаевые, беличьи…

Реконструкция коча из музея в Красноярске

Богатства «красно украшенной», «златокипящей» и «благословенной» Мангазеи – соболиного Клондайка и песцового Багдада – нужно было защищать от местных инородцев, которые не хотели платить ясак, и от своих же буйных промысловиков, которые привыкли жить по «закону тайги». Из острога во все края Гыдана и Ямала воеводы рассылали «отъезжие караулы» – охотников за нарушителями царских указов о торговле пушниной. Речной путь в Мангазею контролировали таможни в Тобольске и Берёзове. Но по Ледовитому океану через Обскую губу кочи поморов-контрабандистов и бриги англичан, обшаривающих Заполярье в поисках северных сокровищ, проскальзывали на Таз, минуя таможни. Поэтому в 1619 году царь напрочь запретил морской путь и пригрозил смертной казнью поморам, которые покажут иностранцам проход в устье Оби.

Жару поддавали и мангазейские воеводы, которые порой вместо того, чтобы контролировать фарт, сами бросались за ним в погоню. Серьёзные разрушения городу принесла ссора воевод Григория Кокорева и Андрея Палицына. Старший и младший воеводы с самого начала невзлюбили друг друга: потребовали везти их в Мангазею на разных кочах, отказались жить в одном воеводском доме, отгрохали себе отдельные терема на московский лад и беспрестанно строчили кляузы друг на друга. А в 1630 году они развязали настоящую войну. В город с караваном кочей прибыли брат и племянник Палицына; Кокорев устроил у них обыск и обнаружил контрабандное вино. Возмущённый младший воевода Палицын поднял посадских жителей против старшего воеводы, и Кокорев с частью войска закрылся в остроге. Палицын держал острог в осаде несколько месяцев. Кокорев ежедневно палил из пушек и разбомбил половину домов посада. «Мангазейская смута» тянулась два года; людей за это время было убито немного, но огромные территории остались без должного управления. Сцепившихся воевод растащили власти: Палицына для профилактики ненадолго заключили под домашний арест в Москве, а потом отправили воеводить на другие земли, а Кокорев верховодил в Мангазее ещё год.

Вот в таких ярких страстях и пронеслась короткая история Мангазеи – города буйных, азартных и предприимчивых. За семьдесят лет всё вино было выпито, а весь зверь в окрестностях выбит. Содержать острог государству оказалось теперь в убыток, и в 1672 году на Енисее торжественно заложили Новую Мангазею, нынешний город Туруханск. А старая Мангазея к началу XVIII века осталась без жителей, и её заброшенные бревенчатые башни под низкими тучами потихоньку погрузились в безысходные болота Заполярья.

Добыть и покаяться

Культ святого Василия Мангазейского

В 1649 году стрелец Степан Ширяев примчался к мангазейскому воеводе Фёдору Байкову с чрезвычайным сообщением: на пустыре у приказной избы из земли вышел одним концом гроб. Воевода пожелал удостовериться лично. Гроб открыли и увидели юношу в кровавой рубахе. Старожилы вспомнили, что ещё при основании города был безвинно замучен мальчик-приказчик. Полвека прошло, а гроб цел, и тело будто только что схоронили. Служилые из молодых смотрели на покойника как на чудо. А старожилы не удивлялись, знали уже: что для московита – нетленные святые мощи, то для сибиряка – климатические условия. Вечная мерзлота и гроб из земли может выдавить, и тело в целости сохранить.

Но вскоре начались исцеления. Кто-то припомнил историю убиенного мальчика, и мангазейцы окончательно убедились, что сибирская мерзлота вернула не покойника, а праведника. Русские пришли в эти дикие студёные края, оставив на родине семьи и храмы, а зачастую и совесть, но даже самые дерзкие из пришедших у всплывшего гроба осознали, что Господь и здесь не забыл про блудных сыновей: дал им в помощь святого – первого и пока единственного заступника посреди чужой языческой земли.

Мальчика звали Василий. Он был сыном ярославского торговца и всё детство работал в лавке. В пятнадцать лет отец отправил Васю в Мангазею приказчиком к какому-то богатому купцу. Однако скромный молитвенный юноша отличался от грубых и напористых искателей сибирских сокровищ. Купчина воспылал к чистому юноше греховной страстью, но получил отпор. А дальше рассказывали по-разному, и всё равно выходил святой.

