Тартарары

– Лишь бы на пользу, как говорится, лишь бы ребёнок не плакал. – Головакин поощрил мыслительный отдых Аркаши компанейским подзатыльничком. – А вот у нас от Семёна Семёныча пользы явно никакой. Посмотрите-ка на него – разве это состояние анабиоза достойно прозываться человеком?

Семён Семёныч несомненно соображал, насколько непотребен его внешний вид, но почему-то решил презреть все тяготы стыдливости.

– Что такое? – угрюмо зыркнул он на Головакина.

– Валяешься подобно неприкрытому куску дерьма. Другой бы кто постеснялся.

– Я перед кем угодно могу в неглиже присутствовать, поскольку я имею характер независимый! – одышливо выкобениваясь сообщил Семён Семёныч. – Я и перед Верховным Главнокомандующим на параде в пьяном виде без штанов маршировал, и мною все были довольны, между прочим!..

– Как же это ты в столь вопиющем состоянии воинскую честь отдавал?..

– В армии не честь отдают, а выполняют воинское приветствие. Честь только пьяная девка в кустах отдаёт, потому на неё воинский устав и не распространяется. А я себя ценю именно как носителя высших знаний, касающихся оборонительного характера, и никогда себя врагу в обиду не давал. Для меня начальник – это тот, кто способен начальствовать в моих интересах и интересах государственности, отправляя всё личное побоку. Я когда правду-матку рублю – вся нечисть вокруг присаживается на бутылку. Если бы я жил в сверхразвитом обществе, то занял бы министерскую должность и трудился всем на благо. Но так как судьба закинула в это дерьмо, то приходится регулярно разъяснять простые космические законы, понятные на генетическом уровне даже для животных. Да ещё приходится выслушивать всякие россказни да воспоминания от всяких быдлорашенцев, как они страну просирали. Ничего, я вот скоро отправлюсь в райские кущи, и забуду про всех вас, как про кошмарный сон.

– Чего это ты вдруг в райские кущи отправишься? – хмуро справился Головакин.

– Потому что у меня 70% гангрены в организме накоплено, и они не прекращают мучительных страданий не на единый миг. А разве подобные страдания не сотворят святошу из любого заурядного грешника?.. Да сотворят!.. Вам же не понять, как мне больно и отчаянно жутко, вы всего лишь пресловутые эгоисты. Ещё и сплю плохо вдобавок ко всему. Не высыпаюсь.

– Ты не один такой, мы тут все не высыпаемся, тут тупо кровати не правильные. – сочувственно забормотал Толик, для наглядности подпрыгнув костистым задком пару раз на собственной кровати. – Кровать должна быть ровной и однородной: желательно жёсткой, можно чуть мягче. Я дома измучился спать на раскладном диване, у которого одна часть жёсткая, а другая часть мягкая. Просто вот спишь и не понимаешь: почему тут должно быть мягко, а тут жёстко, и какие цели преследовали конструкторы дивана?.. А очень скоро спина разболелась – хоть вой. Я скоро плюнул и тупо начал спать на полу, даже несмотря на сквозняки. На полу у меня получалось иногда высыпаться за шесть или семь часов сна, и ничего не болело, спина стала как новенькая. Ты попробуй, ляг на пол.

– Попробую. – с неожиданной лёгкостью Семён Семёныч сполз с кровати на пол, пребывая в той же самой срамновато-вальяжной позе.

– Ну как? – спросил Головакин.

– Разберусь. Пока привыкаю.

– А я вот с детских лет не имел возможности хорошенько выспаться. – пожаловался Аркаша, несколько ревниво наблюдая, как всё внимание приятелей приковано к малоумию Семёна Семёныча. – Хочу проснуться вовремя – где-то в семь утра, а мамка будит в шесть: вставай надо смотреть за младшим братом!.. Иду спать рано – допустим в восемь вечера, а мамка кричит: не спи пока, надо присмотреть за братом!.. Я говорю: мама, я хочу поспать. Она мне: я тоже хочу, но я устала смотреть, так что теперь ты смотри!.. И вот так год за годом, всё детство, утром и вечером я смотрю за младшим братом, чтоб с ним чего не случилось. И вот восемь лет прошло, я наконец-то с чистой совестью иду спать рано – допустим, часов в шесть с четвертью, или даже в половине седьмого, не важно – и угадайте что от меня требует мамка?.. Мне уже не надо следить за братом, но зато надо следить за сестрой, потому что у меня сестра родилась!!

