Микстура. Сборник рассказов

В понедельник с утра неожиданно позвонил директор департамента информационной политики «Розововой пони». Она пригласила на презентацию новых игрушек «Розовой пони», щедро обещая «забыть прежнее недопонимание и начать новую светлую страницу взаимоотношений», настойчиво добилась моего согласия, настояла, чтобы они за мной выслали автомобиль.

Всю неделю до пятницы была занята ужасно, потому что заболели мальчики, один за другим. Как всегда это бывает по закону подлости, родители с сестрой отдыхали, а муж до позднего вечера, иногда до ночи задерживался на работе. Я разрывалась между редакцией и домом, так что напрочь забыла о презентации. Но в четверг позвонила напомнить Лина, и, услышав в моём голосе неуверенность, настойчиво убеждала, что презентация состоится на загородном курорте, у меня будет уютный люкс, есть SPA, кругом лес для прогулок, меня привезут-отвезут, да и обсудить, как оказалось ещё не до конца снятые вопросы с их стороны в отношении моей статьи, необходимо.

Мальчишки мои ещё не выздоровели, но уже завтра возвращаются родители, они присмотрят. Да и муж пусть посидит с больными сыновьями, а то работа, работа, пропадает до полуночи, пусть узнает, какового это с больными детьми сидеть.

И отдохнуть.

И помириться окончательно с «Розовой пони», мне ведь такое поручение дано?

В пятницу в условленное время зазвонил мобильный телефон и мужской голос с сильным акцентом сообщил, что машина ждёт внизу. Акцент, настырность Лины, данное мной обещание, – захотелось убежать, зарыться в детской в одеяла, которыми укрыла малышей, оставляя их на няню, только бы не отвечать ни на какие звонки, только бы никуда не ехать, только бы поскорее вернуться в семью.

Но взяла себя в руки и спустилась вниз, где меня поджидал большой «Мерседес» игрушечного розового цвета.

Дверь открыл молодой статный мужчина с густыми исcиня-чёрными как уголь, вьющимися волосами и круглыми большими глазами, – Марио.

Передавая ему чемодан, благодаря за предварительно распахнутую дверь, устраиваясь в кресле, я отчего-то разволновалась, и чтобы скрыть смущение заглянула в телефон.

– О, кватроченто! Фра Анджелико? – он увидел футляр смартфона. Марио с таким непередаваемым итальянским звучанием произнёс это «О, кватроченто! Фра Анджелико?», что я вздрогнула, словно словами он коснулся меня. Я покраснела и стала объяснять, чтоб как-то преодолеть в себе и не показать ему моё волнение, что нам с мужем очень нравится кватроченто, что мы любим путешествовать по Италии, и что даже фотография фрески Боттичелли «Искушение Христа» заставка на статусе мужа в фейсбуке.

В просторном холле собралось много журналистов, представителей магазинов, детских садов, даже министерства образования. В кинотеатре показали фильм, где чудесные дети чудесно проводили время с розовыми и синими пони. После провели в зал, заставленный столиками с игрушками; дали поиграться, рассказали об уникальных технологиях производства. Марио сопровождал меня, пояснял какие-то нюансы, забавно изобразил, как дерутся мальчики, а после, узнав что у меня сыновья, исчез, но вскоре появился с двумя огромными пакетами, заполненными артефактами игрушечной цивилизации «Синих пони».

На фуршете я пила шампанское; его ловко подливал официант, который как-то всегда оказывался рядом, как только я делала несколько глотков.

Я смотрела в витринное окно ресторана на тёмное небо, тёмный лес, куда вела прямая асфальтовая дорожка, жёлтая от света фонарей, незрелыми ягодами земляники свисавшими на изогнутых чугунных ветвях со столбов, расставленных посредине. Как начало опасного пути для Красной Шапочки.

Кто-то приобнял меня за локоть, и моя кровь, как вода, долгие зимние месяцы покоившаяся подо льдом, с весенним паводком понеслась неудержимо. Я обернулась – Марио мне улыбался, Лина стояла рядом. Она спросила, как мне понравилась презентация, обещала завтра хороший день, на мой вопрос ответила, что Линда дала указание разместить в нашем журнале рекламу «Синих пони», а в понедельник на имя главного редактора уйдёт официальное письмо об отказе от претензий. Марио принёс нам по бокалу шампанского, она пригубила, извинилась и отошла к шумной группке из сети супермаркетов товаров для детей.