По одной версии, лавку, где служил Василий, обокрали. В отместку за строптивость купец обвинил приказчика в соучастии и отдал государевым людям, чтобы выбили признание. Василий мог оклеветать себя, получить наказание и сохранить жизнь, но решил, что ему дороже христианская честность, и не сознался. Его забили до смерти. В Мангазее, куда каждый второй приходил с новым именем и подложной бумагой, где за грехи просто платили соболиными шкурками, жизнь за правду мог отдать лишь святой.

Другой рассказ о Василии предприимчивым мангазейцам показался и вовсе невероятным. Якобы юноша молился в часовне рядом с лавкой; он слышал, как воры ломают двери его лавки, но не стал отвлекаться, чтобы не осквернить моление. Когда он завершил молитву и кинулся за помощью, было уже поздно. Купец заподозрил приказчика в сговоре с грабителями и сам замучил пытками. В суровую, неустроенную и опасную Сибирь люди приходили не жить, а превозмогать лишения и страх. Но все терпели ради корысти, а терпеть ради молитвы способны были только святые.

В 1657 ГОДУ БЛИЗ НОВОЙ МАНГАЗЕИ ПОСЕЛИЛСЯ ПУСТЫННИК ТИХОН. К НЕМУ НАЧАЛИ СТЕКАТЬСЯ ЛЮДИ, И С ЛОЖИЛАСЬ ОБЩИНА. В 1661 ГОДУ ОНА БЫЛА ПРЕОБРАЗОВАНА В ТРОИЦКИЙ МОНАСТЫРЬ. В 1670 ГОДУ ТИХОН ПЕРЕНЁС В ОБИТЕЛЬ МОЩИ СВЯТОГО ВАСИЛИЯ МАНГАЗЕЙСКОГО. КАНОНИЗАЦИЯ ВАСИЛИЯ СОРВАЛАСЬ ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО В 1726 ГОДУ СГОРЕЛИ ВСЕ ПОДГОТОВЛЕННЫЕ ДОКУМЕНТЫ, НО ВАСИЛИЯ ПОЧИТАЛИ И БЕЗ КАНОНА: МОЛИЛИСЬ ЕМУ И ПИСАЛИ ИКОНЫ, КАК ПОЛУЧАЛОСЬ. МОНАСТЫРЬ СУЩЕСТВОВАЛ ДО 1921 ГОДА, А ПОТОМ БЫЛ ЗАКРЫТ. ВОЗРОДИЛИ ЕГО ЛИШЬ В 1996 ГОДУ.

Место, где явился гроб, огородили, а потом построили для святыни часовню, начали прикладываться к мощам и записывать чудеса. У Василия Мангазейского, покровителя промышленников и звероловов, мангазейцы просили фарта. То ли молитва помогала охоте, то ли удача, но к 1660 году почти весь зверь в окрестностях Мангазеи оказался выбит. За добычей промысловики потянулись дальше к востоку, на Енисей, и построили Новую Мангазею – Туруханск. В новых землях со своим проверенным святым казалось не так страшно, и в Туруханске основали Свято-Троицкую обитель: теперь было куда перенести мощи заступника.

Икона Василия Мангазейского

В 1670 году из Новой Мангазеи в Старую Мангазею за мощами Василия отправился иеромонах Тихон. По легенде, перед опустевшим городом Тихон увидел спящего на холме мальчика. Кругом был снег, а верхушка холма под мальчиком оттаяла и покрылась цветами. Тихон взял мальчика на руки и понёс в Туруханск. Восемьсот верст шёл он без сна и отдыха, и в снегах перед ним протаивала тропа и вырастали цветы.

Троицкая церковь в посёлке Туруханск

Иеромонах поместил мощи святого Василия в Троицкой церкви у царских врат. В 1719 году в монастыре построили Благовещенскую церковь, и в Туруханск из Тобольска приехал сам святитель Филофей (Лещинский), чтобы поклониться мощам и перенести их в новый храм. Когда Филофей возвращался, его дощаник на Енисее попал в страшную бурю. Судёнышко кидало волнами как щепку, ветер выворачивал мачты, и Филофей взмолился Василию Мангазейскому, защитнику от всех бед и опасностей грозной Сибири. Дощаник уцелел. В благодарность за спасение святитель прислал раку для мощей Василия Мангазейского и написал в его честь кондак.

