Четыре столетия пути. Беседы о русской литературе Сибири
Талантливый педагог, он радел, по его словам, «о распространении грамотности, смягчении нравов и развитии ума своих воспитанников». Д. Давыдов добивался открытия новых школ, заботился об улучшении преподавания. Кроме того, он живо интересовался развитием литературы и науки, занимался активной деятельностью в области естествознания археологии этнографии, вел метеорологические наблюдения, принимал участие в экспедициях Русского географического общества. Д. Давыдов изучил бурятский, монгольский, якутский языки. В 1852 году издал в Берлине «Русско-якутский словарь». Он хорошо знал и очень любил устное народное творчество народов Сибири… Личностью, в общем, был удивительно разносторонней и незаурядной.
Но обессмертил Д. Давыдов себя как раз не этим всем. Помимо прочего, он был еще и поэтом.
Писать начал рано. Еще в юности создал два романа в стихах: «Наташа» и «Заветный бокал». Но в печати дебютировал лишь в 1856 году в петербургской газете «Золотое руно». Здесь же был опубликован впоследствии и целый ряд очерковых и поэтических произведений Д. Давыдова из сибирской жизни. В их числе поэма «Ширэ гуйлгуху, или Волшебная скамеечка», а так же наиболее известное в его творчестве стихотворение «Дума беглеца на Байкале» (1858), которое превратилось со временем в горячо любимую народную песню «Славное море – священный Байкал» (названа по первой строке)13.
На широкое распространение этой песни в 1860-х годах обратил внимание известный этнограф С. Максимов, путешествовавший по местам сибирской каторги. Приведя в своей книге «Сибирь и каторга» текст этой песни, он отметил, что она, хорошо знакомая в нерчинских тюрьмах, отличается «некоторыми достоинствами и даже искусством, обличающим опытного стихотворца». И далее С. Максимов писал, что «песню для пущего колорита подцветили даже местными словами». Д. Давыдов в то время был еще жив, но заезжий исследователь народного быта так и не установил автора. Он ограничился лишь беглым замечанием: «Вот, стало быть, барин какой-то снизошел подарком и написал арестантам стихи»14.
Большой знаток сибирской культуры Н. Ядринцев и вовсе считал «Славное море – священный Байкал» произведением народной поэзии. В своей работе «Ссылка и ссыльные в Сибири» он писал, что уже сама переправа через громадное и бурное, как море, озеро Байкал «дала пищу многочисленным, дышащим правдой и неподдельной поэзией, песням бродяг». И отмечал при этом, что «даже в старинное время некоторые бродяжеские песни отличались безукоризненной отделкой внешней формы и верностью стиха». А в качестве примера приводил текст «Славного моря…»15.
Превращения стихотворения Д. Давыдова «Дума про беглеца на Байкале» в народную песню, в, своего рода, «сибирский гимн» отнюдь не случайно: от него действительно веет байкальским простором, горячей жаждой воли и отважным стремлением преодолеть на пути к ней все преграды.
Любопытно, что, публикуя «Думы беглеца на Байкале» в газете «Золотое руно» (1858, №3), Д. Давыдов в примечаниях к тексту пояснил и самый сюжет, и встречающиеся местные слова. Оказывается, беглецов с каторжных заводов (а герой песни – один из них) называли «прохожими». Во время побегов они питались подаяниями сельских жителей и больше всего боялись горной стражи и зверопромышленников, стрелявших в них без колебаний. В комментариях Д. Давыдов пишет: «Беглецы с необыкновенной смелостью преодолевают естественные препятствия в дороге. Они идут через хребты гор, через болота, переплывают огромные реки на каком-нибудь обломке бревна, и были примеры, что они рисковали переплыть Байкал в бочках, которые иногда находят на берегу моря, и в которых рыболовы солят омулей».
А теперь заглянем в текст песни:
Славное море – священный Байкал!
Славный корабль – омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко.
