Тесный дом

Пробираясь сквозь тьму густого леса, мужчина рассчитывал спастись. Его долгий путь, привычный и лишенный результата, был следствием основы, заставляющей двигаться в любой ситуации. И неважно, что перед взором его растекался лишь обрамлённый чернотой лес, он всё равно продолжал идти.

Вечная ночь в той местности была зловеща. Её непоколебимость представлялась нерушимой, существующей за долго до того, как мужчина забрел в границы подготовленной смерти. Всё было решено без него. Казалось, ничего нельзя было изменить, но клокочущие глубоко внутри идущего яростно сопротивлялось, заставляя правило, столь рьяно выказывающие свою незыблемость, приобрести иную форму, меняющую себя под стать необходимости, возникающей перед мужчиной наградой в виде одинокого дома. Эта условность обыденна. На ней строится то, что возвело окружения мужчины, прикасающегося к ручке двери.

Встретила его сырость. Затхлый запах звенел ярче света, непривычного после беспросветной тьмы. Горела свеча где-то в глубине пустого пространства, поделенного на несколько комнат. Было тихо, даже шаги, сопровождающиеся скрипом гниющих половиц, тонули в этой тишине, нерушимой из-за целостности одинокого дома. Мужчина прошел до источника света – ничего, только спрессованный воск и фитиль, не пожираемый огнем, стояли на полу дальней комнаты. Здание выглядело заброшенным, но очевидное на полу, возле которого устроился мужчина, не давало закрыть статус оставленного дома. Где-то явно находился тот, кто зажег свечу. Возможно, хозяин, или, быть может, условность подобна той, что вывела мужчину из леса. Как бы то ни было, пришедший явно не собирался покидать границы захваченного. Его мысли о необходимом в темпе стремительном подсказали правильное отношения. Теперь эти комнаты принадлежат ему и он будет обитать в них, пока условия не изменят причину жизни тут.

Уходящие дни складывали несколько лет усердной работы. От прежнего дома осталась лишь свеча, всё остальное, бывшее раньше в пустоте, было изменено под желания мужчины. Главным условием созданного стало необходимость: сложенные кровати, наполненные травой, собранной в темном лесу; камин, способный разгонять тепло, возникающие на уходящей пеплом древесине; невосприимчивость природы; растительная еда; вода собранных дождей; досуг, созидающий возможность утолить эстетические потребности взирающего взгляда. Всё это возникло постепенно, шаг за шагом, в течение всего времени, проведенного в одиночестве на пики ощущений.

Жизнь мужчины в один из дней, начатый после спокойного сна, приобрела истинную красоту. Стабильность уходящих мгновений, не рискующих добавить в себя новых положений, вывела то, что преследовали желания мужчины. Теперь он на вершине своего блаженства. Каждый день впредь для него станет той формой бытия, которой подвластно забирать время без необходимости выдавливать из него подходящий результат.

Найденный дом стал первой ступенью. Второй же и завершающей должна была стать смерть. Однако у неведомых условностей было свое видения развития сюжета.

Началось всё, как и несколько лет назад, с блуждающей души. Очередной человек во мраке нависающего леса бродил по недосягаемому вниманию маршруту. Он ничего не помнил. Пустотой звенела душа требующего тела, обладающего силой несгибаемо преодолевать метр за метром трудных путей. Перед собой незнакомец встречал сплетающиеся ветви, от которых нужно было избавляться в стремительном темпе, иначе цель могла утратить возможность стать результатом. Поэтому он рвал. Напрягая бесконечную силу рук, путник в одичалой манере отрывал ветви, становящиеся жертвой пронзительного безумия. Свои голосовые связки он и не думал беречь, кричал, что было мочи и лишь когда ощущения подавали признаки готовящейся катастрофы, путник переключался на еле слышный шепот, повторяющий, что необходимо торопиться. Так, не теряя и секунды, используя могущественное тело, мужчина добрался до подсвеченного дома, спрятавшего внутри цель его жизни.