НОВАЯ МАНГАЗЕЯ, БЫВШИЙ ГОРОД ТУРУХАНСК, ОСНОВАНА КАК ЗИМОВЬЕ НА РЕКЕ ТУРУХАН, ПРИТОКЕ ЕНИСЕЯ, В НАЧАЛЕ XVII ВЕКА. ПОСТЕПЕННО ЗИМОВЬЕ ПРЕВРАТИЛОСЬ В ГОРОДОК – СТОЛИЦУ ПУШНОГО ПРОМЫСЛА. ЗДЕСЬ СТОЯЛА КРЕПОСТЬ, БЫЛИ ХРАМЫ, АМБАРЫ И ГОСТИНЫЕ ДВОРЫ. НА РЕКЕ НА СУДАХ ШУМЕЛА ПЛАВУЧАЯ ПУШНАЯ ЯРМАРКА. НО В XIX ВЕКЕ НОВАЯ МАНГАЗЕЯ НАЧАЛА УГАСАТЬ, А В 1917 ГОДУ ТУРУХАНСК УТРАТИЛ СТАТУС ГОРОДА

Василий Мангазейский стал первым православным святым, явленным в Сибири. Русские напористо и дерзко освоили Сибирь за одно столетие. И всё это время от страха, злобы и отчаяния бородатых матёрых мужей спасал кроткий молитвенный мальчик.

Инородцы

Коренные жители Сибири

Никане, бороталы, кутумы, гурленцы, ламунуты, тайчиуты, урлюки, арели, алтыны и алтыры, учуги, теленбуты, далайкатуни, жёлтые мунгалы и чёрные калмыки, конные браты и оленные дауры, «трёх родов якуты, семи родов шаманы» и так далее – это перечень многочисленных сибирских народов из книги Семёна Ремезова. Русские их всех называли инородцами.

Сибирь не была безлюдной пустыней. Русские пришельцы столкнулись здесь с представителями причудливых и разнообразных таёжных культур. Всех надо было понять. Со всеми ужиться. Иначе Сибирь не освоить.

Почти все аборигены Сибири жили общинно-родовым строем. Своя государственность, хотя и зыбкая, имелась только у татар: она пришла на Иртыш во времена тюркских каганатов и укрепилась исламом. На переходе к феодальному порядку находились манси, у которых были четыре княжества на реках Ляпин, Пелым, Сосьва и Конда, и ханты, у которых на нижней Оби сложилось шесть племенных союзов. Манси и ханты встретились с русскими ещё до Ермака, ещё в XV веке, – от них и узнали выгоды государственности. Но и в двадцатых годах XVIII века Василий Татищев писал, что инородцы Сибири «в единоравенстве пребывают», а их князья не имеют ни войск, ни власти.

Образ жизни аборигенов подчинялся условиям климата. Обитатели тундры кочевали со стадами оленей и устраивали себе временные стойбища с чумами. Обитатели степи летом гоняли скот по огромным угодьям и ставили юрты, а на зиму возвращались в селения с прочными жилищами. А таёжники – охотники и рыболовы – были оседлыми; они имели селения с общинными домами, однако зимой, когда мех у зверей богаче, а леса проходимы для лыжников, разбредались по дальним промысловым заимкам.

Инородцы не знали огнестрельного оружия. Например, сохранилась легенда, как на Ангаре буряты перебили отряд казаков и решили сжечь их тела и ружья, но ружья начали стрелять из костра, и буряты бежали даже от мёртвых русских. У инородцев было распространено многожёнство, и оно часто становилось главной причиной отказа от православия. И ещё в языческой Сибири существовало рабство. В рабы попадали «погромные ясыри» (как говорили русские) – военнопленные. Друг с другом инородцы жили немирно, и русским не раз приходилось прекращать междоусобицы аборигенов или защищать одних от других.