Марио молчал. Я отчего-то чувствовала непонятную радость каждый раз, когда, вздохнув, он пытался что-то сказать, но робел. Через минуту он произнёс: – Русский лес очень красивый.

Я не сказала ни слова. Тогда Марио взял меня за руку, его огромные восхищённые глаза оказались радостно близко, и в моём теле, как фонтан шампанского из бутылки, что я выпила, словно по команде некоего распорядителя праздника заискрился фейерверк счастья.

Когда всё кончилось, первое, о чём трезво подумала, – какую же глупость я совершила. Надо поскорее начать выходить из ситуации. Поговорим, и буду аккуратно его выпроваживать. Но Марио резко сел, так что пышный матрас кровати подтолкнул моё тело, взял в руки мою ладонь и стал, глядя в глаза, что-то говорить, говорить на итальянском. Я ничего не понимала, кроме «женщина», «красавица», «любовь», а потом по-русски, сбивчиво, с ошибками, о том, как он меня увидел в офисе, как забилось его сердце, как он вызвался сопровождать меня вместо водителя, а потом остановился на полуслове и любил меня, и после уснуть с ним под одним одеялом было не оказаться с незнакомцем в одной постели, нет, проснувшись утром я знала, что в эту минуту нигде бы не хотела быть, кроме как здесь и с ним.

Волшебная неделя.

Никогда ещё в жизни я не чувствовала счастье так полно и так долго. Шла обычная жизнь, работа, дети, муж. Но жизнь шла где-то внизу; я как индийский йог леветировала над ней. Я жила, но и не жила, как в транс была погружена в своё счастье, будто парила над суетной землёй в розовой сфере. Я не думала, совсем не думала о будущем с Марио, а если бы и подумала, вряд ли бы бросила всю свою нажитую жизнь ради жизни с ним. Но в ту неделю я могла себе позволить быть счастливой и жить одним днём.

Мой преданный умный муж видел, что со мной что-то происходит. Какой вывод он сделал свои большим логичным умом?

Воскресным утром муж принёс мне на подносе завтрак в постель. Я не могла смотреть на него, я прятала взгляд в чашке с кофе. Я была уверена, он заговорит об измене, но он сказал, волнуясь, что-то непонятное мне тогда:

– Твой папа всегда повторяет, что семья, а шире – общность близких людей, это единство способных на слабости, но не способных на подлость. Эта общность основа всего. Сейчас я с ним тем больше согласен, чем дольше живу.

Мои глаза испуганно смотрели на меня с черной как нефть поверхности кофе – неужели он всё понял про Марио?!

– Необходимо беречь наш мир, нельзя пустить в него жестоких и бесчестных! Извне мир животных, за хлебный кусок или сладость сладострастия уничтожающих себе подобных. Звери, понимаешь, просто звери. Огромный мир как танк раздавит нас, если мы, только мы, кто честен и предан лучшему, не будем все вместе, понимаешь? Я хочу, чтобы ты знала, что я всегда любил тебя. Говорю, если вдруг окажется, что я буду лишён возможности тебе это повторить. Ты должна знать, что сейчас я веду обычные дела, но они часть какой-то глобальной сделки. Некто, владеющий необъятными деньгами и властью решил переделать свой бизнес, вывести накопления, думаю, нефтяные и банковские, наверно и золото, но не всё, цены не проседали сильно на него, не важно, детали, вот этот некто, эта группа, потому что средства невообразимые, ведёт такое дело всемирно. Дело не преступное, но ценное, нет, бесценное тайной. Я обоснованно предполагаю, что множество вновь созданных компаний с цифрами и кодовыми именами это видимая часть этого передела.

Прибежали мальчики, попросили, чтобы я сделала банановый коктейль. Я отнекивалась, но мечтала уйти из спальни, чтобы он не спросил, как умеет, запутав в неясных вопросах, неожиданно и прямо главное: – Ты мне изменяешь?! Но муж сказал:

– Иди с ребятами. Просто помни, что я люблю тебя навсегда.

