Привилегия выживания. Часть 1

Комбат глянул на свои наручные часы и снова уставился на меня, как-то испытующе что ли, оценивающе.

– Склад боеприпасов этот, про который вы говорили, где-то к северу, северо-западу от города находится, да? – спросил он.

Значит, знал он про склад? Иначе как он так с ходу угадал, с площади больницы мы выезжали чуть ли не в противоположном направлении, Смоукер местонахождение не называл, да и выводы из его рассказа соответствующие сделать нельзя.

– Так точно, к северо-западу, – согласился я.

– А ты не задумывался, откуда в том районе взялось такое количество оживших мертвецов?

Конечно, не задумывался, ни времени, ни необходимости до этой минуты не было. Но если разобраться, действительно, откуда? Все близлежащие поселения в полтора дома размером, там, например, куда нас привезли сестры, по моим представлениям, могли жить человек сорок от силы. Город не то чтобы совсем далеко, но шанс, выйдя из него в произвольном направлении, наткнуться на склад был мизерным.

– Никак нет, – ответил я, – но если предполагать, то на случайность не очень похоже.

– Не похоже, потому что не случайность, – кивнул Комбат, – к северо-западу от города располагался палаточный лагерь, куда эвакуированных свозили.

– То есть мертвых привлек лагерь?

– Нет, – с сомнением покачал головой Смоукер, тогда они бы не пошли к нам, да и как бы мертвые из города вышли?

– Что-то случилось в самом лагере, – полусказал–полуспросил я, как студент-двоечник у доски, сомневающийся, может ли ответ, который он доподлинно не знает, быть настолько очевидным.

– Он был уничтожен, – ответил Комбат.

Не дожидаясь, пока наши со Смоукером охреневшие выражения лиц трансформируются в осмысленные вопросы, Комбат продолжил:

– Научники просчитались в своих тестах, в лагере произошла вспышка. С учетом опасности для близлежащих стратегических объектов было принято решение лагерь ликвидировать. Для минимизации риска решили использовать химическое оружие. Его применение усугубило ситуацию, больше половины находящихся в лагере, примерно тридцать тысяч, превратились в ходячих мертвецов. Они атаковали охрану на периметре лагеря, в итоге какая-то часть из них добралась до вашего склада.

Количество вопросов в моей голове уже превышало все разумные пределы.

– Товарищ подполковник, я не совсем понимаю, – сказал Смоукер, – то есть эвакуация больше не проводится? Поэтому оцепление с города сняли?

Комбат сделал жест одному из автоматчиков, тот подошел и, достав нож, разрезал скотч на запястьях сначала у меня, потом у Смоукера. После чего молча вернулся на исходную.

Каждое движение давалось с болью, но от радости я ее почти не замечал, разминая затекшие и зверски замерзшие без нормального притока крови запястья.

– Раз уж мы теперь в одной лодке, – сказал Комбат, – я хочу, чтобы вы понимали простую вещь. Если дождь застает в чистом поле, нормальный и подготовленный человек раскрывает зонт, а не пытается от тучи убежать. Вся история с эвакуацией была обречена с самого начала. Невозможно изолировать проблему, не имеющую четкой локализации. Но оперативно разработать гибкий комплексный сценарий для таких масштабов также нереально. Эвакуацию продолжали не для обеспечения безопасности населения, а во избежание хаоса и анархии. Люди должны верить, что наверху есть план. План действительно есть, только мы в этом плане отсутствуем.

До меня, наконец, дошло. Нет, вопросов не стало меньше, скорее наоборот, но вот эту самую простую вещь, о которой говорил Комбат, я осознал.

Нас кинули. Всех и каждого, девяносто девять процентов страны, а может быть – и мира. Кинули задолго до произошедшего на складе, до начала эвакуации, может быть, даже до мобилизации. Запустили огромный человеческий механизм просто так, просто чтобы работал и не мешал.

– Ради чего нас приговорили? – медленно спросил я.

По лицу Комбата опять скользнула мимолетная ухмылка.

– Ради тех, кто может себе это позволить, – ответил он.

– Похоже, что у вас есть свой план. Что вы собираетесь делать? – спросил Смоукер.