Шум оглушил хозяина дома. Нечто настолько непривычное выбило почву из-под ног, и потоки страха пустились в подчинения тела. Сознание мужчины потонуло в попытках определить степень произошедшего, повторяющегося еще несколько раз яростным ритмом, взывающим к исполнению. Каждый напирающий удар по двери был для мужчины причиной отползать всё дальше, пока отступления не было прервано ограничивающей стеной последней комнаты. Бежать он больше не мог, зато мог наблюдать, как дверь, оживляющая желания незнакомца, медленно отворяется, подчиняясь его силе, вместо силы хозяина.

Первый шаг гость сделал неуверенно. Нужно было уважать прошлого владельца. Второй шаг позволил полностью войти под своды уютного дома. Прикрыв дверь и сделав третий шаг, за ним четвертый и следующие, пока перед взором идущего, теряющего с каждым шагом неуверенность, не предстал боящийся мужчина. Остановившись, свесив могучую голову, гость замер, ожидая действий человека перед собой. Ничего. Никакой реакции. Полная сдача.

– Теперь я тут хозяин! – заявил гость смело.

Сознание мужчины всё также барахталось где-то на дне. Он не мог шевелиться и привычно думать, но, по причине необходимости требующего обстоятельства, мог говорить, озвучивая нужное сквозь тернии страха.

– Нет, – голос мужчины дрожал.

– Я буду жить здесь, – продолжал гость, – претворяя нужное. Твоя роль остается неизменной. Если всё пройдет гладко…

– Играть по твоим правилам я не буду, – голос соответствовал состоянию тела бывшего хозяина. – Мне омерзительно наравне с тобой проявлять стремление.

– Значит ты отказываешь?

– Конечно.

– Тогда поздравь меня, и я, так уж и быть, не стану обращать на тебя внимания.

Гость на правах хозяина, пока бывший носитель главного титула безмолвно наблюдал за действиями новоиспеченного властителя, подобрался к собранию сплетенных из ветвей фигур. Его внимание было вызвано не интересом, а зовом действия, готового стать началом в новой жизни дома. Схватив случайную фигуру в жесте праведного гнева, он швырнул её об стену и принялся топтать с доступной мощью, попутно приговаривая:

– Не может быть всё так хорошо! Где-то явно подвох! Сломать! Смотать! Сломать, пока всё не потонуло! Я должен это исправить! Так жить нельзя!

Вторая фигура стала жертвой во благо вновь пробудившейся силы. Бывший хозяин поднялся. Его сознание тянуло из глубин, где только что находилось, необходимую силу, способствующую к движениям медленным, но результативным. Мужчина подобрался к гостю и сквозь его нависающие мысли пронизывающим голосом донес вынужденное согласия.

– Значит согласен? – насмешливо спросил гость, оставив уничтожения фигур.

– Согласен, – подтвердил защитник идеального мира.

Так двое стали жить противоположностями друг друга. Мужчина, получивший возможность первым обитать в одиночестве, утратил позиции единовластного хозяина. Теперь он делил этот статус с большим человеком, свирепым в случайные моменты, наполняющие его день. Первый смиренно продолжал умиротворенно созидать, второй же уничтожал всё то, что создавал его сосед. Они почти не говорили, а в те редкие моменты, когда слова с их уст всё же срывали мысленные конструкции, непонимание возникало тупиком. Различие между ними было значительно, но, несмотря на это, оба они понимали важность друг друга, от чего изменившаяся жизнь в одиноком доме вскоре приобрела обыденную форму.

– Зачем? – большой человек стоял над сломанной им кроватью. – Ты разве не понимаешь опасность положения, созданного тобой?

– Не повторяй одно и тоже, – его собеседник выглядывал из-за двери выбранной им для проживания комнаты. – Лучше объясни, как в том, что создаю я, может таится опасность.

– Это же очевидно, – ответил большой человек, срывая со стены картины и сминая их.

– Совсем неочевидно, как неочевидно твое решение названной проблемы.

– Я тоже не понимаю тебя, но понимаю важность твою и оттого не задаю эти бессмысленные вопросы. Очевидно то, что у тебя есть объясняющая цель, так же, как эта цель есть у меня, – он не останавливаясь сминал картины.

– Цель твоя паразитическая, – мужчина, выглядывающий из-за двери, всё также боялся соседа, при этом продолжал стоять на своем. – Ты уничтожаешь, я же созидаю.

– Я тоже созидаю.