Но в целом коренные жители Сибири изумляли русских своей честностью и простотой. Татищев писал: «Хотя они в познании божьем глупы, несмысленны, однако притом от натуры справедливы и смиренны. Клятвопреступлений, воровства, блядовства, объядения, обманства и тому подобнаго весьма у них мало. Редко бывает, чтоб кто-нибудь в том изобличён был, да и то разве такой, который, пребывая между русскими, тому у них научился». Аборигены вели хозяйство очень экологично: не брали лишнего, не истребляли поголовно. Для инородцев мораль была едина и для людей, и для природы. Например, они неохотно продавали телят – потому что коровы тоскуют, жалко их. Или не брали из звериных припасов всё: считалось, если мышку или бурундука лишить заготовок, зверёк от горя удавится в развилке веточки.

СЕВЕРНЫЕ ИНОРОДЦЫ СУМЕЛИ НАУЧИТЬСЯ ЖИТЬ ТАМ, ГДЕ ДЛЯ ЖИЗНИ ЛЮДЕЙ ПОЧТИ НЕТ НИКАКИХ РЕСУРСОВ. В УПРЯМОЙ И БЕСКОНЕЧНОЙ БОРЬБЕ С ПРИРОДОЙ ОНИ ДОБИЛИСЬ СОВЕРШЕНСТВА СВОЕЙ УТВАРИ, ОДЕЖДЫ, ИНВЕНТАРЯ И СНАРЯЖЕНИЯ. ИХ БЫТ – ЭТАЛОН ЭРГОНОМИКИ, А ИХ ПРОМЫСЛЫ – ЭТАЛОН ЭКОЛОГИЧНОСТИ. ОБЫЧНЫЙ ЧУМ, С ВИДУ СОВСЕМ НЕЗАМЫСЛОВАТЫЙ, – ШЕДЕВР ИНЖЕНЕРНОЙ МЫСЛИ

У русских не было высокомерия по отношению к инородцам; многие казаки брали себе в жёнки местных девок. Но всё равно отношения между русскими и аборигенами складывались непросто, ведь русские отнимали угодья и облагали данью – ясаком. Инородцы упрямо сопротивлялись. Для русских обычно самыми опасными были первые годы после возведения нового острога: аборигены объединялись и пробовали изгнать пришельцев. Потерпев поражение, они смирялись, и жизнь входила в мирное русло – до тех пор, пока алчность чужих властей не поднимала инородцев на бунт.

Чум инородцев в музее «Торум Маа»

Самым известным конфликтом стала война с Пегой ордой – союзом селькупских родов на Оби. В конце XVI века Пегую орду возглавил князёк Воня. Он развил бурную деятельность и сговорился с ханом Кучумом, чтобы совместно обрушиться на Тобольск. Однако напрасно Воня потрясал мечом и кропил идолов жертвенной кровью. В 1594 году у границ Пегой орды воевода Фёдор Барятинский поставил Сургутский острог: он контролировал остяцкое Бардаково княжество. В 1598 году из Сургута вышел совсем небольшой казачий отряд атамана Тугарина Фёдорова и разметал по тайге воинство князя Вони. На месте столицы самонадеянных селькупов атаман Тугарин построил Нарымский острог. Селькупы покинули берега Оби, и Пегая орда прекратила существование, а её территорию заселили остяки.

ЗИМОВЬЕ ЗА ШИВЕРАМИ – ПОРОГАМИ – РЕКИ ИНДИГИРКИ БЫЛО ПОСТАВЛЕНО В 1639 ГОДУ И ВСКОРЕ ПРЕВРАТИЛОСЬ В ГОРОДОК ЗАШИВЕРСК. В 1676 ГОДУ ОН ОБЗАВЁЛСЯ КРЕПОСТЬЮ. ЗАШИВЕРСК СЛУЖИЛ БАЗОЙ ДЛЯ СБОРЩИКОВ ЯСАКА И ЭКСПЕДИЦИЙ ЗЕМЛЕПРОХОДЦЕВ. НО В КОНЦЕ XIX ВЕКА ГОРОДОК БЫЛ ВЫКОШЕН ЧЁРНОЙ ОСПОЙ – «ЗАШИВЕРСКОЙ ПОГАНЬЮ» – И ОПУСТЕЛ. ПО ПРЕДАНИЮ, ШАМАН ХОТЕЛ УТОПИТЬ В ПРОРУБИ СУНДУК С ПОВАЛЬНЫМ МОРОМ, А ЖАДНЫЙ ПОП ОТНЯЛ У НЕГО СУНДУК И ОТКРЫЛ, ВЫПУСТИВ СМЕРТЬ НА ВОЛЮ