Больше мы не говорили, а в понедельник в обед я уже спешила на квартиру к Марио. Я знала, что не смогла бы позвонить Марио и проинформировать его ровным голосом, что видеться мы не будем, даже физически не выговорила бы эту фразу, сердце как пробка заткнуло бы горло, но при всём этом непонятные слова мужа раздражающе жили во мне.

Марио отчего-то выглядел испуганным. Он стал торопливо меня раздевать, однообразно повторяя «красавица, красавица», «люблю, люблю», как наша няня, разучивая стихотворение с моими сыновьями. С первой нашей встречи я чувствовала его насквозь и мне было противно от того, что сейчас он не любил меня, не вдохновлялся мной, а старался доставить мне удовольствие, выполнял половой акт, исполнял обязанность. Это было так унизительно, стыдно, что сразу после я встала, взяла чёрный халат, огромный, как плащ, на подобии тех, складки которых так любят изображать итальянские живописцы на святых, который Марио купил мне, чтобы я чувствовала себя уютно у него; мне хотелось спрятаться в халате, закрыться от чужого мне Марио в ванной, но он сильно потянул подол халата на себя: – Не одевайся, ты прекрасна, – сказал он таким деревянным голосом, что слёзы сами выступили у меня на глазах. Я оставила ему халат и поспешила в ванную, чтоб не расплакаться при нём, услышала его торопливые прыжки, стала оборачиваться, и в этот момент что-то тяжелое ударило в спину. Всё тело моё заполнил ужас, жидкий стул брызнул горячо мне на бёдра, и я шлёпнулась ничком на пол.

– За что?

– За розовую пони.

– За розовую пони?

Это было глупо, так глупо, как и мой вопрос:

– А почему без халата?

– Мне сказали надо попасть между рёбер, ближе к позвоночнику.

Негромко хлопнуло, и Марио лёг рядом, чуть ниже, так что я могла видеть, как мокнут в крови его густые чёрные вьющиеся волосы с застрявшим в кудрях белым пёрышком от подушки. Всё стало туманиться, боль усилилась, а потом ослабла, потом навалилась, будто малыш крутил, балуясь, ручку громкости приёмника.

Спальня наполнилась шумом, мне казалось это шумит кровь, пульсирует боль, но сказали: – В лужу не ступи, чтоб не следить. Заноси, заноси скоренько, ствол ложь в левую, он левша.

Я не видела его, но чувствовала, знала, что муж уже мёртв. Сашенька мой, мой милый Сашенька!

Господи, О, Господи, Боже, какие же они дураки! Ведь я ничего не связала, ничего не поняла, а Сашенька, он и не мог понять, я не говорила ему про игрушки. Боже мой, наша смерть из-за их страха и их глупости.

Нет. Смерть из-за моей вины, моего предательства мужа, детей, родителей. Какая боль снова. Может они меня? Но нет, муж застал с любовником, ни одного лишнего следа. Как же я не понимала, как много мы сумели сделать, каким прочным и красивым был наш мир, а я жила и принимала его как что-то обыденное.

Они создают вечный двигатель богатства, его шестерни, цепляющиеся одна за другую, скрыты, но каждая двигает следующую, та следующую, и так дальше, дальше.

Создавать потребности, а после зарабатывать, удовлетворяя. С детства приучить покупателей к своим продуктам, которые останутся с ними до смерти. Сколько их, средства гигиены, косметика, фармацевтика, продукты, спортивные товары, сотни, тысячи, десятки тысяч? Мой папочка мудро выбрал дочери безопасную, интересную профессию, но не мог.

Дети, мальчики мои. Остался быть хоть Сашенька, но я убила их отца. Пустила зло в дом. Неуловимые ментальные добавки, как в кошачий корм, чтоб население привыкало навсегда. В чём разница? Перенесли с животных на животного человека.

Больно.

Папочка, мама, сестра, они не оставят моих мальчиков. Наших с Сашей мальчиков.

Как умно.

Оставить сиротами.

Как жестоко.

Жизнь сна

Предисловие.

Во сне перевоплощается жизнь. Во сне события обыденной жизни принимают причудливый облик. И этот загадочный облик, и сам запутанный сюжет сна, есть информация о сущности каждого из нас. Сущности чувств и мировосприятия, что скрываются в тени рассудка.