– И что же? Хаос?

– Формы созданного нами отличаются, однако свойством они схожи.

– Как эти совершенно разные процессы могут повторять свойство?

Большой человек хотел было сломать еще шкаф, но сломать собеседника стало более заманчивой целью.

– Ты же понимаешь нашу природу? – спросил он, усаживаясь на пол, пренебрежительно отталкивая стул.

– Я понимаю свою природу, – ответила голова. – Как устроен ты, мне неведомо.

– Так же как и ты.

– Тогда прекрати уничтожать.

– Я не могу.

– Из прихоти?

– Из необходимости.

– Необходимость заставляет тебя рушить дом, в котором ты живешь?

– Нет, она заставляет меня улучшать дом, в котором я живу.

Очередной диалог не мог подарить желанный результат, поэтому мужчина решил оставить его, прикрыв дверь.

– Уже уходишь? – голос издевательски тянулся из-за закрытой двери. – Не можешь понять, как уничтожая я улучшаю дом? По мне всё очевидно. Хочешь, я расскажу тебе?

– Твои мысли непонятны мне, – не открывая двери, отвечал мужчина, чувствуя себя в безопасной позиции.

– Всё от того, что ты придерживаешься мнения о неоспоримой важности созданного тобой, – продолжал голос. – Ты злоупотребляешь тем, что по природе своей не может быть основой и наполнением в одном лице. Оно может быть частью общей картины, но оно никогда не будет самой картиной.

Ответом на это была тишина.

Дни их совместной жизни тянулись долго. Каждый новый эпизод буйства большого человека в доме встречался безразличием мужчины, на следующий день создающего то, что было разрушено. Двое живущих разделили между собой власть, и каждый из них наполовину заполнил дом, ставший теперь пристанищем для необходимого хаоса и спокойствия. Так их время превратилось в жертву действий выверенных, взявших на себя роль творимой обыденности, наполняющей уходящие дни. Ничего менять они не хотели, их обязательства исполнялись, а значит, причин для изменений не было.

В очередном порыве гнева большой человек уничтожал недавно созданную мебель, проникаясь разрушительной мощью своих возможностей. Он наносил удары, топтал разлетающиеся щепки под взглядом выглядывающей головы, произнося попутно фразы о необходимости разрушить всё во благо лучшего, важного, неоспоримо нужного. Его гнев был свирепым, как несколько случайных раз, возникающих в момент, когда созидаемое превышало объем разрушаемого. Он мог продолжать так, пока норма не была бы выполнена, однако знакомый шум отвлек его. Это были стуки. Не те, что создал большой человек, когда стоял под дверью, а те, что звучанием были размеренны, ритмичны, вежливы. Неизвестный пришел, и теперь он ожидал, когда действия двух отворят сдерживающую дверь.

Открывать никто из них не хотел. При этом оба они понимали, что сделать это нужно.

– Я хочу зайти, – голос женский, почти неслышный, звучал из-за двери. – Откройте. Без меня всё теряет смысл.

Двое мужчин продолжали безмолвно стоять, ожидая, что возникшая ситуация разрешится без их участия. Так и произошло. Настойчивая женщина не собиралась уходить. Она продолжала просить принадлежащие ей, от чего дверь всё же отворилась, и на пороге рядом с большим мужчиной возникла хрупкая особа, счастливо улыбающаяся.

– Уютненько, – голос её был слабым, но мелодичным. – Вдвоем здесь живете?

Мужчины не отвечали.

– Какие вы угрюмые, – женщина прошла глубже. Она вела себя расслабленно, высматривая каждую деталь и параллельно обдумывая возможности своего влияния. – Как давно вы здесь? – её фигура была скрыта свободной комнатой. – Не хотите со мной говорить? Злитесь от того, что я пришла? По-другому уж извините, я не могла.

Женщина выскользнула из комнаты, затем подошла к выглядывающей голове.

– Где мне поселиться? – спрашивала она, как будто уже давно владела здешней обстановкой.

– В свободной комнате, – отвечала голова.

– Мне они не нравятся. Там так пусто и неуютно. Хочется чего-то яркого, живого, если позволите. Вот, например, твоя комната полностью соответствует моим желаниям.

