– Поехали!
– Сколько?
– Да заправишь меня просто.
– А вам по пути?
– Да… Женщина меня там одна ждёт.
Таксист попросил слить ему на руки воды, умылся, и мы отправились в путь. Армянина звали Арарат, и он, если угодно, таксист Казанова. Как он объяснил сам: «Люблю таксовать, потому что женщин возить можно, а если разговор завяжется, то и не только разговор!»
– Сколько туда ехать?
– Часа два, а ты Лысые Медведи знаешь, почему так называются?
– Нет.
– Там давно, деревни когда не было ещё, земля хорошая была, поэтому туда и начали люди селиться да дома строить. А там всё есть: и лес, и озеро – картина короче. И жара сильная тогда летом была, трава за секунду загоралась. Тушить успевали, но как-то раз лес загорелся. Белочки, зайчики, видимо, враз погорели, а живность покрупнее просто шерсть подпалила и вышла из лесу. Местные перепугались, что огромные крысы повылезали, потом поняли, что это – медведи. Оно ж раньше как называли деревни – чё случилось, тем и называли. Большие Кучи, Глубокие Ямы, Грязные… Ямы…
– И такие есть?
– Да того рот есть, страна ж огромная!
Мы ехали по просёлочной дороге, и, чтобы пыль, подымаемая колёсами, не попадала в салон, окна пришлось закрыть. В машине стало жарко, от этого меня начало клонить в сон. Сквозь дремоту доносились фрагменты из историй Арарата: «…долбил…», «…драл…», «…трясутся…»…
Проснулся я от удара головой о потолок.
– Дорога хуже становится – подъезжаем, – констатировал водитель. – А ты чего не сказал, что уснул? Я такую историю рассказывал! Второй раз так не расскажу.
– Да я приблизительно понял.
Дорога действительно была плохой, даже для просёлочной. Одна из ям была настолько большой, что по форме и размеру походила на след ноги великана. Мы остановились на окраине посёлка. Как я понял, это была площадь, ведь на ней располагались все самые важные здания. Остановка, и через пару домов сельсовет, куда первым делом мне и надо было зайти.
Глава 2 «Лицо администрации»
Попрощавшись с Араратом, я забрал свои вещи из машины и принялся смотреть на Лысых Медведей. Справа от меня виднелась небольшая тропинка, ведущая к холму, за которым начинался лес. Слева – поляна, на которой бык, безуспешно пытаясь оплодотворить корову, заваливался на бок. При всем при этом корова не переставала обедать. Сразу за совокупляющимися располагался водоём. Сам же посёлок, кроме названия, не отличался от других, увиденных мною ранее, ничем особенным: где-то стояли покосившиеся дома и заборы, где-то дворы были более ухоженными.
Мне нужно было найти 21-й дом. Он же был и администрацией, и сельсоветом, и, наверное, последним домом по счёту в деревне. Найти его было несложно, ибо обнесён он был свежеокрашенным забором, за которым стояла до блеска вымытая «Нива». Во дворе сельсовета было всё довольно-таки ухожено: клумбы с цветами, беседка и небольшой виноградник. Фасад дома покрашен белым, а его основание голубым цветом. Вокруг «разливался» опьяняющий аромат краски, однако умиротворение всей этой красотой нарушил крик, доносившийся из открытого окна:
– Пасочкин! Надо козьи какашки с порога подмести. Щас новый участковый приедет! Мне нельзя: я – слуга народа, а ты – мой слуга соответственно. Крыльцо администрации – это лицо деревни, а значит, и твоё. Ты ж не хочешь, чтоб у тебя на лице козьи гомны были?
– Щас уберу… – недовольно ответил, судя по всему, Пасочкин.
– Ну вот, иди и убирай!
Я не стал утруждать некоего Пасочкина убирать крыльцо, поэтому решил опередить его и сообщить о своём прибытии председателю. Зайдя в здание сельсовета, сразу попал в кабинет, где стоял худощавый парень в очках чуть моложе меня, а в конце комнаты за столом, судя по голосу и фактуре, – сам председатель. Это был пухлый, практически облысевший мужичок в подтяжках, белой рубашке с коротким рукавом, льняных брюках и кремовых сандалиях под чёрные носки.
– Здравствуйте. Я ваш новый участковый – сержант Кузнецов, мне сказали по приезде к вам. Виктор Степаныч, как понимаю?