Долго я тяжкие цепи носил,
Долго бродил я в горах Акатуя,
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь,
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.
Шел я и ночь и средь белого дня,
Вкруг городов озираяся зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Славное море – священный Байкал,
Славный мой парус – кафтан дыроватый,
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Слышатся грома раскаты.
Комментарии полностью соответствуют содержанию песни. Д. Давыдов очень точно и правильно отобразил конкретные реалии сибирской действительности.
Правда, в процессе устной передачи стихотворение «Думы беглеца на «Байкале» претерпело изменения. В дошедшем до нас варианте сохранилось лишь пять строф-куплетов (выше они приведены) из первоначальных одиннадцати. Изменились отдельные фразы и слова, но основа осталась та же и сохранилось главное – внутреннее состояние героя песни. Автору с большой эмоциональной силой удалось выразить страстный позыв человека к свободе. Вечный позыв. Потому и песня живет, став нетленным памятником своему создателю.
В 1859 году Д. Давыдов вышел в отставку и поселился в Иркутске. Тяжелый недуг, почти на десяток лет приковавший его к постели, привел поэта к слепоте. Но он не сдался. В 1871 году в Иркутске вышла своеобразная стихотворная автобиография «Поэтические картины». Вот, собственно, и все его творческое наследие. Следует, правда учесть, что значительная часть произведений Д. Давыдова погибла в рукописях: сначала во время пожара в Якутске, потом в результате наводнения в Иркутске.
В 1879 году семейство Давыдовых перебралось в Тобольск. Здесь и прошли последние годы жизни Дмитрия Павловича, проведенные им в научных и литературных трудах.
Поэтические произведения Д. Давыдова, написанные простым, ясным, легким слогом, посвящены, в основном, Сибири. Насыщенные местным колоритом, они впитали в себя фольклорные мотивы и этнографические подробности быта и обычаев сибирских народностей. В автобиографическом стихотворении «Сибирский поэт» Д. Давыдов называл себя «сибирским Баяном», певцом природы и людей. Несколько высокопарно, однако по существу верно. И сибирскую природу, и людей, населяющих родной край, поэт безмерно любил, что и нашло отражение в его поэзии,
Своим творчеством Д. Давыдов как бы завершает первую половину XIX века сибирской литературы. Связанный с некоторыми поэтическими традициями предшественников-романтиков, проявлявший, как и они, обостренное внимание к быту, нравам, фольклору сибиряков, он вместе с тем выступал уже как художник-реалист, поднимавший сибирскую литературу на принципиально новую ступень развития.
Социальная борьба как двигатель развития сибирской словесности
Начало нового витка в развитии сибирской словесности приходится на 60-е годы XIX века. В это время наблюдается значительный подъем литературной жизни. Связан он с активизацией социальной борьбы в России после известного царского манифеста 1861 года, по которому крепостное право отменялось, но землю крестьяне не получили. Стремительно набирают силы революционные демократы. Их издания, в том числе и «Колокол» Герцена, имеют в Сибири весьма широкое распространение. Все значительнее влияют на ее общественную и литературную жизнь ссыльные. В 1864 году на сибирскую каторгу отправляют Н. Чернышевского. Почти двадцать лет (до 1883 г.) пробыл он здесь и пользовался большим авторитетом как у ссыльных, так и у демократически настроенной части сибирского населении.
Не отставала и разночинная молодежь. Пройдя школу революционной борьбы в столицах, она стала инициатором движения, получившего название «областничество». Влияние его лидеров – Г. Потанина и Н. Ядринцева – на местную общественную и литературную жизнь было очень велико. Сибирских писателей в программе областников привлекали прежде всего идеи бескорыстного и самоотверженного служения родному краю. Тем более что и вопрос о «сибирской литературе» решался «областниками» в тесной взаимосвязи с планами развития Сибири.