Намек был понятен, однако хозяин просторов, приглянувшихся женщине, не собирался уступать их.

– Создайте себе уют, раз он вам так необходим, – продолжал он.

– Нельзя же вести себя так грубо с нашей гостьей, – всего несколько минут понадобилось большому человеку чтобы проникнуться идей важности наличие рядом с собой женской личности. – Мы же оба понимаем её роль. Давай не будем усложнять.

– Ты забываешься! – голова чувствовала правоту. – Мои границы должны быть нерушимы, иначе всё развалится!

– Так они и будут нерушимы, – женщина приблизилась к большому человеку.

– Не смей! – дверь отворилась. Впервые за долгое время голова предстала частью тела. – Я знаю, чего ты добиваешься. Думаешь, всё подвластно тебе? Думаешь, ты определяешь смыслы и от того тебе позволено разрушать всё то, что дополняет твои возможности? Или ты не ведаешь, как устроена наша жизнь? Может, ты просто заблудшая случайность, одиозная погрешность, влияние потребностей? Нет? Тогда я напомню тебе о том, что нужно соблюдать правила и проявлять уважения к другим, равноценно существующим, подобно тебе.

– О, я уважаю тебя, – женщина была увлечена словами мужчины перед ней. Некая игра могла возникнуть на фоне происходящего сопротивления, и это, без сомнений, увлекало, даже порабощало её, требуя выйти победителем. – Конечно, я знаю, как устроена наша жизнь. Я знаю себя, знаю, что полнится во мне, знаю, что хаос, так нелюбимый тобой, горит внутри меня объяснением многих причин. Так же мне ведома двигающая основа, поясняющая мои действия и действия того человека, – женщина указала на большого мужчину. – Мы располагаем…

– Основа в гармонии, – прервала её голова, ставшая полноценным человеком. – Ты же эту гармонию нарушаешь, посягая на то, что уже было скованно хаосом. Твои действия из личных побуждений не являются частью потребностей. Это сугубо прихоть, способная рождать лишь вероятности утраты моей необходимости. Из-за этого я могу стать условностью, лишенной возможностей влиять на происходящее.

– Может тогда и не стоит сопротивляться? – к разговору подключился большой человек.

– Нет, нет, – женщина издевательски отвечала голосу за своей спиной. – Он не может так поступить, ведь думает, что своё положения он получил благодаря создаваемой им уникальности, что в понимании большинства предстает обыденностью.

– Отягощающей обыденностью.

– Именно. Всего лишь груз бытия.

– Что же тогда ему делать?

– Идти до конца.

– А конец для него существует?

– Конечно! Даже мы можем сотворить его.

– Твои губы так сладостно молвят истину, – большая фигура шагнула за левое плечо женщины и предстала взгляду её монументом незатухающего желания. – Я хотел бы владеть этими губами, хотел бы вкушать их как инструмент своего влияния.

Женщина улыбнулась, притягивая руками большую голову. Нежный поцелуй был её отправной точкой внутри дома.

Первый хозяин дома не мог сопротивляться обстоятельствам. Всё повторялось, как в ситуации с большим человеком, получившим от третей фигуры способ влияния на неподвластного ему соседа. Теперь большой человек говорит увереннее. Словами он пробирается дальше обычного, а действиями добавляет сомнений и страха. Изменённый хаос заполняет дом, и мужчина начинает представлять себя бременем, полным ненужного. Занятия его стали терять определяющий смысл. Мысли утратили непоколебимость, изменив себя до образа грызущего, способного дотянуться до признания. Время для него исчерпало статус ресурса важного. Теперь время – надзиратель, садист с манией наблюдать, как загнанный глупец захлебывается в своих убеждениях, еще существующих в предметах, что большой человек уничтожает с удовольствием.

Картина дома поменялась за несколько месяцев. Все детали уюта за границей закрытой комнаты были уничтожены. Личности исполняющие это видели в своих желаниях нечто святое, обязательное к применению, от чего ощущения и мысли их твердили о необходимости происходящего. Сама природа их в форме хаоса отзывалось лестными чувствами, наблюдая, как созданный уют сгорает без следов отягощающих эмоций.

– Теперь не осталось того, что можно уничтожить, – женщина гладила голову на своих коленях.

