Телепат

– Да так, – ответил я. – Смешно стало, что едва себя радиоприемником не возомнил.

– А-а-а, – понимающе протянул Степан Тимофеевич, который, конечно, слышал мой разговор с врачами. – В жизни так часто бывает. Самые невероятные явления имеют, порой, самое банальное объяснение. Про Лох-Несское чудовище слышал?

– Это про древнего динозавра? Конечно, слышал, – ответил я.

– А разгадку знаешь?

Я отрицательно помотал головой. Честно говоря, я не был любителем таинственных историй про всяких призраков, чудовищ, НЛО, и тому подобное. Поэтому, никаких телепередач, посвященных им, я не смотрел, и никаких статей в газетах и журналах не читал.

– Обманом все это оказалось, – охотно разъяснил Степан Тимофеевич. – Нашлись в Шотландии несколько мошенников, которые решили завлечь туристов в свою глушь и, соответственно, подзаработать деньжат. Сделали куклу, сфотографировали ее в воде, а затем разнесли по всему миру, что в озере Лох-Несс чудовище видели. Туристы толпами повалили. А мошенникам только того и надо. Денежки считали и посмеивались.

Я улыбнулся. Объяснение, и впрямь, было оригинальным. Как говорится, нарочно не придумаешь.

– Или, вот, как американцы на Луне высаживались, – продолжал демонстрировать свою эрудицию Степан Тимофеевич. – Туфта это все. Ни на какой Луне они не были. Это уже доказано.

– Вот как? – удивился я. – А как же документальные кадры, где они по Луне гуляют?

– Брехня эти кадры. Их на самом деле снимали в Неваде, на секретном полигоне. А затем за съемки на Луне выдали. Только не все мелочи учли. Знаешь, на чем прокололись?

– На чем?

– На флаге. Помнишь, там астронавты флаг на поверхности закрепляли?

– Ну, помню.

– А ты обратил внимание, что он колышется, как будто на ветре? Откуда на Луне может быть ветер? Там же нет атмосферы. Там безвоздушное пространство.

Степан Тимофеевич взял в руки газету и принялся разгадывать кроссворд. Что-что, а разгадывать кроссворды он любил. Мария Петровна, приходившая навещать мужа практически ежедневно, всегда приносила ему целую пачку. Я же устроился на подушке, заложил руки за голову, закрыл глаза и решил просто подремать. Гул и треск в голове я по-прежнему ощущал, но уже не придавал этому серьезного значения. Мне ведь объяснили, что все это временно, и скоро пройдет.

Я лежал и думал о том, как хорошо, что утром того дня, когда на меня свалилась эта проклятая кран-балка, я, уходя на работу, выгнал своего кота на улицу. Теперь, по крайней мере, он не умрет с голоду. Покопается в помойке, авось и найдет себе что-нибудь поесть. Конечно, Маркизу будет неприятно после теплой квартиры некоторое время пожить на улице. Ну, что ж, потерпит. Его бездомные собратья всю жизнь живут на улице – и ничего. Живы-здоровы, не умирают.

Интересно, кому наша заведующая Татьяна Петровна поручила довести до конца расчет стоимости вала? Неужели Ирочке? Бедный вал! Уж она ему там насчитает. А может, Клавдии Трофимовне? Вот было бы забавно. Та же взбесится. Она уже давно привыкла только проверять. И как там Валерий Семенович? Нашел, через кого провернуть свою аферу или нет?

Так я лежал, размышляя о том да сем, пока непрекращавшийся в моей голове треск снова не привлек мое внимание. Мне вдруг показалось, что он имеет некую стройность и осмысленность. Он то стихал, то возобновлялся, то усиливался, то слабел. В общем, вел себя, как радиоволна при неустойчивом приеме. И это притом, что в нашей палате стояла абсолютная тишина. Но ведь Дмитрий Вахтангович утверждал, что все шумы в моей голове возникают от звуковых колебаний, проникающих в мой мозг через трещину в черепе. Что же это такое получается? Степан Трофимович молчит. Из коридора тоже не доносится никаких разговоров. А шумы в моей голове не прекращаются. Может, Дмитрий Вахтангович все же неправ, и со мной, действительно, происходит что-то неподдающееся привычному объяснению?

Я сосредоточился и внимательно прислушался к треску в своей голове. Чем глубже я в него проникал, тем отчетливее он напоминал человеческую речь. Мне даже показалось, что я различаю отдельные слова. Вот те раз! А может, мой мозг, каким-то образом, и вправду стал принимать радиоволны? Слова становились все отчетливее и отчетливее. До меня явно доносились рассуждения какого-то человека.

Я повернул голову. Степан Тимофеевич сидел с задумчивым видом и хмурил лоб. Я еще больше напрягся и вдруг услышал: «Род войск, шесть букв, третья „х“. Шесть букв. Что же это может быть?».

– Пехота, – сказал я вслух.

Степан Тимофеевич вздрогнул и посмотрел на меня.

– Чего? – переспросил он.

– Ну, род войск из шести букв, третья «х». Пехота, – пояснил я.

Степан Тимофеевич растерянно посмотрел в кроссворд, потом опять на меня.

– Подходит, – изумленно сказал он. – А разве я что-то говорил?

– Я слышал, – ответил я.