Литературу же «областники» рассматривали как одно из средств пробуждения высоких гражданских чувств и требовали от писателей служения интересам сибирского крестьянства, правдивого и честного изображения жизни, хотели видеть в мастерах слова людей, способных активизировать духовные интересы местной интеллигенции. В силу чего высокая идейность (и даже идеологизированность) становится визитной карточкой многих произведений сибирской литературы тех лет.
В 1860-е годы начался подлинный расцвет русской реалистической прозы. И. Тургенев, Л Толстой, Ф. Достоевский, И. Гончаров, М. Салтыков-Щедрин своим творчеством успешно доказывали громадные возможности «натуральной школы» в изображении современности.
И как нельзя лучше способствовала этому форма социально-политического романа, которую охотно использовали известные русские писатели. С большой остротой в их произведениях ставился вопрос об отживающем и нарождающемся типе общественного деятеля. Так называемым «лишним людям» противостояли «новые», иначе говоря, разночинцы, за которыми, были убеждены многие прозаики второй половины девятнадцатого столетия, будущее.
К проблемам подобного рода писатели сибирские относились с пониманием и сочувствием, но в бескрепостной и беспомещичьей Сибири актуальными они не были. Хотя в сибирской прозе и поэзии 1860-х годов тоже нетрудно найти отзвуки ожесточенной идейной борьбы, которая развернулась в то время в России в связи с зарождением народничества. Народники уповали на сельскую общину как на главное средство спасения от капитализма. Некоторые сибирские писатели эти взгляды разделяли. Так, Н. Ядринцев в книге «Русская община в тюрьме и ссылке» утверждал, что община – именно та социальная ячейка, которая приведет к коренному переустройству социально-экономической жизни России, в том числе и Сибири.
Пиком взлета общественно-политической мысли в Сибири стали 1870-е годы. Укрепились областнические тенденции, наиболее сильно отразившиеся во взглядах Г. Потанина и Н. Ядринцева.
Отцы сибирского областничества
Григорий Николаевич Потанин (1835 – 1920) родился в станице Ямышевской Семипалатинской губернии, в семье есаула Сибирского казачьего войска. После окончания в Омске Сибирского кадетского корпуса участвовал в присоединении к России Заилийского края и закладке укрепления Верный (нынешний Алма-Ата). В 1856 году возвращается в Омск, а в 1858-м, расставшись с военной службой, переезжает в Томск. Год спустя Г. Потанин поступает вольнослушателем в Петербургский университет. Окончить его не удалось. За участие в студенческих волнениях попал в Петропавловскую крепость, после чего был выслан обратно в Сибирь. Здесь начинается его научная и общественно-политическая деятельность.
В 1862 году Г. Потанин избран членом-сотрудником Российского географического общества. В 1864-м получил должность переводчика с татарского языка при омском генерал-губернаторе. Участвовал в экспедиции на озеро Зайсан. В конце того же года переехал в Томск, где служил секретарем Томского статистического Комитета при губернаторе, занимался крестьянскими и инородческими делами и преподавал естественную историю в мужской и женской гимназиях.
В 1865 году за прокламацию «Сибирским патриотам» Г. Потанин был помещен в Омский острог, а в 1868-м приговорен к лишению гражданских прав и пятнадцати годам каторжных работ с последующей пожизненной ссылкой. Царем Александром II срок каторги был сокращен до пяти лет. В 1871 году Г. Потанина досрочно освободили и направили на поселение в Вологодскую губернию. А в 1874 году после помилования Г. Потанин уехал в Петербург.
Начиная с 1876 года, Г. Потанин совершает ряд крупных путешествий: по Монголии, Китаю, Восточному Тибету, Внутренней Монголии, Большому Хингану… Путевые очерки и заметки публикует в российских журналах и газетах «Сибирь», «Восточное обозрение», «Сибирская газета», по материалам своих путешествий издает книги. Между путешествиями живет наездами в Петербурге, Красноярске, Иркутске, Барнауле, пока в 1902 году его постоянным местом жительства не становится город Томск.
