Наследник

– Да-а-а, – удивленно протянул я, не ожидав от него такой осведомленности.

– Кто снимал? Ты?

Я смущенно опустил голову и принялся теребить авторучку. Стоит ли ему в этом признаваться? Что он после этого обо мне подумает? Может, приплести какого-нибудь мнимого знакомого?

Хозяин внимательно посмотрел на меня.

– Ночью снимал? – снова спросил он.

– Ночью, – пробурчал я, поняв, что разоблачен.

Я вздохнул и, чтобы хоть как-то оправдаться, коротко поведал ему о том, как узнал про это таинственное место от своих родственников, как оно меня заинтересовало, как незнакомый дед подбил меня на ночное дежурство, как я на него решился и что в итоге получил.

– Утверждать, что это призрак, я, конечно, не берусь, – осторожно резюмировал я, указывая на снимки. – Но я готов поклясться, что в тот момент, когда я спускал затвор, ничего подобного передо мной не было.

Карпычев, в глазах которого на протяжении всего моего рассказа не проявилось ни капли осуждения, а напротив, светился живой блеск, положил фотографии обратно на стол и утвердительно произнес:

– Призрак. Или, говоря научным языком, энергетический сгусток. Душа. Признаков плотской принадлежности здесь не просматривается. Так что это не обязательно душа человека. Вполне вероятно, что это душа какого-нибудь животного. Подобных явлений я, в свое время, наблюдал достаточно. И на гораздо более профессиональной аппаратуре, чем твой фотоаппарат. Они для меня уже не в диковинку.

Мой рот непроизвольно открылся.

– Что, не ожидал? – усмехнулся известный актер, уловив мое изумление.

– Честно говоря, нет, – растерянно пробормотал я.

Хозяин отступил к кушетке и уселся на нее, закинув ногу на ногу.

– В молодости я довольно серьезно занимался изучением паранормальных явлений, – задумчиво проговорил он. – Нас таких было трое. Мы жили на одной улице, учились в одной школе, дружили. Правда, после получения аттестатов наши пути-дороги разошлись. Я подался в театральный, а мои приятели – в физико-технический. Но связи мы не теряли. Мы основали самодеятельное научное общество и все свое свободное время проводили за изучением различных аномалий. Мы много где побывали, много чего повидали. Если про все рассказывать – это займет слишком много времени. Но по Голосовому оврагу я тебе информацию дам. … Да чего ты стоишь, как солдат на параде? Присядь, расслабься.

Я плюхнулся на стул.

– Исследование любого аномального места следует начинать с замеров электромагнитного излучения. Это аксиома. Если оно в норме, силы лучше не тратить. Вряд ли здесь действительно происходит что-то необычное. А вот если нет, есть смысл покопаться. Результат по Голосовому оврагу нас ошеломил. Уровень электромагнитного излучения, зафиксированный в нем, превысил норму в двенадцать раз. А у камней и того больше – в двадцать семь раз.

Я изумленно присвистнул.

– Вот-вот, – оживился мой собеседник. – Примерно такая же реакция была и у меня. Кстати, во время замеров произошел весьма любопытный случай. Когда один из нас, Ваня Шестаков, работал в овраге со спектрографом, его вдруг что-то подбросило вверх. Он взлетел метра на два. Говорит, почувствовал сильный толчок, который исходил откуда-то из-под земли. Мы так и не смогли объяснить его природу. Как будто что-то невидимое отчаянно не хотело, чтобы мы проникли в здешние тайны. Мы, конечно, испугались, но работу не прекратили. Проанализировав все собранные данные, мы пришли к выводу, что по дну Голосова оврага проходит большой разлом платформы. Практика показывает, что именно в таких местах чаще всего и происходят необъяснимые законами современной науки вещи.

– Ворота в подземное царство? – пробормотал я, вспомнив фразу из прочитанной книги.

– Можно сказать и так, – кивнул Карпычев. – Кстати, а ты обратил внимание на ручей?

– Обратил, – ответил я.

– Вот тебе один интересный факт. Он никогда не замерзает. Даже в самые лютые морозы.

– Совсем не замерзает? Но почему?