– Вот тебе раз!! – гоготнул Семён Семёныч.

– Вляпался. – посочувствовал Головакин.

– Так пускай бы теперь младший брат за сестрой следил, если он вырос. – попробовал придумать выход из положения Евпсихий Алексеевич.

– Нет, брат хитрый оказался, брат помер. – вздохнул Аркаша. –Тромбофлебиты подвели.

– Мда. – озадачился Евпсихий Алексеевич.

«Со мной-то что? вы про меня не забыли, Евпсихий Алексеевич? – с размашистой тревогой застучался голос Анны Ильиничны, вынуждая Евпсихия Алексеевича невольно и аффектировано дёрнуть головой. – Мне так тяжело смотреть на этих спившихся людей, так неприятно видеть, что они не осознают всей глубины своего падения, и даже отчасти хвастаются пьяными подвигами, с параноидальной тщательностью готовы о них рассказывать. А ещё у этих людей имеются отцы с матерями – им-то каково взирать на печальные судьбы отпрысков?.. Представляете, Евпсихий Алексеевич, а ведь и я могла бы матерью быть, и родить вот этакого пьянчужку – и какого бы мне было?..»

Евпсихий Алексеевич учительской походкой прошёлся по палате, вынуждая компанию больных внимательно за ним следить.

– Разумеется, нельзя предвидеть все каверзы, которые нам уготовила жизнь. – Евпсихий Алексеевич попробовал сделать лирическое отступление, прежде чем обрушиться с допросом на Головакина. – Мы можем и на свет появиться, не догадываясь о наследственных болячках или фамильных тайнах, готовых в любой момент раскрыться и задать жару. У кого-то с рождения и кровь слишком жидкая, и недостаток внимательности, чтоб изучать в школе классику, историю, риторику, да и простую общечеловеческую вежливость… Но нельзя совсем сбрасывать со счётов и собственную вину за непутёвый образ жизни. Если понимаешь, что в пьяном состоянии готов весь мир в бараний рог скрутить – то зачем пьёшь?.. Если созидательная сторона универсума вызывает не уважение, а раздражение – то каковы истоки этой неблагоразумности?.. Вы вот, Головакин, зачем напиваетесь до беспамятства?

– Евпсихий Алексеевич, не морализируйте, вам это не идёт. Вы здесь и сами пребываете не за трудовые подвиги. – усмехнулся Головакин. – Или не таитесь, расскажите нам про истинную цель вашего пребывания.

– Ну… – Евпсихий Алексеевич решил уклониться от объяснений, каким способом он проник в это странное заведение. Да к тому же и сутуловатый субъект наговорил в коридоре много такого, что настораживало Евпсихия Алексеевича и выставляло обратный выход из Тартарары в свете неопределённом.

– У меня несдержанность в организме и распыление морали с подросткового возраста начались, с полового созревания, можно сказать. – настороженно и с неохотой заговорил Головакин. – С огромного внутреннего неудовлетворения, которое надо было чем-нибудь подзаткнуть, а уж лучше алкоголя для этой цели ничего нету.

– Да-да-да… – согласно закивали обитатели палаты.

– Думаете, очень приятно, когда девки от тебя носы воротят?.. Хроменький, дескать, уродец!! Хочешь с ними подружиться, посидеть да поболтать, может быть даже без всякой задней мысли, а они хихикают обидно, за нормального человека тебя не считают. Любая дворовая шлёндра от меня нос воротила: дескать, с тобой и под ручку не прогуляться, ты на ровном месте спотыкаешься!..

– И Анна Ильинична нос воротила? – прищурился Евпсихий Алексеевич.