Много времени и сил Г. Потанин отдает работе в Российском географическом обществе. В 1887 году он становится правителем дел Восточно-Сибирского отделения РГО, и в этом качестве осуществляет большую организаторскую и издательскую работу.
Г. Потанин ведет также огромную научную, культурную и общественную деятельность. В Томске его избирают председателем Совета общества попечения о начальном образовании. По инициативе Г. Потанина создается Томское литературно-драматическое общество, которое издает журналы «Молодая Сибирь» и «Сибирская новь», Высшие женские курсы. Организует Г. Потанин в Томске и ряд печатных изданий. Публикует в сибирской периодике много собственных материалов. Работает над книгой воспоминаний.
При всей этой многообразной деятельности, не оставляет он и поприще социально-политической борьбы. При активном его участии в 1905 был выработан «Проект основных положений Сибирского областного союза». Он же организует сбор средств в помощь ссыльным заключенным участникам Первой русской революции. Не обходят его стороной и события 1917 года. В октябре, на Первом сибирском областном съезде Г. Потанин был избран председателем его исполкома. А в декабре Чрезвычайный общесибирский областной съезд, решивший не признавать советскую власть, избрал Временный сибирский областной совет во главе с Г. Потаниным. Но 80-летний патриарх областнической идеи из-за преклонного возраста и болезней отказался.
В 1919 году партийные и государственные органы советской власти назначили Г. Потанину как выдающемуся путешественнику и ученому пожизненную пенсию, но жить ему оставалось уже недолго. Через полгода он скончался.
В его честь назван один из хребтов и самый крупный ледник Монгольского Алтая. В Новосибирске имя Г. Потанина носит одна из центральных улиц. А в Томске Григорию Николаевичу поставлен памятник.
Г. Потанин был не только выдающимся путешественником, крупным ученым-востоковедом, этнографом, фольклористом, политическим и общественным деятелем, но и писателем, оказавшим значительное влияние на начавшийся в 1860-х подъем литературной жизни в Сибири, в большой степени связанный с движением «областничества». Г. Потанин первым сформулировал понятие «областной писатель»: «Под названием областной писатель мы разумеем такого, который свой труд и свою жизнь всецело посвятил своей области и защите ее интересов и вне этой сферы значения не имеет или почти не имеет». Есть в этом определении не только обидная для писателя территориальная ограниченность. Таким образом Г. Потанин пытался противопоставить местную, в том числе сибирскую литературу общерусской.
Что касается непосредственно произведений Г. Потанина, то и тематически и жанрово они достаточно разнообразны, охватывают большой круг социальных, бытовых и нравственных проблем. Темпераментный публицист и очеркист, Г. Потанин пишет например о неразумной колонизации Сибири, от которой страдает коренное ее население, о тяжелом положении сибирского крестьянства и рабочего класса… Он также автор многих историко-публицистических работ, наиболее значительными из которых стали статьи «Областническая тенденция в Сибири» (1907) и «Нужды Сибири» (1908), подводившие итог размышлениям Г. Потанина о «сибирском патриотизме» (областничестве), намечали его развитие в послереволюционные годы. Превосходно, ярко, образно написанные, они были доступны для самого широкого круга читателей и являли собой пример художественной публицистики. Немало у Г. Потанина очерков о его путешествиях. В них удачно сочетаются объективное изображение края, где побывал автор, с публицистическими размышлениями, фольклорным наполнением (легенды, народные песни и т. п.). Обращался Г. Потанин и к художественной прозе, а также выступал в качестве литературного критика: писал рецензии на книги различного содержания, литературные обзоры с разбором произведений сибирских писателей (И. Федорова-Омулевского, И. Наумова, И. Кущевского, В. Короленко и др.).
