Санта на велосипеде или сезон охоты на степного волка

Глядя в обезвреженный потускневший экран, он сначала подумал, что все это компьютерное зло не так уж и всесильно. Один щелчок рубильника и вот уже оно исчезло. Нет, словно и не бывало. Даже труп злодея хоронить не надо. Но что-то подсказывало:

" Все не так просто! И ты еще на этот сайт непременно вернешься…"

Глава 3

Вечером, проводя занятие, Стас чуть было не сорвался и не накричал на ученика. Взбесило, что пройденный и вроде бы разжеванный материал опять пришлось объяснять с чистого листа. И ведь, казалось, что парень подает надежды! Сколько раз он зарекался сдерживаться. Во-первых, родители платили за обучение своих чад немалые для их семейного бюджета деньги. Во-вторых, при нынешней системе образования, учеников сложно было винить. (Тех, кто проявлял явный пофигизм, либо гонор, Стас в обучение не брал.) А, главное, если парень что-то упорно не понимал, значит, не очень доходчиво объяснили. И все-таки, несмотря на доводы разума, иногда что-то иррациональное гневное изнутри прорывалось.

" Может та самая волчья натура? Вернее ее рудименты…"

Когда вернулась с работы супруга, в роли двоечника оказался уже он сам. Отвлекшись утром на Санту, забыл сделать часть нужных покупок, за что и получил нагоняй. Упрек принял со смирением. А лет тридцать назад, во времена первого брака, слово за слово, и точно бы дошло до скандала. Но теперь Стас стал куда покладистее и мудрее. Научился смирять гордыню. Хотя, вполне возможно, она за ненадобностью просто атрофировалась с годами. Для семейной жизни это в целом оказалось полезно. Однако, иногда возникала тревога. Мир этот был как-то странно устроен. Уступчивость, вместо благодарности, могла вызвать пренебрежение, а порой даже ненависть. Особенно это было характерно для женской психики. А потерять свою, с трудом отвоеванную, территорию счастья Стас очень боялся.

По утрам, по сложившейся традиции, он провожал супругу до метро. А в этот раз даже доехал с ней вместе до центра. Книжный еще был закрыт, и он отправился гулять по своему любимому Замоскворечью. Район еще хранил уютное очарование старого города. Солнце, игравшее на куполах церквушек, напоминало о купеческой и патриархальной Москве Златоглавой. А над вывесками многочисленных ресторанчиков и кафе витали романтические призраки Парижа. Когда-то Стас часами мог гулять по этим улочкам, погружаясь в странное, близкое к легкому опьянению состояние, подолгу с бокалом пива сидеть на летней веранде кафе, смотреть на гулявшую публику и чувствовать, как твое собственно "Я" растворяется в вечной душе города. Перед выходом на пенсию, мечтал, что каждую неделю будет устраивать себе маленький праздник. Однако, не сложилось. Все время что-то мешало. И вот, наконец, вырвался, но магия общения с городом как-то сильно потускнела. Все было, как раньше, но сам стал уже не тот. Портал оказался закрытым и вдохновение от прогулки не приходило.

Решив прибегнуть к испытанному средству, Стас завернул, в только что открывшееся кафе. Цены в меню откровенно кусались. В итоге, выбрал себе круассан и эспрессо.

-Двойной эспрессо? – поинтересовался бармен.

– Да нет, давайте одинарный, – ответил Стас и вскоре понял свою ошибку. Количество напитка в чашке походило на мелкий плевок кофе-машины. Круассан, правда, оказался свежим и вкусным, но с куском булки (пусть даже французской) романтические посиделки не особо устроишь. И вскоре, налегая на трость, он снова шел по улице, возвращаясь к открытию книжного магазина.

Книги были его страстью, на которую улетало немало денег. В прошлой семейной жизни это приводило к скандалам. Но теперь на увлечение мужа жена смотрела сквозь пальцы, так как сама испытывала страсть к приобретению милых симпатичных, но не особо нужных, вещичек. Проблема теперь была в другом: Где расставлять добычу от книжной охоты? И еще угнетала мысль, что большую часть приобретений он вряд ли когда-нибудь откроет. Но сейчас, оказавшись в хорошо знакомом зале, Стас снова почувствовал охотничий азарт. Однако, тут же взял себя в руки и отправился искать стеллаж 440. Когда же выяснилось, что никакой зарубежной литературы по данному номеру нет, он от души себя выругал:

" Ты, правда, подумал, что этот Санта знает твой любимый книжный? Так скоро и в Снегурочку с Бабой Ягой поверишь!"

Где можно найти "Степного волка" в мягком переплете, Стас узнал у продавца консультанта. Вскоре он уже покидал магазин с добычей. Заодно, не удержавшись, прихватил из той же дешевой серии Эриха Фромма.