– Какая ещё Анна Ильинична? Кто такая?..

– Анна Ильинична Зарницкая. Вы и ваши приятели её на дачу увезли однажды, четверть века назад, а она с этой дачи бесследно исчезла. Разве не помните?

– А как же!! Помню Анечку!! Анечка – ещё та была красотка с закидонами!.. Разве можно тот день на даче позабыть – неприятностей после него было с вагон и маленькую тележку – хотя здорово мы тогда напились и мало чего соображали, и разумеется не сразу сообразили, что ситуация сложилась бедственная. Вы, Евпсихий Алексеевич, про дачу откуда знаете?

– Да знаю. В газетах читал, да вот вспомнил сейчас вдруг.

– Вы вот вспомнили сейчас, а я долгое время позабыть не мог. Мне эта девка пропащая, можно сказать, всю жизнь наизнанку выворотила. Я ведь, до того случая, и спичек не брал в руки без нужды, а тут мозги своротило напрочь: не могу на любой произвольный предмет смотреть без того, чтоб не начать соображать, как его лучше сжечь!.. Такие-то вот дела, Евпсихий Алексеевич.

– А причём здесь девушка?

– Да и причём и не причём – нельзя ведь предвидеть и разработать в нужном направлении ту душевную сутолоку, от которой начнёшь мучиться всю жизнь. К тому же, это одни люди будут мучиться, поскольку слабохарактерные или что-то вроде того, а другие начнут очень даже наслаждаться. Мы ведь там, на даче, не только шашлыки жарили, а ещё и костерок разожгли – для тепла и романтического настроения. Пламя огня никого из людей равнодушным не оставляет – это уж закон природы такой, а я вам ответственно заявляю, что по этому же закону природы запросто можно и с ума свихнуться. Я вот тогда, на даче, смотрел и смотрел на костерок, смотрел, как Анечка в него дровишки подкидывает и палочкой в угольках шебуршит, чтоб ярче пылало, и в душе у меня что-то захолонуло: чую, что в сознании, близком к предсмертному страху, у меня что-то подымается жёсткое и непримиримое, что-то до приятнейшего омерзения спесивое, и оно хочет иметь свой клочок власти, да ещё такой власти, чтоб всю силу выказывала образом самым неожиданным и мгновенным. У меня с того дня страсть к пожарам выявилась. Я ведь очень быстро за поджигателя прослыл, и не без основания: чего только не горело в городе с моей лёгкой руки!.. Так ведь, Евпсихий Алексеевич, и от этого своя польза вышла: в детских заведениях, опасаясь пожаров, принялись поролон с антипиреном закупать, который не поддерживает горение; раньше сплошь и рядом обычный поролон применяли в матрасах, а пенополиуретан без антипиренов горит как порох и выделяет фосген, что для детишек крайне опасно. Можно сказать, я пользу принёс городу.

– Можно сказать про город всё что угодно, но вот если забыть про город, а на ту самую дачу вернуться, и придраться к вашим же словам, что «Анечка всю жизнь наизнанку выворотила»… Что вы имели в виду?.. – напряг всё внимание Евпсихий Алексеевич. – Не принялись ли вы тогда, под хлопотливые чары пламени, ухаживать за Аней Зарницкой, а она ваших ухаживаний не приняла, а возможно, что и оскорбила ненароком? Ведь могло такое быть?.. Могло. А могло ли такое быть, что вы осерчали, схватили там какую-нибудь палку или головёшку – не знаю, что там в руки могло попасться – да и убили вдруг Анечку?..

– Я?? – искренне развеселился Головакин.

– Вы, Головакин, вы. Я же не обвиняю, я просто спрашиваю.

Аркаша с Толиком неприятно зашушукались, а Семён Семёныч заелозил на полу, собираясь приподняться и предпринять действие, очень важное для него в эту минуту.