На склоне лет, в 1913-м, Г. Потанин начал писать «Воспоминания», которые с 1914 по 1917 год регулярно печатала газета «Сибирская жизнь». В советское время они были опубликованы в «Литературном наследии Сибири» (тома 6, 7). Воспоминания охватывают фактически всю вторую половину XIX века. Их историческую и художественную ценность отмечал академик В. Обручев: «Кроме рассказа о жизни самого автора, быте и нравах казачьего войска и кадетского корпуса, о военных походах к Тянь-Шаню, поездке в Кульджу и жизни на Алтае, они содержат яркие характеристики многих лиц, с которыми Потанин встречался, как в тюрьме, на каторге и в ссылке, так и в последующие периоды своей общественной деятельности… Эти воспоминания ввиду ценности содержащихся в них описаний исторических фактов, живости и объективности событий и лиц можно считать большим вкладом в мемуарную литературу»16.
Г. Потанин вошел в историю общерусской и сибирской литературы и общественной мысли как выдающийся ученый, гуманист и просветитель, честно и искренне, верой и правдой служивший своей большой и малой родине при любых поворотах ее истории.
Верным другом и соратником Г. Потанина был еще один выдающийся общественный деятель Сибири – Н. Ядринцев.
Сегодня, пожалуй, далеко не каждый сможет ответить, кто он такой, но в последней четверти девятнадцатого века это был один из известнейших людей Сибири. Несмотря на то, что в печати Н. Ядринцев выступал под многочисленными псевдонимами, его авторство узнавали сразу по той смелости, искренности и прямоте, с которыми писал он о проблемах и нуждах своего многострадального края.
Николай Михайлович Ядринцев (1842 – 1894) – коренной сибиряк. Родился в Омске, в купеческой семье (мать его была из крепостных). В 1851 году семья переехала в Томск. Николай учился сначала в частном пансионе, потом в гимназии. Не окончив ее, уехал в столицу и поступил в 1860 году вольнослушателем на естественный факультет Петербургского университета. Здесь познакомился с Г. Потаниным и создал вместе с ним «сибирское землячество». Это сближение имело огромное значение для всей дальнейшей судьбы Н. Ядринцева. Как, впрочем, и его старшего друга.
С поступлением в университет началась и активная литературная деятельность Н. Ядринцева. Первые публикации появляются в петербургском сатирическом журнале «Искра». Журнал был органом революционных демократов, а сотрудничали с ним, в частности, такие сибирские писатели, как И. Федоров-Омулевский, Н. Наумов, С. Шашков, с которыми молодой публицист из Сибири быстро сошелся. В «Искре» Н. Ядринцев печатает серию фельетонов из сибирской жизни, где резко осуждает колониальную политику самодержавия, разоблачает алчность местных толстосумов, их невежество.
Творческий старт именно в таком сатирически-обличительном направлении для Н. Ядринцева не случаен. Этому способствовали особенности его литературного таланта. Кроме того, с юных лет запоем читая Герцена, Огарева, Чернышевского, Белинского, он близко к сердцу принял передовые идеи и общественные настроения своей эпохи.
В 1863 году Н. Ядринцев вернулся в Сибирь. Сначала жил в Омске. Работал домашним учителем и активно участвовал в литературной жизни города: выступал с обличающими самодержавие лекциями перед молодежью. Лекции вызывали негодование у властей, и Н. Ядринцев вынужден был в 1864 году перебраться в Томск, где жил в это время его друг Г. Потанин.
Возвращение в Сибирь явилось началом нового периода публицистической деятельности Н. Ядринцева. В омских и томских газетах он печатает статьи о состоянии общественной жизни Сибири, ратуя за всестороннее развитие края, распространение просвещения, создание полноценной печати и журналистики.
Вместе с тем, Н. Ядринцев не замыкался только на сугубо внутренних проблемах региона. Рассматривая сибирскую действительность в исторической перспективе, публицист осмысливал ее в контексте глобальных взаимосвязей. По его разумению, в силу географического положения и этнического состава населения Сибирь стала ареной встречи двух цивилизаций – европейской и азиатской. А результатом такого сближения должно быть взаимопонимание и братство между народами. Так что Н. Ядринцев не пытался обособить и выделить Сибирь из общего мирового процесса, как его вместе с Г. Потаниным нередко обвиняли, а, наоборот, стремился четко обозначить ее место в этом процессе. Беда, однако, в том, обращал внимание Н. Ядринцев в своих публицистических выступлениях, что развитию Сибири очень мешает отношение к ней как к отсталой колонии, лишенной политической и общественной жизни.
