Что не убивает

Выходит, Владимир Николаевич и правда «не против».

– Удачи, – сказал Эл. – Расскажите потом, чем дело кончилось, я заинтригован.

– Будет нескучно, – сказал Саша. – Надеюсь.

Он улыбался.

Они взяли рюкзаки с собой в салон, отчего сзади стало тесно, и, сопровождаемые гробовым молчанием хозяина Hilux, тронулись в путь.

Через минуту Владимир Николаевич нарушил молчание.

– Доедем до Челнов, дальше – сами, – желчно сказал он.

– Вова, не злись, пожалуйста, – сказала Настя как бы ласково, но с издевкой. – Они хорошие. Может, я тоже с ними поеду? Как ты на это смотришь?

– Езжай, – буркнул Владимир Николаевич. – Мне-то что?

– А как же любовь? Как же страсть? Кто лучше всех делает минет? У кого лучшая задница? Откажешься от этого?

Владимир Николаевич молчал.

– Ну так как? – не останавливалась Настя. – Откажешься?

– С удовольствием.

– Ребят, я к вам, кидайте сюда рюкзаки, – сказала Настя. – Поменяемся.

Она поставила рюкзак Саши себе в ноги, сверху – рюкзак Киры, перебралась назад и села между ними, благоухая ароматом жизнерадостности.

– Я с вами. Возьмете в компанию? Кир, ты не ревнуешь?

– Я за искренность.

– Молодец. Вы оба молодцы. Здорово, что мы встретились! Давайте знакомиться ближе.

Следующие несколько минут Настя щебетала как птичка, без умолку, то и дело прижимаясь к бедру Саши своим обнаженным бедром – то ли нарочно, то ли нет.

Девушка без комплексов. Она рассказала им все о себе, в том числе то, о чем лучше бы не рассказывать.

Она из интеллигентной семьи. Мама – кандидат философских наук, доцент, папа – профессор математики, алкаш. Первая сигарета – в двенадцать. Первый мужчина – в четырнадцать. Все наперекор, против течения. В шестнадцать – побег из дома. В восемнадцать – тайный брак с одноклассником. Через месяц – развод. Второй курс меда. Сплошные тройки. Отсутствие желания учиться и быть врачом.

«В.Н. – препод анатомии, самого сложного предмета, – напечатала она экране смартфона. – Берет деньгами и натурой. Решает с другими преподами. У нас с ним взаимовыгодное романт. путешествие;)».

– Чего ты хочешь в жизни? – спросила Кира. – Знаешь?

– Удовольствия. Развлечений. Денег. Секса. Чтоб не париться. Жизнь не для этого.

Это уж точно. Парится не она, парится Владимир Николаевич, вступивший в связь со студенткой и рискующий карьерой. Она знает об этом. Он у нее на крючке. Она способна на шантаж – кто-то сомневается? Видео, аудио, пятна на платье – все сгодится, если потребуется. В.Н. – наглядное пособие для урока о том, до чего доводит похоть. Не хотелось бы оказаться на его месте. Кто-то скажет, сам виноват – но тут оба хороши. Он – алчущий плоти препод, она – юная вертихвостка-манипулятор, взявшая его за член и сжавшая как следует. Она привыкла высасывать и выбрасывать. Она пользуется людьми и не парится, жизнь ведь не для этого. Как-то даже жаль Владимира Николаевича, не заслужил он того, чтоб им помыкали, хоть и дурак.

В Набережных Челнах остановились в центре. В.Н. не спрашивал у них, где им было б удобнее. Остановился, и все. Полчетвертого третьего дня, шестая точка на маршруте, по-прежнему жарко и душно.

– Приехали, – мрачно бросил В.Н. – Конечная.

«Быстро валите отсюда», – услышали они в его голосе.

– Спасибо, – сказала Кира.

– Спасибо, – сказал Саша.

– Спасибо, – сказала Настя.

Саша до последнего думал, что она останется с «преподом». Так всем было бы лучше – кроме «препода». Иначе их ждут проблемы. Ехать с ней – плохая идея, пусть в некотором смысле и заманчивая (спросите Владимира Николаевича).

Не тут-то было.

– Адьюс, Вова! – Настя выпорхнула из машины с сумочкой Louis Vuitton на плече. – Покупки потом заберу, храни как зеницу ока!

Владимир Николаевич уехал, больше не сказав ни слова.

Саша и Кира надели рюкзаки. Настя поправила сумочку на плече.

Как выяснилось, она знала город не лучше них. Она бывала здесь пару раз и не ориентировалась на местности.

– Набережные Челны – странный город, – сказала она. – У него нет центра. Какой-то лабиринт из панелек, где дома длиной в квартал, а улицы шириной в километр. Я здесь чувствую себя маленькой.

Настя попала в точку. Новаторские решения семидесятых были своеобразны и неоднозначны. Панельные дома-муравейники, тянущиеся китайскими стенами на сотни метров вдоль дорог и изламывающиеся на перекрестках. Гигантской ширины проспекты, с дублерами и выгоревшими на солнце полями-газонами. Советский архитектор-колосс так мощно раздвинул улицы вширь, что с одной их стороны едва видно другую. Московские проспекты и рядом не стояли. В деревьях недостатка нет, но они теряются в пространстве, отчего кажется, что зелени мало. Избыток свободного места непривычен для городского жителя, выросшего в плотной застройке. Спроектировано с размахом КАМАЗа. Плоть от его плоти. Город неотделим от завода, а завод – от города.

Пообедав в кофейне возле площади Азатлык, отправились на прогулку, благо жара спала.

Все-таки есть у Челнов какой-никакой центр, и он здесь. Площадь немаленькая, под стать улицам, – двести на пятьсот метров. В торце – коренастое здание мэрии, собранное из крепких бетонных прямоугольников разных размеров, квадратное при взгляде сверху, твердо стоящее на земле. Типичный образчик утилитарной партийной архитектуры. От него веет архаичной бюрократической силой. Ты никто против нее, не сдвинешь, даже не думай. Сам МакМерфи не сдвинул бы.

Площадь преобразилась после реконструкции. Саша видел в Интернете ее прежний облик: квадратные километры старых каменных плит с пробившейся между ними травой, клочковатые газоны, своего рода гармония со зданием мэрии – а теперь здесь ландшафтный дизайн, новая плитка, светлые скамейки разнообразных форм и размеров: прямоугольные, круглые, волнообразные, – и на этом фоне мэрия выглядит динозавром из прошлого, живым ископаемым, советским анахронизмом.

Прогулявшись по площади, поняли, что дальше идти не хочется. Нет ничего там, впереди, чего бы не было сзади. Пора уезжать. Их ждет Уфа, родной город Насти.

– Когда нет мужчины, я живу с родичами, – сказала Настя. – В последнее время редко. Не нахожу с ними общий язык. Они считают, что я слишком легко живу, неправильно, а мне тошно от них. Работают с девяти до шести, потом смотрят телек, потом спят в разных комнатах и храпят. Я не хочу так. Я вообще не знаю, зачем так долго быть вместе. Они не любят друг друга, просто привыкли, ссорятся из-за хрени всякой, зато женаты двадцать три года. Ужас. Я не понимаю их и не хочу брать с них пример.

Пообещав Саше и Кире вечернюю экскурсию по Уфе, Настя взяла на себя поиск желающих подбросить их до места – задачу, осложненную тем, что теперь их стало трое.

Желающих не было.

Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали. Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали.

Наученный прежним опытом, Саша дал Насте лист с надписью «ВЛАДИВОСТОК».

– Вот, – сказал он. – Иногда помогает.

Не помогло.