Читать начал еще в метро. По прошествии нескольких десятилетий Степной волк возвращался к нему уже в другом обличии. Многое воспринималось куда критичнее, особенно реабилитация хищной составляющей в человеке. Заигрывание с внутренним волком он теперь счел занятием предосудительным и даже опасным. Еще многое, например, кокетливо поданная тема самоубийства, вызывало отторжение . Но все же, чувствовалось, что сам автор выше и мудрее своего героя. И трагические ноты его мечущейся души находили в немолодом растерявшем романтические иллюзии читателе отклик:

"Человек не есть что-то застывшее и неизменное …а скорее некая попытка, некий переход, узкий опасный мостик между природой и духом. К духу, к Богу влечет его сокровенное призвание, назад к матери- природе глубиннейшая тоска. Межу этими двумя силами в страхе и трепете колеблется его жизнь…"

Вернувшись домой, Стас заставил себя оторвать от книги. Около часа делал гимнастику. Потом разогрел в микроволновке , что супруга оставила на обед. Почистил и залил водой картошку на ужин. Подмел кухню, и только закончив мелкие текущие дела, позволил себе снова взяться за Степного волка. Однако, вскоре, закрыл книгу и сел за компьютер.

На сайте с прошлого раза произошли изменения. В правой части по прежнему улыбался Санта, а вот в левой, вместо волчьего оскала на него теперь глядели ружейные дула. Страница внизу сначала тоже была пустой, но вскоре на ней стала проступать надпись:

Ну вот, ты опять с нами, дружок!

Считай, что капкан захлопнут. Но волчью шкуру с тебя снимать пока не будем. Поначалу пообщаемся, как интеллигентные люди…

Глава 4

Стас опять было потянулся к сетевой вилке. Этот заход на сайт наверняка стал бы последним, но тут Санта, словно что-то почувствовав, изменил тон:

Да ты не обижайся, старик! Шуток что ли не понимаешь? Ты в нашем Магическом театре всегда желанный гость. А сегодня у нас литературный конкурс, и тема тебя, наверняка, заинтересует:

" Степной волк, как тупиковый продукт эволюции. Или роль советской интеллигенции в судьбе (развале) страны."

Почитай наших финалистов. Уверен, тебе понравится.

Финалистов оказалось двое. Один публиковался, как товарищ Швондер, другой под псевдонимом профессор Преображенский. К статьям прилагались портреты с лицами актеров известного фильма. Картинки казались живыми. Профессор высокомерно хмурился, а в глазах председателя домкома горел огонек революционного фанатизма. С него Стас и начал. В последние годы, размышляя о том " что случилось с Родиной и с нами" он все чаще формулировал неприятные вопросы "прослойке", к которой и сам до недавнего времени причислялся. Почему-то, казалось, что в лице товарища Швондера найдет единомышленника. И он не ошибся. Интеллигенцию председатель домкома клеймил со всей пролетарской прямотой и принципиальностью. Однако, природным пролетарием сам, судя по всему, не являлся, и материал излагал хорошим литературным языком, применяя диалектику и творчески переработанный марксистский метод

По его утверждению, в семидесятые годы интеллигенция начала осознавать себя общественно политическим классом со своими, отличными от остального населения, интересами. Память тут же перенесла Стаса на указанные временные рубежи. Сначала вспомнились разговоры на кухне в компаниях родителей, потом уже собственный опыт, и, наконец первая работа по институтскому распределению. Некое чувство своей особенности, маркеры, свой чужой в те годы действительно формировались. Тогда он еще не мог четко сформулировать, что происходит. Вроде бы пережитки классовой вражды давно изжиты. А вот, оказалось, нет! Рано было еще трубить в фанфары! Видимо, потребность делить мир на своих и чужих, лежала где-то в темных глубинах психики человека. Ценой больших жертв и потрясений материальную основу из-под этой потребности выбили. Но оказалось, что далеко не все определяется материальной основой. Отлежавшись где-то в тайных берлогах, зверюга выползла наружу, уже с новыми лозунгами и в новом обличие.

А товарищ Швондер, тем временем, продолжал развивать тему. Осознав себя классом, и решив, что занимаемое ей место не соответствует достоинствам, интеллигенция начала классовую борьбу. Система тогда еще казалась незыблемой, как гранитная скала. Но, как известно, вода камень точит. Дай только ей время, и оставь хотя бы маленькую щелку. И этой щелью, а потом уже и дырой, оказалась культура.

Важность этой сферы власть придержавшие всегда осознавали. Недаром, советское государство, особенно на ранних этапах, вкладывалось в развитие нового рабочее крестьянского искусства. Вроде бы и успехи наблюдались, но, со временем, начала проявляться странная метаморфоза. Потомки рабочих и крестьян, получив гуманитарное образование, постепенно становились в оппозицию вырастившей их власти. С технарями все происходило не так явно, но массовое сознание все-таки формируют гуманитарии. Наверное поэтому, товарищ Швондер, их так искренне ненавидел и клеймил, обвиняя в постигших страну бедах.