– Да ведь он эту девку убил – Танечку! – неожиданно заревел Стёпа хриплым сопатым дискантом, выставляя околышек указательного пальца в сторону Головакина, а заодно удивляя общество интересным цветом лица, как бы сохранившим отпечаток чей-то оплеухи. – Я с Танечкой в школе учился, за одной партой сидели. Она, бедненькая, всё прижималась ко мне на переменках, так что из-за парты неловко было выйти, потому что страшно ей было: убьёт меня, говорит, этот алкаш Головакин!.. Вот он и убил.

– Какую ещё Танечку? Что ты несёшь?

– Танечку. Одноклассницу мою.

«Вроде бы и околесицу несёт очередной недолеченный хмырь, но надо Танечку запомнить и разобраться как-нибудь потом.» – подумалось Евпсихию Алексеевичу.

«Я уже запомнила, Евпсихий Алексеевич, не переживайте.» – сообщил голос Анны Ильиничны.

– Это вот у нас Стёпа, полюбуйтесь на него. – Головакин представил хмыря, нисколько не смущаясь его голословными обвинениями, и даже ласково брюзжа. – Я про твою Танечку и знать ничего не знаю, тем более мне не было смысла её убивать.

– Как же это не было?? Ты домогался её и замуж хотел взять, а она в никакую. Вот припомни-ка, не она ли говорила тебе, что свадьбы – это досадный анахронизм?.. Говорила, можешь не отпираться. А как ты себя вёл в ответ, что ты ей отвечал?.. «Нет-нет!» – ты ей отвечал, залезая под юбку. «Мне лучше знать!» – ты ей свадебное колечко подпихивал. Вот в запальчивости и убил. Я это сразу понял, когда про Танечкину гибель услышал, только никому не сказал. А теперь молчать не намерен, теперь я при свидетелях заявляю: ты убил Танечку! теперь на тебе грех несмываемый!..

– Что за чушь ты несёшь! свадьбы, танечки, убийства!.. – немного рассерженно засмеялся Головакин. – Вот полюбуйтесь на него, Евпсихий Алексеевич, это Стёпа, и он у нас принципиальный противник свадеб, у него целая философия на этот счёт есть… Правда, Стёпа?

– Да пускай будет хоть философия, хоть что, а Танечку убил ты! – изливался Стёпа, словно колотил оппонента наотмашь, радуя наличием в зрачках маловероятного разума. – Естественно, я вопрос социального сношения полов изучал, после чего стал ярым противником свадеб и прочих брачных процессий. Поскольку свадьба, друзья мои, это всего лишь традиция, берущая начало с неразумных древних племён, ну а если взяться рассуждать так-то в принципе, то по большей части людям этого обряда не нужно. В основном свадьбы тёлкам нужны, чтоб там фоточки в инстаграм скинуть, что бы подруги кипятком ссали, а парням оно нафик нужно. Вот Танечка тогда и удивилась, что Головакин без конца про свадьбу талдычит, потому что не парняцкое это дело – к свадьбе готовиться, семейным гнёздышком обзаводиться. Да и вообще, дорогие мои товарищи, только призадумайтесь: что же вы делаете? на что тратите кровно заработанные денежки?.. Даже если б я был миллионером, ну реально было бы впадлу на всё это деньги тратить, это ж пипец сколько всего нужно организовать: костюм, платье, помещение, программа, дедушкин геморрой… А после свадьбы ещё последствия решать: кто-то нечаянно застрелился, кто-то колёса снял с лимузина, кто-то обосрался во время тоста, короче хз, я б категорически запретил такие свадьбы. Я вот помню к одному другу на свадьбу собирался, и в преддверии свадьбы только и слышал вокруг от всяких других евонных друзей: «ооо, ща пожру на халяву», типа «ооо, ща побухаю на халяву», типа «приду такой нарядный и все целочки мои будут», и всякие подобные речи; а по сути всё это выглядело так, что всем было похрен на саму суть свадьбы, все только пожрать и побухать пришли. Вот и я чисто на подарок червончик скинул, типа как за вход заплатил, и всё: получай полный он-инклюзив!!

– Цинично. – вздохнул Головакин.

– Похрен.