как будто виновато и с сарказмом:
– Какой сегодня век?
Я растерялся.
И с видом непонятным на лице
(меня дурманило от пива), ответил:
– Двадцать первый! –
Губами, возмущаясь криво,
подняв дугу своих бровей,
напряг своих мозгов корней,
вопрос воспринял шуткой верной.
– Я не шучу! – Ответил человек. –
А просто восхваляюсь поколению! –
и начиная разговор со мной,
он посмотрел мне прям в глаза,
в которых я, увидел неземной,
но как слеза простор во времени.
В его улыбке, словно пробежал укор
и на меня почти в упор
повеял холодом внезапный взгляд.
Он начал снова разговор,
а голос, словно изнутри
ворвался в душу моего дыханья
и в силу притязанья,
что извне, он вполне серьёзно
и учтиво, с поклоном головы представился:
– Меня зовут Номед. Я неместный,
но особо повсеместно,
может там, а может тут,
отдельным людям всё-таки известен.
Небрежно и уверенно в движении,
он достал сигару из кармана и
упорно раскурив её, задумался.
Я же в этой паузе очнулся спешно,
словно вдруг проснулся и назвался:
– А меня зовут Иван.
«Не знаю, почему, я это имя выбрал?»
Он улыбнулся, словно знал,
как звать меня на самом деле и
несмотря на весь обман,
его мой голос не обидел,
а наоборот развеселил.
Самоуверенно вдыхая дым сигары,
как будто всё вокруг
отныне принадлежит ему,
расслабился на лавочке довольно и
придавая наглости картине
продолжил снова мысль свою:
– Ты в Бога веришь?
Меня вопрос застал врасплох;
не каждый раз, когда я отдыхаю,