Оторвавшись от статьи, Стас начал вспоминать, как сквозь кордоны железного занавеса и цензуры просачивались произведения, казавшиеся тогда глотком свежего воздуха и свободы. Тот же "Стеной волк" пришелся очень кстати. То, что произведение неоднозначное, со сплетением разных противоречивых смыслов, Стас начал осознавать только сейчас, перечитывая заново. Тогда же, по молодости, вычленил только легализацию "волчьей составляющей", свободной от всех моральных кодексов и правил. Вспоминал, как оберегал и лелеял в себе этого внутреннего волка. Не замечая, что вокруг вылезают из нор звери куда страшнее: Скалиться, пока что из тени, звериная пасть капитализма. Поднимает голову криминал. И готовы уже сорваться с цепи кровожадные волки национальных конфликтов…

Сохранив и скинув себе в хранилище ссылку, Стас закрыл статью и решил почитать, что скажет по тому же поводу профессор Преображенский. И тут же с удивлением обнаружил, что господин профессор почти слово в слово пишет то же самое. Только вот знаки ставит противоположные. То, что интеллигенция осознала себя антагонистическим классом – это правильно и хорошо. Система этот новый и прогрессивный класс обижала и сдерживала. Платили куда меньше, чем остальным, в партию принимали по квоте, морально старались унизить. Тут в тему пришелся и небезызвестный Васисуалий Лоханкин, и целую подборку Ленинских цитат господин профессор любезно предоставлял. Так что, борьбу за новое более достойное место Преображенский благословил. Правда, то, чем эта борьба закончилась, похвалить не мог. Слишком уж вопиющими для страны были последствия. Он даже формулировку вывел о недопустимости классового эгоизма, что, борясь за свои права, необходимо учитывать, как скажется это на стране в целом. Правда, обвинять интеллигенцию в разрушении страны, экономики, человеческих душ, профессор не собирался. Что случилось, то и случилось! Теперь надо о будущем думать…

Прервав чтение, Стас попытался осознать, на чьей стороне он сам. И в рассуждениях Швондера и у профессора была своя правда. Выбор между ними был сложен, и Стас прибег к проверенному средству, решил почитать, что люди в комментариях пишут. Но после просмотра первых же отзывов, его словно облили помойкой. Написано было в лучших традициях интернетного хамства.

" А, как там, у товарища Швондера с народной любовью?" – подумал Стас. Но и в комментариях к статье председателя домкома, обнаружил тот же хамский тон и нападки на автора. Причем, писал обоим финалистам один и тот же персонаж, представлявшийся, как Шариков.

Глава 5

Оторвавшись от компьютера, Стас нервно расхаживал по комнате. Диалог двух, вроде бы непримиримых оппонентов, предстал уже в другом виде. Ломая копья в благородном словесном поединке, они все-таки были представителями одного сословия. А ведь была еще третья сила, агрессивная хамская тупая. Впрочем, вопрос о тупости оставался открытым. Свое, пусть и специфическое видение мира, у этого Шарикова присутствовало, и он готов был за него сражаться. Главной составляющей тут стала ненависть к обоим умникам, невзирая на их позиции и политические пристрастья. Возможность для дискуссии, тем более, компромисса не предусматривалась.

Память, снова перенесла Стаса в прошлое, в такой же весенний месяц, только много лет назад. Время было предперестороечное. Неуловимые признаки грозы уже витали, но всерьез каких-то радикальных перемен никто не ждал. Больше боялись, что новый генсек начнет закручивать гайки. Он их закручивал, но к той истории это отношения не имело.

Как-то вечером, накануне первомайских праздников Стас ехал на посиделки к институтскому приятелю, проживавшему в ту пору на одной из окраин Москвы у своей очередной подруги. Райончик, надо заметить, был не из благополучных. Унылые шеренги пятиэтажек чередовались с чахлой городской растительностью. По вечерам на лавочках у подъездов группировались "местные". В темноте мигали огоньки сигарет, звенело о стакан горло бутыли, неторопливо звучала матерная брань. Такие сборища лучше было обходить, а, если уж идешь мимо, то быстро и не оглядываясь. Впрочем, в те времена это казалось привычным. И рядом с серо-убогим агрессивным миром существовал другой. Где жизнь была раскрашена поисками смысла, слово "потребитель" считалось обидным, у костров на лесных полянах щипали душу бардовские вирши, а очередь на премьеру знакового фильма могла выстроиться длиннее, чем в винный.