– Странно. Увлекся, наверное, – пробормотал Степан Тимофеевич и снова уткнулся в кроссворд.

Мое сердце заколотилось, как сумасшедшее. Неужели мне удалось прочесть мысли своего соседа по палате? Это было невероятно. Я никак не мог в это поверить. А может, все-таки, это случайность? Я решил попробовать еще раз. Сосредоточившись, я снова посмотрел на Степана Тимофеевича, который опять сидел в глубокой задумчивости и нервно грыз кончик карандаша. «Сдельная зарплата за сверхплановую продукцию, начисляемая по возрастающим расценкам, – донеслось до меня. – Двенадцать букв. Первая „п“. Премия? Нет, не подходит. Тогда что?».

Я знал ответ на этот вопрос. Но, чтобы не травмировать своего соседа по палате, произносить подсказку сразу не стал и предварительно спросил.

– О чем вы снова задумались, Степан Тимофеевич?

– Да вот, не могу никак сообразить, – откликнулся он. – Слушай. Сдельная зарплата за сверхплановую продукцию, начисляемая по возрастающим расценкам. Первая «п». Сразу говорю, «премия» не подходит. Здесь двенадцать букв.

– Прогрессивка, – сказал я.

– Точно, – обрадовался Степан Тимофеевич. – Конечно же, прогрессивка. Как же я сам не догадался. Ведь двадцать лет на заводе проработал. Вот что значит десять лет на пенсии. Все позабыл.

Степан Тимофеевич продолжил разгадывание кроссворда, а я поднялся с кровати и вышел в коридор. Неторопливая прогулка по коридору привела меня в бурный восторг. Мне удавалось узнать, о чем думает каждый, к кому я приближался. Старичок, сидевший на тахте с костылем в руке и задумчиво глядевший перед собой, вспоминал свою молодость. Он прокручивал в мыслях какую-то давнюю вечеринку в парке культуры и отдыха, где он, совсем еще юный, танцевал в обнимку с белокурой девушкой под типичный вальс довоенных лет и получал от этого огромное удовольствие. Шедший мне навстречу детина с царапиной на лбу и с загипсованной рукой, волновался, не найдет ли его супруга заначку в тысячу рублей, которую он прятал от нее в зимнем ботинке, стоявшем в домашней кладовке. Сидевшая на посту медсестра, опершись головой о кулак, с удовольствием вспоминала прошедшую ночь. Воспоминания были очень интимными и очень личными. Мне стало совестно, и я постарался пройти мимо нее побыстрее. А вот мысли санитарки, мывшей в коридоре полы, мне не понравились. Они меня даже возмутили. Санитарка ждала, когда из процедурного кабинета выйдут две болтавшие о чем-то медсестры, чтобы, проникнув туда якобы для уборки, тайком отлить медицинский спирт в уже приготовленную стеклянную баночку из-под майонеза, которая лежала у нее в кармане халата. Во мне вдруг вспыхнул азарт защитника правопорядка, и я демонстративно уселся на тахте, стоявшей как раз напротив процедурной. Санитарка с недовольным видом покосилась на меня.

– Что ты здесь расселся? – проворчала она. – Ступай в свою палату и не мешай мне.

Я насмешливо посмотрел на санитарку и спокойно сказал:

– Где хочу, там и сижу. И я вам не мешаю. А то, что вы воруете спирт в процедурной, уже все отделение знает. Иван Иванович во время обхода лично просил нас за вами присмотреть.

Санитарка густо покраснела.

– Ничего я не ворую, – пробормотала она.

– Конечно, вы берете взаймы, – иронично заметил я. – А для чего вам баночка из-под майонеза, которая лежит в кармане вашего халата?

Санитарка открыла рот, но не смогла больше ничего сказать. Она со страхом посмотрела на меня и принялась быстро домывать полы, старательно поворачиваясь ко мне спиной.

Я был в восторге. В тот момент я, наверное, чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Неожиданно открывшаяся во мне способность читать чужие мысли давала мне в руки очень сильное оружие. Я впервые в жизни ощутил, что значит иметь превосходство над другими людьми. Я пока еще не знал, как распорядиться этим превосходством. Я пока не представлял, как оно может повлиять на мое более чем скромное положение в обществе, на материальное благополучие, и на многие другие факторы, составляющие мой образ жизни. Но в то мгновение у меня промелькнула мысль, что этот дар может дать мне все. Абсолютно все, чего я только пожелаю.

Мои приятные размышления прервал голос медсестры, раздавшийся с другого конца коридора:

– Воробье-е-ев!

Я поднял руку, давая понять, что я ее слышу.

– К завотделения!

Я поднялся с тахты и направился в ее сторону, где располагался кабинет заведующего отделением.

Иван Иванович сидел за своим рабочим столом и вместе с медсестрой, которая стояла с ним рядом, задумчиво разглядывал рентгеновский снимок. Кивком головы он предложил мне сесть на стул. Я сел. Иван Иванович снял очки и посмотрел на меня.

– Я внимательно изучил ваш снимок, – сказал он. – Никаких нарушений костного покрова вашей головы я на нем действительно не вижу. Поэтому, принимая во внимание ваши жалобы, я хочу вас осмотреть. Люда, сними с него бинт. Только осторожно.