Мелодия любви. О чудиках, проснувшейся нежности и кухонном детекторе лжи

И тут же в кармане раздался звонок.

– Ты чего машину так странно поставил? – спросил голос жены. – Я сверху из окна на тебя смотрю. С машиной что-то случилось?

– А надпись на снегу видишь? – поинтересовался Семен.

– Вижу. Только при чем здесь это? Машину же поставить на место надо.

– Да подождет наша машина. Что вы все – машина, машина. А тут на снегу – любовь. Вот снег скоро пойдет, надпись запорошит, тогда и заеду.

– А соседи ругаться на тебя не будут? – заволновалась жена. – Ты же не один в доме живешь. Вдруг всем мешаешь.

– Да проедут они, успокойся. Лучше скажи, ты не забыла, какие я тебе письма на снегу писал?

– Помню, помню, – засмеялась жена. – Ладно, поднимайся домой. Ужин ставлю греть.

– Ага. Только сначала сбегаю в одно место.

– Куда еще?

– Скоро узнаешь.

Семен закрыл машину и пошел со двора в сторону магазинов.

А через пять минут вошел в квартиру с букетом цветов и, вручая их жене, торжественно произнес:

– Танечка, я люблю тебя! Семен! Помнишь?

– Надо же, – засмеялась Таня. – Неужели тебя эта надпись на снегу так взбудоражила?

А через час, как и обещали синоптики, опять повалил снег.

Семен с женой стояли, обнявшись, у окна и с грустью наблюдали, как медленно исчезают буквы на снегу.

– Пойду парковаться. Надеюсь, эта Маша скоро станет счастливой. И ее Костя тоже.

Собачье счастье

– Пап, с нашей собакой посидишь пару недель? Мы всей семьей в Турцию собрались, а Бульку оставить не с кем. Не брать же ее с собой.

Василий на несколько секунд задумался, и позвонившая дочка ждала. Она понимала, что пенсионеру отцу с собакой одному будет тяжеловато, но деваться было некуда.

– Ладно, привози, – скрепя сердце пропыхтел отец. – Но только ты же знаешь, я этих домашних собачонок не очень. Глупые они. И у меня ничего для них нет, ни еды, ничего.

– Ой, пап, все привезу! А в нашу Булю, уверена, влюбишься.

Уже на следующий день дочь доставила это маленькое странное пятикилограммовое существо породы пти-брабансон, которое прямо с порога бросилось Василию в объятия, тут же всего его облизало и, изо всех сил виляя хвостиком, стало намекать, что с ним будет очень весело. Василий растерялся от такой ласки и не знал, как на нее отвечать.

– Видишь, пап, какая она классная.

Дочка выгружала из сумки собачьи вещи – пакет с сухим кормом, одежду, пеленки и даже миски.

– Значит так, кормить будешь ее два раза, утром и вечером, – начала давать наставления. – Гулять утром и перед сном. Днем тоже можно. А если что – пеленка в коридоре пусть будет расстелена, на всякий случай. Она на нее по своим делам сходит. Вдруг проспишь.

– Вот еще. Я в пять уже на ногах.

– Значит, вы с ней поладите. – Дочка поцеловала папу и направилась к порогу.

– Погоди, – опомнился отец. – А по Даше собачка скучать не будет? Это же внучкина собака. Ты говорила, что они с ней не разлей вода.

– Ой, пап, – дочка, как всегда, очень торопилась, – все будет нормально.

Она ушла, и у Василия началась совсем другая жизнь, полная странных непривычных забот.

В первый же день собачка неловко спрыгнула с высокого дивана и долго скулила. Василий сгреб ее в охапку и потащил в ветклинику. Там ему сказали, что с собачкой все хорошо, и надавали кучу полезных советов.

Заметив, что Булька неохотно ест сухой корм, Василий стал готовить для собачки «нормальную» еду. Затем нашел площадку, где можно заниматься дрессировкой. Но самое приятное оказалось гулять с собакой в парке. На такую чудную пару все тут же обращали внимание, заводили знакомство, и домой оба – Булька и Василий – возвращались веселыми и жизнерадостными.

Когда новый компаньон уставал, Василий брал его на руки, прижимал к груди, и частый стук маленького сердечка будил в его огрубевшем сердце забытое чувство нежности. В общем, с Булькой ему было очень хорошо. Он чувствовал сумасшедшую любовь к этому маленькому комочку, и это давало стимул к жизни.

Но все когда-нибудь заканчивается. Вот и счастье его в одночасье закончилось – в тот самый миг, когда дочка, зять и Дашенька, отдохнувшие, приехали к нему. Булька бросилась в объятья внучки, и через полчаса его дом опять опустел. Правда, в тот миг, когда гости уходили, собачка вдруг стала отчаянно вырываться из объятий внучки, но усилия ее оказались тщетными.

В тот вечер Василий плакал. Так он плакал, только когда хоронил жену. Усилием воли кое-как взял себя в руки, напился успокоительных капель и стал укладываться спать.

Вдруг раздался телефонный звонок.

– Пап, у тебя все в порядке? Ничего не болит?

– У меня все хорошо, – голос Василия был непривычно глух.

– Я чего звоню-то. Булька как будто с ума сошла. Стоит у двери и плачет. Вот и подумала, вдруг что с тобой.

– Не рви мне сердце, – простонал Василий, отключил телефон и опять заплакал.

Заснул с трудом. А в пять утра автоматически проснулся и не захотел вставать с постели. Пожалел, что наступило утро. Что вчера не умер.

Кто-то открывал ключом его входную дверь. Наверное, дочка – только у нее от квартиры Василия был свой ключ. Ему стало неприятно, никого не хотел сейчас видеть.

Но вдруг послышался быстрый радостный топот собачьих лап. Булька с визгом взлетела на кровать и лихорадочно, с тонким скулением, стала облизывать ему лицо.

– Пап, – в комнату вошла дочь и сразу же заплакала – то ли от сцены, которую увидела, а может, и от любви к отцу.

– Мы подумали и решили, – дочка утирала слезы рукавом, как будто ей было лет пять, – оставим Бульку тебе. Она ведь так всю ночь и не уснула. И нам спать не дала. Все рвалась из дома. К тебе.

– А как же внучка? – Василий прижимал к себе этот теплый комочек и никак не мог поверить счастью. – Это же ее собачка.

– Так это же Дашка и решила тебе Бульку подарить. Она же вся изревелась, глядя, как Булька убивается. Мы ей другую собачку заведем.

А Булька все облизывала Василия и тоже никак не могла поверить в свое собачье счастье.