Председатель окинул меня взглядом, и его состояние изменилось с встревоженного на расслабленно безразличное. Скорее всего, он ожидал, что из города приедет представительный мужик, который «власть имеет» и на порог в «какашки» не вступит. Поэтому он откинулся на стул и бросил Пасочкину:
– Можешь не убирать… Участковый, значит? Ну, будем знакомы. Я Виктор Степаныч Дубилов, а этот – Пасочкин. Он на практике тут. Правая рука моя безрукая. Ну, чё те надо? – стал озираться он по сторонам. – Ключи от хаты? Держи, поживёшь в доме Зубова. Валентин, проводи человека до дома.
– А я не знаю, где Зубов жил, – растерянно ответил Пасочкин.
– Не знает он, блядь, – еле слышно буркнул Дубилов. – Ладно. Пошли. Я тебе окрестности заодно покажу. Да и жопа уже работать болит.
Мы вышли обратно на улицу. Дубилов, жестикулируя по всем сторонам света, обозначал:
– Вон там церковь, но Бога там нет, купол привезли, но рабочие так сказать… Не по этим делам оказались… Ну эти… Каких их?… – председатель стал щёлкать пальцами, безуспешно пытаясь запустить мозговую активность.
– Я понял, – упростил ему задачу я.
– Ну и помогать ставить купол отказались, а деньги на новую рабочую бригаду у нас не задерживаются…
– В смысле не задерживаются? – понимая, что правды не услышу, спросил я.
– Ну… То туда, то сюда… – замялся Виктор Степаныч. – Там, значица, клуб. Он и медпункт, и библиотека, и любое необходимое помещение. Ну и «Нива» – моя! Хотел зелёную взять или голубую, но потом понял, что если где-то в поле встану, или аккурат на горизонте где, или у водоёма, или в лесу, короче, где угодно в округе встану, то с далека не увижу и придётся новую покупать… Я ж так «Жигули» посеял… Ну точнее, утопил, но если бы они, как эта «Нива», красные были, то я б их в воде точно нашёл! Нет, ну ты посмотри! – приободрился председатель. – Полный привод, сиденья откинул, и всё – романтика, салон – мех, внутри пахнет новьём…
В этот момент стало ясно, что Дубилов эту «Ниву» любит больше, чем свою деревню, и, судя по приблизительной цене машины, в ущерб Лысым Медведям.
– Ну и всё. Заболтался. Ладно, пойдём, я тебе уже дом покажу.
Мы двинулись вверх по улице. Шли молча. Я понял, что деньги на рабочую бригаду, «Ниву» и другие блага жизни были неоднократно «прихватизированы», поэтому Дубилов перестал хвалиться, чтоб не ляпнуть что-нибудь из разряда вон компрометирующее.
По ходу движения я заглядывал во дворы местных жителей, в одном из которых в клумбе с цветами ковырялась скрюченная бабушка.
– Баб Нюр, здравствуй! – крикнул председатель.
– Ага…
По тому, что буркнула эта бабулька, стало ясно, что Дубилов неприятен не мне одному.
– Эт Баба Нюра, она тут половину народу вырастила и воспитала: родители на работу, а ей детей своих отдают. Бабка строгая – у неё не забалуешь.
Мы шли дальше, под кустом лежал велосипед, под велосипедом лежал без сознания мужик в тельняшке и вонял. Я подбежал к нему, чтобы проверить на присутствие в этом теле жизни и по возможности разбудить. Дубилов спокойно:
– Оставь… Это Мишка Запой… Он безобидный. Алкаш местный, оклемается, сам домой придёт.
Я потрогал пульс, поднёс ладонь ко рту – тело дышало. «Парфюм» запоя пах так же, как и обезьянник в моём отделе. Поэтому сработал эффект, какой бывает, когда где-то в толпе ощущаешь аромат духов, каким пахла та самая девушка, и перед глазами на доли секунды всплывают все воспоминания, связанные с ней. Тут ровно так же, только вместо приятных воспоминаний -буйные бомжи, алкаши и дебоширы.
– Дышит вроде.
Отряхиваясь, я спросил у председателя:
– Запой – это фамилия что ли?
– Не, фамилию его уже никто не помнит. Он приехал не так давно, заселился в том доме, покосившемся, и пьёт, не переставая. Откуда у него деньги главное?… Не работает же!