Разные понятия

– Его благородие, – как урок отвечает Родька: – его благородие старого уланского Ольвиопольского полка отставной ротмистр и кавалер Или-о-дор Бахмутов к себе на двор Сеньку Покатилова пускать не приказывали!

Глазки Родьки глядят зло и надменно.

– Что? Что такое? – повторяет, бледнея всем лицом, Покатилов и приближается к Родьке.

– Ротмистр и кавалер Или-о-дор Бахмутов Сеньку Покатилова, – говорит Родька и умолкает, чуть не сшибленный с ног кулаком Покатилова.

– Что-о? – сипит Покатилов, перекосив брови.

На лице Родьки красное пятно.

Лидия Илиодоровна виснет на руке Покатилова.

– Ради Бога, ради Бога! – испуганно шепчет она.

– Пускать на двор не прика-зы-ва-ли, – надменно повторяет Родька.

– Батюшка не желает меня видеть? – спрашивает его Лидия Илиодоровна.

– Вас просят к себе, а их-с, – указывает Родька глазами на Покатилова: – их-с на двор пускать не прика-зы-ва-ли.

Покатилов с ленивою усмешкою садится в фаэтон. Лидия Илиодоровна проходит мимо почтительно посторонившегося Родьки в ворота дворика. Родька следует за нею и говорит:

– До чего вы довели нас, барышня! Барин всею ночь, глаз не смыкамши, в роде как бредили. С ними на манер маленького ударчика-с было. Язычок плохо слушаются и головка трясутся-с.

Родька умолкает. На крыльце флигеля стоит Бахмутов. Его седая голова не покрыта, глаза мутны, но сухи. На последней ступеньке он спотыкается и падает одним коленом на землю. Родька бросается к нему на помощь, но он оправляется сам и глядит на дочь, тряся головою. Дочери хочется крикнуть: «Батюшка, как вы постарели»! Она шепчет:

– Батюшка, ради Бога… батюшка!

– Нет батюшки, – говорит Бахмутов, картавя заплетающимся языком: – был батюшка, нет батюшки. Есть отставной ротмистр Бахмутов.

– Идемте в сад, – добавляет он, отворяя повисшую на одной петле калитку.

Дочь мимо него проходит в сад. Родька не смеет следовать за господами; он остается у калитки и смаргивает с жидких ресниц тонкие слезинки. Бахмутов идет аллеею; его ноги точно вязнут в песке.

– Лидии Бахмутовой нет, – говорит он: – Лидия Бахмутова умерла, а не в содержанки к Сеньке Покатилову пошла.

– Если ты Бахмутова, – вскрикивает он: – умереть должна была в девках, а не в содержанки идти!

Дочь идет за отцом бледная, как полотно, с опущенными ресницами.

– Вот что осталось у меня от дочери, – говорит отец и показывает рукою перед собою.

У старой беседки стоит новый деревянный крест; на кресте кривая надпись: «Здесь покоится тело боярышни Лидии Бахмутовой, скончавшейся на 25 году от рождения 8-го октября сего 1890 года».

Лидия Илиодоровна закрывает лицо руками и истерически рыдает.

– Батюшка, за что так жестоко? – повторяет она.

Бахмутов вздрагивает. Перед ним стоит Покатилов.

– Что за бессмыслица! – говорит тот, показывая на крест: – Мы к вам, как добрые, а вы… как вам не стыдно! Я желал с вами мира, я всю неделю хлопотал по вашим делам, ездил в город, выкупил ваш несчастный клочок, скупил все ваши векселя и вчера сжег их в печке. Вы стоили мне 8 тысяч, а вы… какая неблагодарность! Ведь если бы не я, вас выселили бы отсюда судебные пристава!

Бахмутов стоит с багровым лицом.

– Та-ак ты еще мне за дочь за-а-платить хочешь! – наконец выкрикивает он.

– Вон отсюда, мерзз… мерзз… – кричит он, тряся головою, – я вас прокля… прокля…

Покатилов насильно уводит рыдающую Лидию Илиодоровну из сада.

– Прокля… прокля… – раздается за их спиною картавый хрип.

Родька помогает барышне сесть в фаэтон и смаргивает к себе на красный нос слезы. Покатилов, вяло улыбаясь, просит его убедить Бахмутова помириться с дочерью. Но Бахмутова убедить трудно.

Он полулежит в саду, привалившись плечами и затылком к деревянному кресту. Его бритый подбородок туго уперся в грудь; седые усы висят книзу. Из-под усов черною и кривою впадиною темнеет полуоткрытый рот. Не моргая, он странно глядит на носки своих туфель. Две вертлявые синицы с любопытством разглядывают с веток клена истертые шнуры его плисовой венгерки.

Бахмутов неподвижен. На лице его смерть.