Тайна дальних пещер

Глава девятая

Рудольф Валерианович Рябушинский встретил меня приветливо. Это был не очень высокий, скорее ниже, чем выше среднего роста, человек, до того худой, что казалось, будто на его рельефно выпиравших сквозь кожу костях не было ни одного грамма мяса. Его движения были суетливы и беспокойны, а часто менявшие выражение глаза свидетельствовали о повышенной эмоциональности.

– Можете не утруждать себя объяснениями, я уже всё знаю, – прострекотал он, едва я открыл рот, чтобы пояснить цель своего визита. – Софья Павловна мне уже звонила и попросила снабдить вас самой полной информацией по Альберту. Какой ужас! Какая трагедия! Погибнуть в таком возрасте, да ещё так нелепо!

На лице моего собеседника отразилась неподдельная печаль.

– А сколько ему было лет? – полюбопытствовал я.

– Тридцать с небольшим. Сколько точно – не помню, – развёл руками Рябушинский. – Но всё равно очень мало, чтобы покидать этот свет. Как же это всё произошло?

– Обстоятельства происшествия устанавливаются, – уклончиво ответил я.

– Нашли хоть, кто его сбил?

– Нашли.

– Небось, какой-нибудь пьяница?

– Да нет, водитель был трезв.

– Как же его тогда угораздило?

– Обстоятельства происшествия устанавливаются, – вежливо повторил я. – Этим занимается другой сотрудник. Мне же поручено собрать информацию по личности потерпевшего.

– Да, понимаю, понимаю, – энергично закивал головой мой собеседник. – Тайна следствия, конфиденциальность данных, и всё такое прочее. Ну, спрашивайте, голубчик, спрашивайте. Я всецело в вашем распоряжении.

Рябушинский откинулся назад, сложил руки на груди и выжидательно уставился на меня.

– В первую очередь меня интересует его домашний адрес и контактные данные его родственников, – начал я. – Где проживают, как с ними связаться. Надо же им сообщить.

Мой собеседник сжал губы и озабоченно покачал головой.

– Боюсь, что многим в этом деле помочь вам не смогу. Жил он, насколько мне известно, в доходном доме Шварценберга. Это такая красная дявятиэтажка в районе набережной. Знаете?

Я кивнул. Эта высотка была мне знакома. Она хорошо просматривалась с моста.

– Что касается его родственников, то они мне не известны. И как с ними связаться, я, соответственно, не ведаю. Да вы посмотрите в личных бумагах Алика. Там наверняка имеются какие-нибудь записи.

– Посмотрим, – сказал я. – А откуда этот Алик вам знаком? Что вас с ним связывало?

Рябушинский заулыбался.

– Досуг. Я, знаете ли, люблю по вечерам перекинуться в картишки. У Алика была та же страсть. Мы с ним являлись членами одного карточного клуба. Вы этот клуб наверняка знаете – «Четыре туза», что на Купеческой.

Я подтверждающе угукнул.

– Сейчас эти заведения, конечно, уже не столь популярны, как ранее, – продолжал мой собеседник. – Люди находят новые применения своему азарту. Но последователи классических традиций ещё не перевелись.

– Гм, – хмыкнул я. – А Софья Павловна говорила, что вы Кулахметова знали очень хорошо. Но разве можно иметь полное представление о человеке, встречаясь с ним только за игровым столом?

Глаза Рябушинского зажглись хитрым огоньком. Он подался вперёд и заговорщически прошептал:

– Тут всё дело в её дочке. Алик как-то попросил меня его с ней познакомить. Он знал, что я имею отношение к университету, где она учится. Понравилась она ему. Вы же молодой. Неужели не понимаете? Я, разумеется, не отказал. Ну как в таком деле не помочь? Я ведь тоже когда-то был молодым. Только, зная Лизину мать, я сделал это по-хитрому. Софья Павловна любит, когда всё проходит через неё. Поэтому я представил Алика именно ей, а уж она затем свела его со своей дочкой.

– Неужели вы дали рекомендацию малознакомому человеку? – вскинул брови я.

– Дал, – констатировал мой собеседник. – И не вижу в этом ничего зазорного. Люди должны друг другу помогать, особенно в таком щекотливом деле, как знакомство с женщиной. Вы же мужчина! Как вы этого не понимаете?

– А вдруг он какой-нибудь вор или убийца? – возразил я.

– Кто? Алик? – рассмеялся Рябушинский. – Что вы! Это милейший, интеллигентный человек. Он и мухи не обидит. Если бы вы его знали, вы бы со мной согласились.

Я тяжело вздохнул. «Если бы вы его знали!». Меня так и подмывало выложить ему всю информацию об этом «милейшем человеке» и посмотреть, как вытянется при этом его лицо. Но я не имел права на такую вольность, и поэтому только сглотнул слюну.

Эх, знать бы мне раньше про этого Рябушинского и про нравы Софьи Павловны! Я бы не счёл зазорным влиться на время в этот карточный клуб, дабы заполучить для знакомства с Лизой такого протеже. С таким рекомендателем, глядишь, всё сложилось бы иначе.

– А чем он занимался, этот Алик? – задал новый вопрос я.

– Какой-то коммерцией, – ответил мой собеседник. – Что-то связанное с ценными бумагами.

– А другие друзья у него в вашем клубе были?

– В нашем клубе все друзья. Нас всего пятнадцать человек. Это не так много, чтобы делиться на более и менее знакомых.

«Может спросить его про Амирова? – подумал я. – Не исключено, что он тоже там вращается. Впрочем, нет. Наверное, не стоит. Орлов категорически запретил выходить за рамки аварии».

Я взял свою папку и поднялся с места.

– Спасибо вам, Рудольф Валерианович, за уделённое время. Вы нам очень помогли.

– Пожалуйста, – улыбнулся Рябушинский. – Если ещё что понадобится – обращайтесь.

Я благодарственно кивнул и вышел из кабинета.

Глава десятая

Позвонив из ближайшего телефона-автомата Орлову, который к тому моменту уже успел вернуться в отдел, я довёл до него всю выведанную мною информацию. Реакцией на неё стал изумлённый восторг.

– Ты не перестаёшь меня удивлять, – заметил шеф. – То делаешь ляпы уровня детского сада, то демонстрируешь практически невозможное. Как тебе удалось так быстро выяснить имя сбитого, да ещё и узнать, где он живёт?

– Жил, – поправил его я и усмехнулся. – Секрет фирмы. Потом расскажу.

– Потом – так потом, – согласился Орлов. – Ладно, езжай к нему домой, только языком особо не трепи. Свой приезд, как и в случае с Юрченко, объясняй аварией. Об убийстве Здановского – ни гу-гу. И жди меня.

– Есть, – ободрённый похвалой, шутливо козырнул я и повесил трубку.

В отличие от словоохотливого Рябушинского, консьержка дома Шварценберга, угрюмая седовласая бабка с брезгливым отёчным лицом и колючими глазами, словно воды набрала в рот. Её ответы были уклончивы и немногословны. Каждое слово вытягивалось из неё чуть ли не клещами. Сообщение о гибели Кулахметова не вызвало в ней никаких эмоций. Она лишь равнодушно пожала плечами, словно этим говоря: погиб – так погиб, мне то что.