– План есть, – подтвердил Комбат и, взглянув на часы, добавил, – и каждый должен внести свой посильный вклад. Свист, – обратился он к тому автоматчику, который нас освобождал, – они уже должны были приехать, позови сюда командиров взводов.

Автоматчик кивнул и вышел из палатки.

– Вы будете прикомандированы ко второму отделению третьего взвода, у них как раз недокомплект, – сказал Комбат, – званий формально я вас не лишаю, но с этой минуты считайте себя рядовыми до дальнейших распоряжений. Встать, смирно.

Повинуясь привычной команде, мы поднялись со стульев и выпрямились, устремив взгляд в пространство перед собой. Я вдруг почувствовал, что страх смерти, неизвестности, медленно отступает. Снова часть системы, снова винтик в большой машине, удобно и просто. Неужели жизнь совсем меня ничему не учит?

В палатку вместе с автоматчиком Свистом вошли трое, двое мужчин и женщина. Одного из них я уже видел, Комбат его Нордом называл, остальные, видимо, устраивали засаду на других маршрутах. Баллистические очки у всех троих покоились на шеях, а балаклавы были подвернуты наверх, открыв лица. Все трое казались старше Комбата.

Три взвода, как-то маловато для батальона. Но я уже догадывался о причинах. Что бы там подполковник ни пел относительно нашего дезертирства, вся эта веселая компания подчинялась высокому командованию не больше нас. И поперек приказа лезть пожелали далеко не все в батальоне.

– Товарищи офицеры, у нас пополнение, – обратился к вошедшим Комбат, – бойцы, представьтесь, имя и фамилия.

Мы назвали каждый свои.

– Скат, – продолжил Комабат, – воины поступают к тебе в распоряжение, во второе их определяй.

Самый возрастной из взводных, лет сорока, наверное, как-то неопределенно кивнул и пожал плечами одновременно, мол, как будто у меня выбор есть. Очевидно, что пополнение в рядах у него энтузиазма не вызывало.

– Личное оружие вновь прибывшим пока не полагается, любые перемещения только с сопровождающим, по одному на каждого. Информацию по окончании совещания довести до личного состава. Это всех касается. Скат, познакомь новобранцев с их командиром отделения и возвращайся, – закончил Комбат.

Скат устало смерил нас взглядом. «За мной», – мотнув головой, буркнул он и первым вышел из палатки.

Снаружи тем временем разворачивалась кипучая деятельность. Народу прибавилось, теперь здесь находилось не меньше трех десятков человек. Они освобождали территорию вокруг палатки и начали устанавливать еще две. Между стоящими в глубине зала стеллажами ездил высотный электропогрузчик, на вилах которого стояло сразу два человека. Погрузчик поднимал их на нужный уровень, и дальше они принимались вскрывать установленные на полке короба, очевидно, выискивая ценное содержимое. Еще несколько человек таскали откуда-то со двора набитые сумки и рюкзаки.

– Лычки, эмблемы, нашивки – все долой, – сказал Скат без каких–либо предисловий.

– Как к вам обращаться? – спросил Смоукер, пока мы избавлялись от знаков различия.

– Вы же слышали, Скат, вот так и обращайтесь.

Поймав наши недоуменные взгляды, он пояснил.

– Я сам не в восторге, но смысл есть, имен одинаковых много, а по фамилии… Кто вы такие, чтобы меня по фамилии звать?! А пока выговоришь «товарищ капитан», я уже состариться успею. Кстати, у самих позывные есть?

Мы назвали каждый свой. Скат на секунду задумался, потом удовлетворенно кивнул.

– Нормально, среди наших таких нет, а почему по-английски-то?

– Да еще с детства, с онлайновых игр пошло, – ответил я, – а в армии кто слышал, как мы друг друга называем, просто запоминал, ну а потом как-то привыкли все.

– Ясно. Значит так, сейчас передадим вас командиру отделения, он вами займется.

Скат развернулся и начал выискивать глазами кого-то среди трудившихся сборщиков палаток.

– Так, а что сейчас происходит-то? Что мы делаем? – спросил Смоукер.

– Кушать сейчас будем, – не поворачивая головы, ответил Скат, – мы кушать будем, не вы, на вас пока паек не расписан. Даст бог, вечером разберемся с этим. Лесник!