Совсем иначе выстроило отношения с русскими Кодское княжество на нижней Оби. Кодский князь Алача принял русское подданство ещё от самого Ермака; поскольку Кода была бедна пушниной, ясак ей заменили воинской службой; из Москвы на Коду даже высылали хлебное жалованье. Дружина остяков-кодичей ходила в походы вместе с казачьими отрядами, подавляла мятежи вогулов на Пелыме и приводила к покорности тунгусов на Енисее. Но крещёные Кодские князья содержали при себе шаманов, плели заговоры против русских и обирали соплеменников. В конце концов остяки Коды восстали против своих владык; в 1643 году русские власти упразднили княжество, а князей сослали на вечное жительство в Россию. Опустевший Кодский городок, былая столица, был превращён в Кодский монастырь.

Реконструкция Зашиверского острога в музее «Дружба»

Русские не переделывали инородцев под себя: принимали их такими, какие есть, и старались получить от них выгоду, не нарушая их образа жизни. Русские понимали, что образ жизни инородцев обусловлен не «отсталостью», а суровыми условиями Сибири, и вторгаться в него – значит погубить. Никто не навязывал инородцам новых князей, никто не требовал переменить обычаи, не принуждал перейти от охоты к землепашеству и принять православие (хотя бы по той причине, что попов не хватало и самим русским).

Обычно отношения с аборигенами складывались так. Князья являлись к русским в острог и «давали шерть» – приносили присягу. Воеводы назначали ясак. Князья оставляли в остроге аманатов – заложников из своего рода; их поселяли в особых «аманатских избах». Время от времени аманатов меняли, и те, кто уже освоился у русских, переносили русские нормы в жизнь своего народа. Так осуществлялась «русификация сверху». А «русификация снизу» протекала на бытовом уровне, когда русские и аборигены, живущие бок о бок, перенимали друг у друга приёмы охоты и ведения хозяйства, осваивали язык и роднились через браки. Сближение народов было обоюдным.

Высшим свидетельством интереса русских к инородцам стала книга Семёна Ремезова «Описание сибирских народов». Ремезов завершил её в 1698 году. Увы, она не дошла до наших дней и известна только в цитатах. Ремезов составил обширный свод сведений о коренных жителях Сибири. Никто не заставлял его заниматься этим делом; книга Ремезова родилась из народного понимания ценности и равнозначности всех этносов этой земли.

«Дух дурения»

Сибирский шаманизм

Почти все аборигены Сибири были язычниками; даже в исламе татар и в ламаизме бурят звучали отголоски тенгрианства – древней веры Центральной Азии в бога Тенгри, Великое Синее Небо. Православные священники, не различая культов, скопом называли язычество сибиряков «идолобесием».

Сакральные представления жителей Сибири не дозрели до стройных систем. У разных народов были разные божества, сонмы этих богов казались бесконечными, их иерархия оставалась зыбкой, а почитание не устоялось в неизменных формах обрядов. Земным телом бога считался идол. Кочевники тундры возили идолов с собой в особых нартах, а жители тайги устраивали святилища на тайных полянах. Идолы (и боги) и не были неприкасаемыми. Если бог не исполнял просьб и не помогал, человек мог отхлестать идола плетью, порубить и сжечь. Миссионер Григорий Новицкий писал: «Ежели с идола желаемых благ не получают, то снимают с него одежду и низвергают в бесчестное место со всяким ругательством». Многообразие представлений о богах могло бы рассыпать Сибирь на кусочки, но всех сибиряков объединял шаманизм – удивительная пра-религия, в которой жрец порой был важнее небожителей. Аборигены преклонялись перед жуткой фигурой шамана.

