Как член совета директоров он ездил по собраниям и, поддерживая баланс интересов, получал иногда от местных небольшой гешефт, правда, скупердяи часто ограничивались лишь сауной с девками.
Несостоявшийся медик проститутками брезговал, а парился любил, особенно с дубовым веником.
Общаться мы стали по воле случая.
Юрист сидел один в комнате, имел стационарный телефон, и я нередко заходил к нему позвонить по межгороду или заграницу. Конечно, на халяву.
Лелик доброжелательно встречал меня и, терпеливо выждав, когда закончу, поил чаем с сушками.
Я часто разговаривал с Приэльбрусьем, узнавал про снег, про трассы и, слыша мои переговоры, хозяин кабинета однажды не выдержал и спросил:
– А горные лыжи – это сложно? Я не пробовал.
– Хочешь рискнуть? В выходные, если отвезешь, дам экип, и кое-что расскажу для первого раза.
Воскресный выезд на горку показал, что лыжи и юрист совместимы плохо. Он добросовестно внимал моим наставлениям, но сам повторить ничего не мог. Плохая координация у парня сомнений не вызывала, к тому же он оказался тугодум и явно тормозил.
Приободряя упавшего духом Лелика, я подсунул ему сноуборд, надеясь, что на нем у него хоть что-то получится и оказался прав.
На борде юрист с грехом пополам все-таки осилил горку, повторил уже лучше и, гордясь собой, довольный заявил, что купит доску.
Пугать его мрачными перспективами я не стал, и чтобы быстрей отвязаться от него, одобрил план.
Весной 2007 года я обсуждал, как обычно, в комнате Лелика поездку на Чегет, и он неожиданно напросился со мной.
Отказывать не хотелось, но и тащить с собой балласт тоже и, сославшись на старую компанию, я предложил ему доехать самостоятельно.
Майский Чегет в тот год встретил нас зимним холодом и мощными снегопадами.
Борясь с непогодой, по пояс в снегу, Лелик отчаянно «пахал» склон и доказывал, что у него тоже «железные яйца», вызывая уважение райдеров. Даже мне тогда показалось, что я ошибся в оценке парня.
Однако первое знакомство с Приэльбрусьем, как и первый блин, оказалось для Лелика неудачным.
Хилый организм юриста, не выдержав стойкости его духа, дал сбой и Лелик сорвал спину.
Как следствие этого, на сноуборде он поставил крест, а позже, с большим трудом освоил лыжи.
Испытание экстримом в больших горах также не прошла и нежная психика неофита.
Пятого мая в крутом кулуаре я попал в лавину и, пролетев больше ста метров, чудом остался жив. Это событие и мой рассказ внушила юристу мысль, что смерть здесь ходит по пятам за каждым и, сделав нужные выводы, с Чегетом он завязал навсегда.
Но это будет потом, а пока в баре на вечернем apres ski он выпытывал у меня:
– Леш, скажи честно, а я смогу хорошо кататься? Пусть не как ты, но все равно прилично…
– Сможешь, если просидишь в горах сезон.
– А ты сколько проводишь?
– Дней пятьдесят набираю. Бывает и больше.
– А как же работа? Вика меня даже между праздниками отпускать не хотела!
– Будь сам «викой»!
– Не понял… Что ты имеешь ввиду?
– Становись руководителем и чем дальше от Москвы и Фонда, тем лучше. Свободы больше.
Лелик выпил, пошевелил губами и, переварив сказанное мной, начал, кажется, что-то понимать.
Вот на это «кажется» сейчас я очень надеялся!
– Знаешь от куда такая диспропорция в количестве неудачников и состоявшихся людей, – начал я издалека, – хотя Бог, как гласит Библия, создал нас равными и дал шанс каждому?
– Не все могут им воспользоваться…
– Согласен, но многие даже не видят его, хотя он есть, – и я перешел к главному: – Я здесь для того, чтобы ты не пропустил свой шанс. Другого не будет!
По-детски улыбаясь, Лелик ничего не понимал.
– Меня хотят перевести в Сочи директором на «Столицу». Я не поеду и могу предложить тебя.
– Почему не хочешь? – заподозрив подвох, спросил юрист. – Ведь Сочи круче Анапы!
– Есть причины, – объяснять Лелику свои рефлексии я не собирался. – А ты испугался? Чего?
– Не уверен, что получится: я никогда никем не командовал, да еще и Вика не отпустит.
– А ГУЛАГ? Ты же капитан! – пока учился на юриста, Лелик служил врачом в тюремной больнице.
– Зеки другое дело. Там командовать не надо. Приказал – сделали, а если нет, рапорт и в ШИЗО!
«Вот сука!» – подумал я, вспомнив капитана Балуду, своего лагерного начальника, и продолжил:
– Вике скажут – она отпустит, а директором и я не родился. Научишься. Если что помогу, не брошу. К тому же в Сочи – перспективы! Там в четырнадцатом году Олимпиада будет. И еще: лет десять попашешь и можешь на покой. Бабла даже внукам хватит.
– Олимпиада – это здорово, – чтобы не молчать протянул юрист, пропустив мимо ушей главное.
– Так как, согласен? – я добивался ясности.
– Можно попробовать, – неуверенно сказал он.
«Пробуй, ссыкун!» – радостно подумал я и, быстро закруглив встречу, пошел звонить Циркулю.
– Что-то еще? – тот недовольно буркнул, узнав меня по номеру.
– Есть плохая новость и одна получше.