Вот и тогда, отправляясь в гости, Стас предвкушал задушевную беседу о высоких материях под хорошую выпивку и закуску. Метро до пункта назначения в те годы еще не протянули, и ехать наземным транспорте предстояло около получаса. День был пасмурный, проплывавший мимо городской пейзаж выглядел уныло, но перспектива весело провести вечер в хорошей компании согревала душу. В руках Стас держал пакет, где рядом с зачитанным сборником фантастки болталась взятая с боем бутылка "Андроповки". Народу в салоне было традиционно много. Кто-то выходил по дороге, но большинство ехало туда же, куда и он. То, что это обитатели неблагополучно-унылого района, чувствовалось как по одежде, так и по лицам. И вдруг на одной из остановок появился персонаж откровенно инородный. Невысокий сухощавый уже немолодой мужчина был одет просто, но со вкусом. Обладал спортивным телосложением и, возможно, принадлежал к старой гвардии походников и альпинистов. На гладко выбритом лице читалась, как минимум, кандидатская степень. А в руках, с головой выдавая чужака, незнакомец держал большой кожаный портфель.

Бить морду за несоответствующий вид в те времена уже не особо практиковалось. Но этот, на свою беду, начал громко говорить. Сразу стало понятно, что товарищ выпил, но при этом ведет себя нетрадиционно. Вместо осоловевшего довольства или угрюмой злобы, чудака прямо распирало от любви к людям. И ему явно хотелось этим светлым чувством поделиться. Осмотревшись, он выбрал в жертвы компанию миловидных скоромно одетых девушек. Разговор начал непринужденно, с какой-то интеллигентской развязностью. Вогнал девиц в краску, рассказав, что они очень красивы. А закончил радостный монолог фразой о том, какая вокруг замечательная жизнь. Вот этого ему уже спустить не могли!

– Рот закрой! Говоришь много! – злобно изрек стоявший по соседству мужик в сером под цвет городских улиц пальто. Девушки тут же перестали улыбаться и испуганно потупили в пол взгляд. Но залетный интеллигент видимо был неробкого десятка. Обернувшись к оппоненту, он спокойно, без смешанной со страхом злобы, поинтересовался:

– А я вам сильно помешал?

Мужик в сером осекся, не зная, что и ответить. Но у него тут же нашлись союзники. Стоявший чуть в стороне толстопузый гражданин, уставившись на чужака маленькими свинячьими глазки, сначала угрожающе засопел, а потом изрек:

– Смотри у меня, договоришься!

– А что, будет? – все также спокойно отреагировал интеллигент.

– Портфельчик могут отнять! – поле некоторой паузы, злобно пробурчал толстяк. Ответ последовал совершенно неожиданный:

– Забирай! – произнес возмутитель спокойствия, и с улыбкой протянул свою ручную поклажу. После такой нестандартной реакции повисло молчание. Непонятно, чем бы все кончилось, но, на счастье, автобус подъехал к остановке. Сторонник концепции "жизнь прекрасна" все-таки понял, что надо ретироваться. Да и отдавать портфель, наверное, стало жалко. В любом случае, он принял правильное решение. Однако, на этом его злоключения не завершились. Выходивший следом, похожий на не опохмелившуюся гориллу здоровенный мужик отвесил ему от всей души подзатыльник. Что было дальше, Стас не видел. Двери закрылись, автобус уехал.

Конфликты в транспорте, очередях, пивнушках в те годы были делом обычным. В некоторых Стас даже принимал участие. Но тогда в автобусе он стоял потрясенный, слушая, как толстопузый и мужик в сером пальто, рассуждают, что таких гадов давить надо. И ведь они, скорее всего, в первый раз видели друг друга. А выступить единым фронтом подтолкнуло некое ощущение общности. И только сейчас, Стас начал понимать, что это и была классовая ненависть!

А ведь классов, во всяком случае, антагонистических, тогда уже не было и в помине. По отношению к средствам производства все были в одинаковом положении ( что относились к ним не слишком бережно, другая тема). В цепочке распределения общественного продукта тоже стояли где-то рядом (номенклатура и подпольные миллионеры в автобусах не ездили).То есть, материальные причины для неприязни отсутствовали. А она продолжала существовать!

Тот случай, пожалуй, был наиболее ярким. Однако, сталкиваться с подобным приходилось часто. Когда Стаса, еще "зеленого" молодого специалиста, направили курировать изготовление опытной партии приборов на завод, классовой вражды нахлебался по горло. Но действие, как известно, рождает противодействие. Интеллигенция, осознав себя больше чем прослойкой, начала дрейфовать с породившей ее почвы. Никто уже не хотел вспоминать, что их деды и бабушки вышли из рабоче-крестьянской среды, и только благодаря советской власти путевку в образованный мир получили. Кто-то начал искать свои дворянские корни, кто-то другие идеологические зацепки. Многим вдруг захотелось не идти единым строем, а приподняться над серой толпой. Приподнявшись же гордо взглянуть вниз, а может даже и плюнуть…