УДИВИТЕЛЬНЫЙ ИДОЛ БЫЛ ОТКРЫТ АРХЕОЛОГАМИ В 1976 ГОДУ В НИЖНЕМ ПРИАНГАРЬЕ НА РЕКЕ ТАСЕЙ. ДВЕ С ПОЛОВИНОЙ ТЫСЯЧИ ЛЕТ НАЗАД ДРЕВНИЕ ЖИТЕЛИ СИБИРИ ВЫСЕКЛИ НА КАМЕННОМ ОСТАНЦЕ ЛИЧИНУ БОЖЕСТВА. ИЗНАЧАЛЬНО ЛИЧИНА ИМЕЛА ЧЕРТЫ ЕВРОПЕОИДНОГО ЧЕЛОВЕКА, НО ПОТОМ ЕЁ ОБТЕСАЛИ ПОД ЧЕРТЫ МОНГОЛОИДА. ВИДИМО, ЭТО ПРОИЗОШЛО, КОГДА ЮЖНУЮ СИБИРЬ ЗАХВАТИЛИ ПОЛЧИЩА ЧИНГИСХАНА

Шаман – не колдун. Он знахарь, гадатель, сказитель, но он не обладает магией, он не способен управлять погодой или судьбой человека. Он просто посредник, который умеет подниматься к богам и просить их о чём-нибудь, однако над богами он тоже не властен. Он всего лишь «средство связи».

Усть-Тасеевский идол

Шаманы делились на «чёрных» и «белых». «Белые» общались только с добрыми богами, а «чёрные» – со всеми. И те, и другие «камлали» – то есть вводили себя в транс посредством неких заклинаний, танцев и психопрактик. Это опасное состояние начиналось с того, что в шамана, пляшущего у костра, входил «дух дурения», а потом шаман ощущал, что его словно возносит вверх, что он «большой стал» и «в середине сидит». Шаман уже ничего не чувствовал, не понимал, что делает, а его устами говорили боги и демоны. Вырваться из реальности шаману помогали его волшебные атрибуты, и в каждой культуре они были свои. Удары в бубен «перенастраивали» шамана на жизненный ритм иного мира и призывали духов. Берестяная маска скрывала лицо, устраняя индивидуальность. Трость превращалась в коня, на котором неслась бестелесная душа шамана, а волосяная верёвка обращалась в подвесной мост, по которому душа преодолевала бездны. Шапка с рогами делала шамана своим в страшном мире потусторонних сил и сущностей.

Чтобы расположить богов и духов, язычники ублажали их на капищах жертвами. Жертвоприношение мог совершать любой человек. Язычники верили, что у каждого живого существа и у каждой вещи есть свои души – они и уходят с капищ на небо. Боги надевали душу рубахи, ели душу мяса и радовались, добавляя новую душу барана в свои стада бараньих душ. Сытый, довольный и разбогатевший бог соглашался помочь людям там, внизу. Он встречал в своих чертогах прилетевшую душу шамана и передавал на землю совет. Или сам спускался вниз, вселялся в шамана и говорил с людьми.

САМЫМ «ШАМАНСКИМ» МЕСТОМ В СИБИРИ СЧИТАЕТСЯ ОСТРОВ ОЛЬХОН НА БАЙКАЛЕ. ЭТО СВЯЩЕННАЯ ЗЕМЛЯ БУРЯТ. СКАЛА ШАМАНКА НА БЕРЕГУ ОСТРОВА – ОНА ЖЕ БУРХАН-МЫС – ЮРТА ЭЖИНА, ХОЗЯИНА ОСТРОВА. А ЕЩЁ НА ОСТРОВЕ ЖИВУТ БЕЛОГОЛОВЫЙ ОРЁЛ – ЦАРЬ ШАМАНОВ, И БЕССМЕРТНЫЙ МЕДВЕДЬ. БУРЯТЫ ВЕРЯТ, ЧТО НА ОЛЬХОНЕ ПОХОРОНЕН ЧИНГИСХАН, КОТОРЫЙ ЯКОБЫ ТОЖЕ БЫЛ ШАМАНОМ. НА ОЛЬХОНЕ ДЛЯ СВОИХ КАМЛАНИЙ СОБИРАЮТСЯ И СОВРЕМЕННЫЕ ШАМАНЫ

Истязать себя такими путешествиями и таким общением было опасно для психики и физического здоровья. Невротики-шаманы жили недолго и трудно. Их хозяйства приходили в упадок, семьи разваливались, рассудок не выдерживал и помрачался. Шаман был не злым мошенником, угнетающим тёмных инородцев, а жертвой, которую народ приносил ради понимания жизни. Только патологические типы соглашались стать шаманами с охотой и радостью, а в целом шаманство было смертным приговором.

Скала Шаманка на острове Ольхон