– Мы хорошо постарались, – отвечал ей большой человек, чувствуя тепло скользящей руки.

– Как думаешь, что он там делает? – спросила женщина.

– Всё так же создает уют.

– А не выходит из-за нас?

– Конечно. Мы ведь разрушим всё, что он создаст.

– Может, нам стоит прекратить? – мысль была опасна для них, но оба позволяли ей существовать.

– Разве мы на такое способны? – мужчина поднялся и сел рядом с женщиной, устроившейся на полу пустой комнаты.

– Мы можем сдерживать себя, – говорила женщина спокойно. – Хаос не существует в пустоте, иначе он начинает уничтожать себя. А мы ведь не хотим, чтобы он исчез.

– Предлагаешь принять его условия? – глаза мужчины следили за глазами женщины.

– Предлагаю их дополнить.

Женская фигура поднялась. Под вниманием большого человека, впервые увидевшего убогость её движений, уродство её тела и наполнения, прошла до комнаты, где несколько месяцев безвылазно обитал мужчина. Робко постучавшись, ожидая ответа, она стояла, чувствуя, как ненависть копится во взгляде бывшего любовника, понимающего, чего она добивается.

– Значит, ты оставляешь меня? – говорил властно большой человек, каждым словом расщепляя атмосферу устоявшуюся.

– Я много поняла благодаря тебе, – её почти неслышный голос готов был стать причиной агрессии. – Теперь мне нужно многое понять благодаря ему.

Большой человек вскочил. За несколько шагов он подобрался к женщине, и рука его коснулась омерзительного ему тела.

– Лучше тебе уйти. Иди туда, откуда ты пришла, и никогда не возвращайся, иначе я не смогу сдержать себя, – рука его поднялась выше, пальцы сомкнули хват на шеи, ощущая размеренное сердцебиение.

– Забыл, кто я такая? – женщина была невозмутима. – Я рождаю смыслы и причины. Тебе не остановить меня.

Дверь перед двумя отворилась. В образованном проходе появилось забытое лицо. Мужчина молчаливо замер, ожидая, что ненавистный им хаос заберет жизнь своих приспешников, используя их в качестве главного ресурса. Такое развитие событий, несомненно, порадовало бы его, заточенного на несколько месяцев, однако реальность предложила иной сценарий.

Большой человек не мог сдержать устремленную женщину. Его хват ослаб, рука соскользнула, и перед ним появилось новое правило, схожее с тем, что было даровано ему. Она обхватила шею мужчины, затем в утонченном движении шагнула за спину, опустила руки на талию, положила голову на плечо своего объекта для направленной нежности и широко улыбнулась, поворачивая губы к уху захваченному. Затем мгновения была тишина. Все остались в своих обличиях, при своих обычных мыслях. Большой человек уже хотел было праздновать провальную попытку женщины, но мужчина в её руках вдруг, подобно ей, улыбнулся, торжественно взглянул на стоящего перед собой и движением победоносным, определяющим изменения положений, толкнул дверь, продолжая в отступающим пространстве свободного прохода смотреть за растерявшим власть.

Большой человек всё также продолжал уничтожать. Он исполнял свою задачу, оживляя обязательный хаос, растекающийся в нем нескончаемым потоком, грезящим всегда во всей красе создавать причины и следствия. Ему не нужны были объяснения, очевидно живущие там, где их невидимые линии расстилались под защитой от рыщущих взглядов. Он просто исполнял, понимая в глубине души всю важность исполняемого. Но это легкое к применению правило дало осечку, когда сосед большого человека изменился. Теперь хаос необходимо было поднимать на планку, соответствующую той, что сосед в тандеме с женщиной подняли ради улучшения своих положений. Однако изменить природу свою было невозможно, и большой человек, пытаясь угодить желаниям, решил через силу убеждений временно отказаться от хаоса, став обычным наблюдателем.

Тем временем мужчина стал ощущать то, что билось под кожей вызывающей потребностью. Он должен был делать больше, должен был действовать нескончаемо, оживляя каждое слово звучащие голосом женским.