Это мнение в отношении российских окраин явно не совпадало с официальным и вызывало у властей негативную реакцию. Ну, а общественная деятельность, которую Н. Ядринцев вместе с Г. Потаниным вели в Томске (устраивали чтения нелегальной литературы на тайных собраниях передовой томской молодежи, организовывали сбор средств в пользу ссыльных и т. п.) только усиливало ее и усугубляла их положение. Как следствие новый арест друзей-единомышленников в мае 1865 года по обвинению в попытке создания независимой Сибири, после которого Н. Ядринцева отправляют сначала в омскую каторжную тюрьму, а в 1868 году высылают в город Шенкурск Архангельской губернии.
Но и здесь творческая деятельность Н. Ядринцева не угасает. Он продолжает много думать и писать о Сибири. Активно сотрудничает с «Камско-Волжской газетой», журналом «Дело». Публикует ряд статей о заключенных в сибирской каторге и ссылке, которые легли в основу его книги «Русская община в тюрьме и ссылке» (1872).
Книга эта стала выдающимся научным, историческим исследованием русского тюремного быта. Главной же своей задачей при освещении сибирской каторги и ссылки Н. Ядринцев, отстаивая принципы глубоко правдивого (пусть подчас и нелицеприятного) изображения Сибири, считал разрушение в сознании читателей традиционного представления о ней лишь как о крае снегов, морозов и острогов.
За образец Н. Ядринцев взял книгу «Записки из Мертвого дома» Ф. Достоевского, последователем которого, собратом по духу и судьбе он себя считал. И вполне правомерно. Попав в омскую каторжную тюрьму, Н. Ядринцев оказался, по существу, в тех же условиях, что и Федор Михайлович, томившийся здесь за полтора десятка лет до него. Трагическая участь гениального писателя не раз ассоциировалась Н. Ядринцевым с собственной судьбой и тюремными впечатлениями. Впрочем, обе книги роднит не только автобиографизм, но и гуманистическая позиция их создателей, изображение острожного мира как мира безысходного горя и страданий.
И не случайно книга «Русская община в тюрьме и ссылке» привлекла пристальное внимание Л. Толстого, став для него одним из важных источников при работе над романом «Воскресение».
«Русская община в тюрьме и ссылке», однако, – произведение не только научное, но и художественно-публицистическое, в котором ярко проявился самобытный литературный талант Н. Ядринцева, заключавшийся в органичном сочетании научности и художественности, глубокого анализа жизненных явлений и поэтической образности.
В 1874 году Н. Ядринцев был освобожден и уехал в Петербург, где взялся за новую большую работу, посвященную родному краю – книгу «Сибирь как колония». Она увидела свет в Петербурге в 1882 году и представляла собой, по словам автора, «обозрение всех главнейших местных общественных вопросов». И действительно, книга охватывала самый широкий круг проблем Сибири, касавшихся и ее народонаселения, и ссылки, и природных богатств, и культуры с образованием. И административного управления… Приуроченная к 300-летию присоединения Сибири к России, она в какой-то мере носила итоговый характер. Н. Ядринцев справедливо полагал, что такая книга нужна будет не только сибирякам, но и всей России.
Много внимания в книге «Сибирь как колония» уделено проблеме так называемого «областного типа» русской народности на Востоке или, в современном нашем понимании, «сибирского характера», о котором и по сей день ведутся споры как о чем-то очень самобытном и неповторимом. Связана с нею и другая, не менее животрепещущая – проблема взаимоотношений русского населения Сибири с ее аборигенами.