Известный актер пожал плечами.

– Сие осталось нам неведомо.

– Может, химический состав воды какой-то особенный?

– Химический состав воды обычный. Единственное, что отличает эту воду от той, которая течет из-под крана – это более высокая плотность. Но это не причина незамерзания. Тут явно что-то другое. И еще один интересный факт. Ее температура стабильна в любое время года: и летом, и зимой, и осенью, и весной – четыре градуса по Цельсию. Не веришь – сходи, померяй.

– Интересно, – удивленно покачал головой я.

– Полностью разобраться во всех этих загадках мы тогда не смогли, – вздохнул хозяин. – Не хватило знаний. Многие неясности так и остались неясностями. Со временем мои друзья в них продвинулись. Но, правда, уже без меня. Мне это дело пришлось бросить.…

Дверь будки распахнулась.

– Ах, вот ты где! – раздался повелительный голос Катерины. Она переступила через порог и осуждающе посмотрела на мужа.

Лицо хозяина посуровело.

– Я занят, – холодно произнес он.

– Мне срочно…

– Я занят! – повысив голос, перебил ее Карпычев. – Выйди отсюда!

Катерина побагровела. Она явно не ожидала от супруга столь враждебного выпада, да еще в моем присутствии. Она растерянно посмотрела на него и открыла рот, видимо собираясь что-то сказать. Но на лице известного актера застыло такое неприкрытое недружелюбие, что она осеклась. Немного помявшись, Катерина вышла из будки, громко захлопнув за собой дверь.

Лицо Карпычева разгладилось.

– На чем я остановился? – как ни в чем не бывало, спросил он.

– На том, что вам это дело пришлось бросить, – подсказал я.

– Ах, да. Так вот. После первых ролей в кино, когда моя физиономия приобрела известность, меня вызвали в партком театра, в котором я тогда работал, и в жесткой форме потребовали прекратить заниматься всякой ерундой. Раньше ведь такие исследования не поощрялись. Все то, что не соответствовало марксистко-ленинскому учению о материализме, считалось откровенной чушью. Кто им только «настучал» – ума не приложу. И пригрозили, что если я не выполню это требование, то дальнейший путь в искусстве мне, как говорится, заказан. Я даже дословно помню гневную тираду секретаря парткома: «Советской культуре не нужны актеры, увлекающиеся всякими лженаучными теориями».

– И вы бросили?

– Бросил. А что мне еще оставалось? Ставить под удар карьеру в угоду сомнительному хобби? Друзья на меня были не в обиде. Я им все объяснил – они меня поняли, поддержали. Но после этого мы, естественно, разошлись. Я очень долго их не видел. И вот, много лет спустя, я случайно встретил их на одном из светских приемов. Мы вспомнили нашу молодость. И они мне рассказали, что по Голосовому оврагу сейчас имеются новые данные. И эти данные заставляют относиться ко всем происходящим в нем явлениям очень и очень серьезно. В частности, в нем обнаружены лептонные поля. Тебе известно, что это такое?

– Нет, – честно признался я.

– Это эдакая своеобразная цепь, состоящая из атомов энергии. И вот по этой цепи, как по конвейеру, движется мысль. Лептонное поле – это проводник телепатического общения, то-есть, общения на уровне мысли.

– Вы хотите сказать, что Голосов овраг – это живое существо? – вытаращил глаза я.

– Нет, – помотал головой Карпычев. – Сам овраг не может излучать лептонную энергию. Но это может делать что-то другое, существующее в нем и невидимое нашему глазу. Например, те же души, одну из которых тебе удалось заснять. Не исключено, что они таким образом общаются между собой. Одним словом, в Голосовом овраге обитает некий неведомый нам разум.

Хозяин пристально посмотрел на меня, словно оценивая эффект, который произвели его слова, и спросил:

– Ну как, сильно я тебя удивил?

– Сильно, – выдохнул я. – Даже очень сильно. Признаться, я не ожидал, что вы так хорошо в этом подкованы. А, если не секрет, что вас подвигло заинтересоваться аномалиями? Простое любопытство, или вам когда-то довелось столкнуться с чем-то необъяснимым?