– Ты непременно создашь рай для нас, – говорила она, обнимая мужчину, вырезающего из дерева фигуру, не имеющую аналогов в воспоминаниях женщины. – Я не скажу, что ты должен, не хочу отягощать тебя бременем, но скажу, что подобное было бы для меня наградой.

– Я создам рай, – мужчина пылал решимостью.

Женщина коснулась губами его шеи.

– Я хочу помочь, – говорила она с нежностью.

– Ты уже помогла.

Он обнял её на мгновения, затем продолжил вырезать фигуру.

С этого момента до изменившихся условий мужчина созидал, улучшал созданное и оттачивал идеал уютной жизни. Большой человек не мешал ему, он более не уничтожал, смиренно обитая в доступной комнате. Их жизнь в очередной раз изменилась. Они стали другими. Сознания их наполнились новым, позволяющим эволюции личности принести события, стирающие старые образы. Большой человек по истечению времени наблюдения за своим соседом понял, что созидания может помочь ему. Условие того, что создавало правило, где хаос не может существовать рядом с созиданием привычным, не ограничивалось двумя концами, сплетающимися в середине. Рисунок реальности был куда обширнее представленной функции, благодаря чему суждения пришли к большому человеку вердиктом неочевидным. Хаос в непостижимой мощи не мог созидать физическое, он мог лишь разрушать его, при этом ментальное, также подвергающиеся разрушению, он мог созидать, разбирая его конструкции и заменяя их детали собственной мощью. Так хаос становился частью другой необходимости, обитающей раньше на уровне, недоступном восприятию большой личности.

– Давай я помогу, – сказал однажды большой человек мужчине, складывающему композицию из вырезанных фигур.

– Конечно, – согласный протянул ему фигуру.

Мужчина к этому мгновению уже понял необходимость хаоса. К нему эта мысль пришла в момент случайный. Он смотрел на всё созданное, некогда разрушенное и по зову прошлых чувств воссозданное, и воспоминания теплые, спрятавшие в себе смыслы нерушимые, заменились унылыми ощущениями. Теперь прошлое, получившее место в реальности, тяготило, сияло тусклым светом там, где могло сиять более яркое новое. Мужчина создал оплошность и в порыве возникшей необходимости разрушил созданное, позволяя новому заменить старое.

– Можешь помочь мне? – спросил мужчина после того, как композиция была закончена.

Большой человек вопросительно посмотрел на собеседника.

– Нужно кое-что разрушить. Я могу сам, но думаю у тебя это получится значительно лучше.

– И что же нужно разрушить? – большой человек улыбался.

– Вон то возле стены. Позволишь понаблюдать за твоей работой?

– Конечно.

Женщина в атмосфере изменений мужчин оставалась верна своей форме изначальной. Её задачи служили двигающей силой в обстоятельствах, независящих от применимого к представлениям, дополняющим содержания дома. Она гордо была вдохновением, убеждающим создавать, разрушать, бездельничать, стремиться, поглощать и распространять. В моменты уникальные она рождала мысли плотные, занимающие каждый кусочек свободного сознания. В эти же моменты уникальные она могла стать обузой, формой настолько отвращающей, что грубые действия и слова невольно выползали из душ, окружающих её. Мужчины не могли сопротивляется её власти, всё-таки она определяла смыслы. Вот только её смыслы, без сомнения могущественные, могли существовать лишь в том положении, когда две фигуру, неизвестные трем, обитающим в гармонии, сохраняют себя далеко от стен, собранных в конструкцию уютного дома.

Каждый ожидал услышать стук, но они не хотели, чтобы он звучал. Казалось, троим живущим он не нужен. Мужчина созидает, он же разрушает после полученного свойства. Большой человек разрушает, впоследствии созидая. Женщина вдохновляет, углубляя чувства смотрящих на неё глазами, видящими смысл. Их жизни и действия – круговерть, зацикленное воспроизведения уже когда-то сделанного. Ничего, по их мнению, не нужно дополнять или убирать в образе, утопившем несколько лет. Однако природа дома не согласна с их суждением. По плану, вытекающему из необходимости, дом должен пополниться еще двумя фигурами, одна из которых стоит сейчас под дверью и методично создает звуки, направленные к сознаниям проснувшихся людей.

– К тебе пришли, – мужчина обращался к женщине, лежавшей рядом с ним.